Зеленые холмы Винланда

– Ох! – крякнул Ленок, стукнув себя кулаком по лбу. – Там же Ту-ки-си осталась, в доме! Моя скво!

– Тихо тут! – шепнул Белян. – Главное, не дать им опомниться. Не сообразят… – И снова рявкнул тем, кто в доме: – Если же вы с нами, то пусть на двор выйдут Гру-корсар и Канут-кубарь. Не оружные и с руками связанными. Нам их поспрошать надобно. Ну?

Стало тихо.

Ленок потеребил бороденку и еле слышно сказал:

– Будто все это было уже, а? Как такое называется? Старая память?

Вот так же новгородцы выжидали, когда рыжий боров Аульв к ним из осажденного дома выйдет. И он тогда вышел. И лишился самого ценного мужского в поединке с Ормом. Как-то будет нынче?

– Не старая память, – поправил Сивел, – а повторение маневра. Понимать надо, Ленок.

Затишье в доме вдруг нарушилось. Возня и борьба в доме случилась, если по звукам судить. Долгая возня, долгая борьба. После – снова затишье. И трубный голос Торма-молчальника:

– Слышь, Белян! Дверь-то отвори. Иначе как им на двор выйти, Кануту и Гру? Мы руки им связали… Да что случилось-то, Белян?! Объясни толком! Ничего нам не ясно.

– Кому – нам?

– Ну, мне. И Свену. И Гуннару. И Ньялу тоже…

* * *

Немного времени понадобилось, чтобы всем все ясно стало. И хорошо, что немного. Ибо чего-чего, а время здесь и сейчас надобно беречь и беречь. Судно рыжего Аульва шло к берегу, а до него всего миля.

Гру-корсар и Канут-кубарь не стали запираться, рассказали. И как Тили-обжора подбил их на охоту за женами. И как они от склерингов бежали. И как рыжий Аульв с Эйнаром в последний миг их спасли. И как принудили их на свою сторону перейти, иначе – смерть.

Ночью Аульв намеревался на усадьбу напасть – с моря. Расспросил Тили-обжору, Гру-корсара да Канута-кубаря про укрепления, про частокол, про башенку сторожевую. Понял, что только ночью и сладит, пока все сонные. А знак с башенки кто-то из них троих подаст. Кто в карауле встанет, тот и подаст. Вот Тили-обжора подал знак…

* * *

Новгородцы вместе с Ньялом заняли позицию за частоколом, нацелив стрелы на приближающуюся к берегу лодку, отвалившую от кнорра Аульва. Кнорр встал шагах в двухстах, чтобы на мель не угодить. Торм и Свен хоронились в прибрежных камнях по левую сторону. Гуннар и Ньял – по правую. Тоже тетиву теребили, готовясь в один миг лук натянуть.

Лодка шла тяжело, переваливалась с боку на бок, груженная разбойниками Аульва. Иначе и не назвать лихих людей, которые под покровом ночи сонных режут. Разбойники и есть. Однажды им это уже удалось, но по второму разу не получится.

Белян наказывал по-тихому постараться. Сразить разбойников, как только те к берегу пристанут. Пока будут увязать в зыбучем песке на первых порах – тут всех и сразить. Слева стре2лы, справа стре2лы – из-за камней. И от частокола, в лоб – стре2лы. Дальше лодка должна с одним или двумя гребцами снова к судну податься – за новой партией разбойников. Тут-то за гребцов сядут Белян и Сивел. Торма со Свеном тоже прихватят. Во тьме ночной поди разбери, кто в лодке возвращается! Ну, а дальше… Вчетвером как-нибудь управятся на судне. Тем более что без вожака разбойники обычно сразу теряются.

Да, вот задача так задача! Не только оборониться, но и кнорр вражий захватить, своим сделать. А на нем уже можно хоть куда! Хоть… домой.

Лодка все приближалась. Уже видать смутные фигуры на борту. Ленок, щурясь в темноту, беззвучно шевеля губами, пересчитал по головам. Эх, многовато их в лодке, многовато. Без четырех – дюжина. А защитников усадьбы – семеро. Значит, семь стрел для первого внезапного удара. Значит, кто-то из разбойников после первого внезапного удара цел останется, крик поднимет. Эх, когда бы еще одного-другого стрелка в засаду! Но тот один-другой, оба-два, в доме лежали, связанные по рукам и ногам, с кляпом вонючим во рту. Гру-корсар и Канут-кубарь… Всеми богами божились, что не предадут, что искупят вину изрядной защитой усадьбы. Может, и взаправду раскаялись. Однако единожды предавшему кто поверит? На всякий случай пусть лежат…

Но что же делать с тем восьмым, для которого стрелы недостает? А и ладно! Как пойдет, так пойдет. Менять что-нибудь поздно. Да и что тут изменишь?!

