Морская дорога (ЛП)

— Уверена, ты говоришь это как обычный человек, Агнар. Может быть, так и есть. Но дело в другом.

Я очень хорошо узнала Карлсефни в течение тридцати лет, его тело и душу, так что сейчас мне трудно отделить его от себя. Поначалу, после свадьбы мы ладили не очень. Он был слишком самодостаточен, и я чувствовала, что не могу произвести на него впечатление. Карлсефни никогда не делал что-то напоказ. Кажется, его не очень-то заботило, что о нём думают другие. По крайней мере, он был сам себе на уме, и меня это поражало. Он вполне мог сам позаботиться о себе, а я была лишь его частью. Его не волновал никто, кем бы тот ни был.

Каков он был до того, как я познакомилась с ним? Трудно вернуться в прошлое, но я попробую. Прогуляйся пока немного по обители, Агнар, и позволь мне поразмыслить наедине.

Эрик Рыжий сидит в своём зале в Братталиде. Его лицо покрыто морщинами, словно поверхность ледника, а спина сгорблена. Лишь тёмные глаза смотрят настороженно. Перед ним длинный очаг, в котором всё ещё горит огонь, который он впервые зажёг здесь двадцать лет назад. Зал полон людей, но Эрик Рыжий смотрит в огонь, и никто не может сказать, о чём он думает.

Сегодня вечером в Братталиде гости. Из Норвегии пришёл исландский корабль с товарами из Европы и дальних стран: зерном, солью, вином, железом, тканями и специями, роскошными вещицами, которые вряд ли вообще видели в Гренландии. Корабль проделал рискованное плавание: мореходы вышли из Бергена и отправились на запад, за две недели они видели сушу лишь однажды, — когда на севере показался последний из Фарерских островов, наполовину скрытый за горизонтом. Пять лет назад Лейф проделал такое же путешествие и теперь оживлённо разговаривает с кормчим прибывшего корабля. Гостя зовут Торфинн, сам король Норвегии дал ему прозвище Карлсефни.

Карлсефни тихо, но уверенно отвечает Лейфу. Он ниже Лейфа ростом, но крепко сложен и силён. Кудрявые волосы и борода совсем недавно коротко подстрижены. Глаза серые — цвета морской воды под пасмурным небом, кожа такого же цвета, что и пропитанная солью рубаха из оленьей кожи. Проделав одно из самых продолжительных путешествий в мире, он выглядит опрятно, как человек, собравшийся на церковную службу в воскресенье, хотя провёл на суше не больше полудня. Он пьёт кислое молоко, будто это самое лучше вино в Норвегии, он ест и при этом терпеливо отвечает на вопросы Лейфа. Кажется, он точно знает, чего хочет. Он приехал в Зелёную страну за немалой прибылью.

Три женщины Эрикова семейства сидят вместе с мужчинами за высоким столом. Тьёдхильд — зрелая, высокая женщина с прямой спиной. Она мало говорит, больше наблюдает за гостем, смотрит на своего сына Лейфа, и время от времени поглядывает на бесстрастное лицо Эрика. Фрейдис, родная дочь Эрика приехала в Братталид сегодня утром, сразу, как только до Гардара долетела весть о торговом корабле, прибывшем в Братталид. Она прибыла без мужа, Торкеля, ему совсем нет дела до корыстных замыслов жены. Третья женщина — Гудрид, невестка Эрика, овдовевшая почти год назад. Как и положено дочери, она управляется по хозяйству, и делает это гораздо ловчее Фрейдис. С виду они с Фрейдис приветливы друг с другом, как настоящие сёстры. Но Фрейдис замужем и владеет поместьем, а Гудрид лишена и того и другого.

За менее почётным столом разместилась команда прибывшего корабля, они без устали рвут зубами и кромсают ножами свежую тюленину и лососину, запивая пищу кислым молоком, будто у них бездонные желудки.

Торфинн Карлсефни бывалый торговец, по его лицу не скажешь, о чём он думает. Он ведёт себя открыто и дружелюбно, но ещё ни словом не обмолвился ни о ценах на свои товары, ни и о причинах, которые заставили его забраться так далеко от оживлённых торговых путей. Кажется, он поглощён разговором с Лейфом, но иногда, стрельнув глазами, оглядывает комнату. Какое-то время он смотрит на Гудрид, чуть позже его взгляд снова возвращается к ней, и снова.

