Месть

Друзья кивнули, а Марк вознес краткую молитву Юпитеру Наилучшему Величайшему, прося о том, чтобы его мать была еще жива, когда они окажутся в Тегее. Если же это будет не так, то никакой пощады Дециму ждать не придется.

XX

Они вышли из Афин на своих двоих, потому что денег для покупки лошадей у них не было, а украсть их они не могли, не желая рисковать оказаться пойманными. Один раз они удостоились милосердия наместника, но на второй раз рассчитывать не приходилось. Фест прикинул, что им понадобится три дня, чтобы добраться до Тегеи. Порывшись в мешках, Фест вытряхнул из них все лишнее. Остались только одежда, плащи, фляги с водой, немного еды и оружие, без которого было не обойтись. Все остальное они продали на ближайшем рынке, не торгуясь и получив лишь часть настоящей стоимости вещей.

Луп хотел сохранить письменные принадлежности, но Фест был неумолим, и Лупу оставалось лишь в отчаянии наблюдать за тем, как греческий торговец, поджав губы, роется в его перьях, чернильницах, стило, восковых табличках и пачках папируса и наконец предлагает смехотворную цену. Но Фест согласился на нее сразу. Купили же они только одну вещь – короткую цепь для Цербера, на случай если им придется вести пса рядом.

До конца дня оставалось еще несколько часов, когда друзья вышли из города и быстрым шагом направились на запад. Они шли по той же самой дороге, что всего несколько дней назад привела их в Афины, и не останавливались, пока солнце не село за вершины гор, облив небо переменными красками, а на равнину не опустились сумерки. И даже когда свет окончательно угас и в бархатной тьме неба начали вспыхивать звезды, Фест все шагал и шагал, и ботинки друзей похрустывали по гравию на дороге, а вокруг пронзительно пели цикады, следуя ритму, понятному одним только насекомым.

Но вот друзья дошли до развилки; одна дорога поворачивала на север, вторая бежала дальше на запад, к Пелопоннесу. Здесь Фест остановился и увел мальчиков с дороги, под укрытие растущих неподалеку сосен. Они настолько устали, что даже не потрудились разжечь костер, а просто пожевали немного сушеного мяса. Марк поделился своей порцией с Цербером, и пес с жадностью проглотил кусок, покончив с ним гораздо быстрее своих двуногих друзей. А потом сидел и наблюдал за тем, как они едят, наблюдал с большим вниманием – на тот случай, если вдруг кто-нибудь что-то уронит.

Наконец они соорудили некое подобие постелей из сосновых ветвей и сухих игл и завернулись в плащи, чтобы поспать. Охотничий пес лег на бок, прижавшись лохматой спиной к Марку и согревая мальчика своим теплом.

Хотя Марк очень устал, ему все же понадобилось некоторое время, чтобы расслабиться умом и телом. Когда другие уже дремали, он все еще смотрел сквозь ветви на звезды над головой, терзаемый мыслями о матери и о том, что лучше бы добраться до нее прежде, чем Децим сделает что-нибудь дурное. У Децима был большой запас времени, он мог добраться до своего поместья на два дня раньше друзей. За такое время могло случиться что угодно, и Марк с ужасом думал, что, как бы они ни спешили, но, придя на место, могут обнаружить, что враг уже покончил с женщиной!

Марк позволил себе на миг представить, что его мать может быть мертва, и его ум наполнился темнотой и кровавыми картинами мести. Децим должен будет умереть только от его руки, и Марк сделает все, что окажется в его силах. А после этого Марк вообще не представлял себе никакой жизни – лишь темную, полную отчаяния пустоту. Он слишком устал, чтобы позволить себе надеяться, и с трудом представлял, как спасет мать, как увидит любовь в ее глазах и почувствует покой в ее объятиях… Они бы могли вернуться на свою ферму, и Марк нашел бы способ заработать достаточно денег и выкупить ее у нового владельца. А со временем они бы построили достойную гробницу для Тита, чтобы его останки покоились с должным уважением. Они могли бы вместе работать на земле, а Цербер зимой охранял бы их овец от волков. Его мать старела бы, но никогда не смогла бы забыть, что Марк ее спас, и всегда смотрела бы на него с гордостью и любовью…

Да, наконец-то Марк вообразил себе этот радостный мир, и его сердце наполнилось довольством и покоем, позволив мальчику заснуть. Он не проснулся даже тогда, когда Цербер посреди ночи вдруг зашевелился и резко сел, принюхиваясь к воздуху, ловя резкий запах проходившей неподалеку лисицы. Цербер негромко зарычал, когда хищница, зашелестев сухими иглами, развернулась и убежала в сосны. Довольный тем, что его хозяину ничто не грозит, пес снова улегся и лизнул Марка в ухо, а потом опустил тяжелую голову на лапы и спокойно заснул.