Лодка шаркнула днищем о песок. Разбойники попрыгали в мелкую воду, грузно побрели на берег, тяжело оружные. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Семеро. Смелых. Всяк смел, когда на сонных тишком нападает.

А где восьмой-то? По головам вроде было их в лодке восемь. А, ну да. Вон он, восьмой, на борту остался. Голова в шлеме маячит. Что-то он с веслами морочит, лодку обратно в море разворачивает, к судну.

Ну! Сейчас или никогда. Белян тихо свистнул сквозь зубы. Враги застыли истуканами по колено в воде. Мишени – лучше некуда. Семь стрел коротко пропели в ночи – слева, справа, в лоб. Четверо осели в мелкую воду, подломившись в коленях. Хрип разнесся над берегом, заглушенный легким, но шумливым прибоем. Наказывал Белян заранее, чтобы каждый защитник целил в горло ворогу. Чтобы ни крика! Но три стрелы прошли мимо, и трое недругов, взревев, подняли оружие и тяжело бросились к берегу.

Белян, отбросив лук, захрипел: «Братка, помогай!» – перемахнул через частокол. На бегу выхватил топор, вбежал в черную воду. Отбил меч топором, ткнул левым кулаком в глаз, и тут же, благо топор был слева, всадил с размаха лезвие в бок другому противнику. Вот и пришла твоя смерть, Эйнар…

Первый уже трясет головой, пытаясь разлепить глаз, но Белян не медлил. И ты уже не жилец, не помню, как тебя там…

Белян яростно развернулся, ища третьего. Сивел уже был в двух шагах, вздымая тучи брызг. Третий в страхе пятился, косясь на трупы своих товарищей. Два топора разом опустились, седьмое тело улеглось в мелкой воде.

Аульв обернулся в лодке. Углядел тела сраженные. Понял, что не вышла тайная атака. Заработал бешено веслами – уйти, уйти, к своему судну.

Защитники усадьбы спешно ладили новые стрелы, спускали тетиву, стоя уже в полосе прибоя. Но лодка плясала на волнах, сбивая прицел. Да и Аульв пригнулся как мог ниже, почти плашмя греб. Все стрелы – мимо.

Горячий Сивел, издав дикое мычание от ненависти, грузными прыжками помчался дальше, дальше.

– Куда?! – рявкнул Белян. – Назад!

Да и так ясно, куда. К лодке с Аульвом. И ясно, что никакому «назад» Сивел не подчинится.

Ленок, Торм и Свен, Гуннар и Ньял уже стояли по колено в воде. Бессильно луки опустили. Теперь стрелять по уходящей лодке и вовсе никак. Можно угодить ненароком и в своего, в Сивела.

Тем временем Сивел уже по грудь зашел. Еще несколько шагов – и дно потерял. Погрузился с головой, оттолкнулся в последний раз и почти целиком выскочил из воды, бросив широким махом обе руки вперед. Уцепился! Уцепился за корму скрюченными пальцами.

Аульв поворотился, бросив весла. Одно из них вырвал из уключины и заколотил им по корме, норовя по голове преследователю. И ведь попал не однажды. Но Сивел в ярости будто не чувствовал ударов, подтянулся, перекинул ногу через борт.

Аульв еще раз поднял весло. Этот удар мог стать последним для Сивела, но лодка накренилась, щедро зачерпнула морскую волну и – перевернулась, накрыв собой Сивела. А рыжий Аульв с плеском рухнул в воду.

Новгородцы с исландцами напряженно вглядывались в плещущую тьму. Черепашьим панцирем горбилась на волнах перевернутая лодка. А более никого. Не вынырнули – ни тот, ни другой.

– Братка! Братка! – взревел Белян, как подраненный медведь.

И – будто услышал его Сивел. Показалась макушка. Заплясала на воде бестолковым поплавком. Поднапрягся Сивел, цепляясь за осклизлое дерево лодки, взревел истошно, в свою очередь:

– Да подмогните же, лешие!

Тут все и бросились к нему. По плечи в воду вошли, дальше копье длинное протянули:

– Хватайся! Вытянем сообща!

Вытянули. Не только Сивела, но и лодку, которую он ни за что отпускать не хотел, мертвой хваткой держал.

Обессиленные, упали на песок, шумно дыша и прокашливаясь. У Сивела кровь по лицу обильно лилась – розовая, с водой перемешавшись.