Он приплыл в Братталид в конце лета, и, конечно же, его пригласили перезимовать с нами. Лейфу сразу понравился Карлсефни, они ранее слышали друг о друге, так что Лейф оказывал гостю особое радушие. К тому времени Эрик состарился и стал крайне раздражительным, но вскоре он привлёк внимание Карлсефни. Оба говорили на одном языке, оба — проницательны, знают, как вести дела, чтобы добиться желаемого. Наблюдать за ними — всё равно, что следить за игрой в шахматы. Эрик сделал первый ход. Он ушёл в себя и молчал примерно неделю, пока Карлсефни прямо не спросил его, он оскорбил ли он чем-нибудь хозяина Братталида, находясь у него в гостях.

— Нет, — сказал Эрик. — Совсем нет. Это не так. Но мне стыдно, что я не могу оказать тебе подобающий приём. Мы живём здесь небогато, — сушеная рыба, тюленина и кислое молоко, вот и всё, чем мы питаемся зимой. Но я знаю, ты привык зимовать в Норвегии, и не могу угостить тебя блюдами, которые принято подавать на пир в честь Йоля. Ты можешь оскорбиться из-за такого убогого приёма.

— Если это всё, то нет никаких недоразумений, — тут же ответил Карлсефни. — У меня на борту вина из Рейнской области, специи из Руси и зерно последнего урожая из Балтии. Пока я нахожусь у тебя в гостях, всё, что у меня есть — твоё. Я буду рад отблагодарить тебя, предоставив всё необходимые припасы для устройства зимних праздников.

Услышав это, Эрик сжал его руку. — Такой человек, как ты, мне по нраву, — ответил он Карлсефни. — Я принимаю твоё предложение, и теперь мы сможем угостить тебя как полагается.

Итак, за стоимость половины своего груза, Карлсефни основал в Братталиде зимнюю факторию и получил хорошую прибыль, торгуя с поселенцами, живущими вблизи Братталида, скупая шкуры белых медведей, тюленей, бивни нарвалов и моржей, всё то, что добыли в том году на охоте. Я уверена, всё вышло так, как он и задумывал, и всё это время он создавал хороший задел на будущее. Сейчас из Норвегии в Гренландию ходят всего несколько кораблей, и один из них принадлежит моему сыну, это часть наследия его отца, ведь именно Карлсефни положил этому начало. Никому до него не приходила в голову мысль отправиться из Норвегии прямиком в новое поселение. И конечно, прямая связь с Норвегией изменила жизнь людей в Зелёной стране. Для нас прямая торговля с Норвегией была гораздо выгодней, чем через Исландию, ведь нам требовались те же товары, что и жителям Исландии, и поэтому мы вынуждены были платить за всё двойную цену. Видишь ли, мы не могли снарядить собственный корабль. У нас почти не было древесины, а на тех лодках, что у нас были, мы отправлялись в охотничьи экспедиции на север, ведь если бы не охота, мы бы умерли с голода. Все наши люди трудились на фермах или охотились, так что Карлсефни рассчитал всё верно и знал это.

Он не собирался идти дальше Братталида, но той зимой произошли два события, которые открыли новые возможности. Первым стал недавний разговор с Лейфом о Винланде. Долгие годы планы Лейфа насчёт Винланда казались неосуществимыми, по той же самой причине, по которой мы не могли напрямую торговать с Норвегией: у нас не хватало возможностей. Карлсефни пришёл в Гренландию на самом большом корабле среди всех, что там были, у него была полная команда, и все в добром здравии. Карлсефни очень хорошо заботился о своих людях, как и о любом своём имуществе.

Прежде чем мы узнали, что привело Карлсефни в Гренландию, выпал первый снег. Он упомянул, что по пути в Братталид его пригласили в Дюрнес, навестить Снорри Торбрандсона.

— Ты хорошо знаешь его? — спросил Лейф.

— Я знаком с ним много лет. Я повидался с ним и с Торлейфом, они отправились сюда, как раз перед моим отъездом в Норвегию.

— А ты упоминал в разговоре с ним, что намерен навестить его в Гренландии?

— Мы не исключали этого.

Вскоре выпал хороший, хрустящий снег и Лейф вместе с Карлсефни отправились на юг в Дюрнес. Я стояла вместе с Тьёдхильд в хлеву и наблюдала, как две тёмные фигурки на лыжах удаляются прочь, словно движущиеся лунки на фоне белой пустоты замёрзшего фьорда. Они отсутствовали две недели, а когда вернулись, все их разговоры были лишь о Винланде. Конечно же, я не знаю точно, что Снорри и Лейф наговорили Карлсефни, сам он был, как обычно, немногословен, и по крайней мере, не показывал ничего, что творится у него на душе.