Фест проснулся еще до рассвета, когда первые розовые полосы только-только появились на горизонте. Почувствовав, как одеревенели все его мышцы, он поморщился, потом сел и размял плечи и шею, а уж после этого встал и ткнул спящих мальчиков носком ботинка.

– Эй, пора! Просыпайтесь!

– Э-э-э… – простонал Луп, сворачиваясь в клубок.

Фест выругался и снова ткнул его, на этот раз посильнее.

– Подъем, мальчишки! Пока мне не пришлось пнуть как следует.

Луп тоже выругался, открыл глаза, протер их и наконец сел.

Марк заставил себя подняться на ноги и тоже протер глаза, а Цербер смотрел на всех по очереди, виляя хвостом. От быстрой ходьбы накануне ноги у Марка болели, но он знал, что будет еще хуже, когда они преодолеют расстояние до Тегеи за то время, на которое рассчитывал Фест.

– Нужно что-нибудь съесть, – распорядился телохранитель. – Я хочу выйти на дорогу с первыми лучами.

Луп сидел неподвижно, пока его затуманенный сном ум понемногу прояснялся. Он потянулся к своему мешку и достал еще одну полоску сушеного мяса из тех, что Фест купил на рынке после продажи их имущества. Луп с отвращением уставился на мясо:

– Надеюсь, нам не придется всю дорогу есть только это? Почему бы нам не поймать зайца, как прежде, Фест?

– Потому что на охоту и на то, чтобы развести огонь и зажарить мясо, нужно время, – сердито ответил Фест, откусил кусок от полоски и принялся жевать. – Но мы можем по дороге купить какой-нибудь еды, если нам подвернется случай.

– Нам придется это сделать, – сказал Марк, протягивая псу один кусок. – Хотя бы для Цербера. Ему на таком не протянуть.

Фест кивнул, глядя на пса, и вдруг перестал жевать.

– Может, лучше было бы оставить его.

Марк бросил на него злой взгляд.

– После того, как он спас нам жизнь? Он пойдет с нами. Он может нам понадобиться. Кроме того, сейчас Цербер – это все, что осталось у меня от моей семьи.

– У тебя есть мы. Мы, конечно, тебе не родные, – неловко сказал Фест, – но почти как родня.

Марк уставился на него, а потом негромко рассмеялся от удивления.

– Я и не думал, что тебя это заботит.

Фест нахмурился:

– Что? Ты думаешь, мы недостаточно долго знаем друг друга, чтобы ощутить некую связь? И Луп тоже… Ты думаешь, мы прошли через все то, что нам пришлось пройти, просто потому, что Цезарь приказал нам идти с тобой? Мы будем с тобой до конца, Марк. Найдешь ли ты свою маму и расправишься ли с мерзавцем Децимом или нет, неважно. Так поступают настоящие товарищи. Ведь правда, Луп?

Писарь был так же изумлен неожиданным всплеском эмоций Феста, как и Марк. Но он кивнул:

– Конечно, товарищи по оружию и все такое. Абсолютно верно.

Фест вздохнул:

– Я, вообще-то, говорил всерьез.

– И я тоже… – Луп растерянно улыбнулся.

Наступила неловкая пауза, и Цербер, как все животные, уловил перемену настроения у людей и посмотрел на всех по очереди большими темными глазами, полными опасения.

– Ну ладно! – Фест сунул обратно в мешок недоеденную полоску мяса и взял плащ. – Хватит этой чувствительной ерунды. Пора в путь. Мне бы хотелось к концу дня добраться до Коринфа.

Мальчики быстро собрались и поспешили за телохранителем к дороге. Фест прибавил шагу, держась на несколько ярдов впереди. Луп благодаря своим длинным ногам шагал следом за ним, а Марк шел последним, и рядом с ним бежал Цербер. Марк все еще был ошарашен недавним разговором, он посматривал на пса, вскинув брови, и даже прошептал: