Никогда не смотри через левое плечо

– Я на твоей стороне, – тут же отозвался Арчи, – и буду бороться, чтобы Филиппа оставили у тебя. Думаю, он и сам не пожелает уходить, а в его возрасте дети уже имеют право выбирать. Ему ведь тринадцать?

– Угу, тринадцать.

– А…– Арчи помедлил, словно подбирая слова. – А ты не знаешь, что произошло с госпожой Александрой на самом деле?

– Я слышал, что она покончила с собой. Хотя я не могу себе представить, каким образом. Ведь там очень строго, даже пакеты не разрешают оставлять в палатах.

– А ты откуда знаешь?

– Анна только что рассказала. Они с Филом были вчера в больнице.

Арчи покачал головой и уставился в окно. Они проезжали по центральной улице Кингдом, где располагалось здание мэрии, два частных отеля и огромный торговый центр. На главной площади, перед зданием мэрии, Кингдом пересекал бульвар Роз, который брал начало в южной части города и дотягивался до самой северной его окраины. Возможно, все это было не таким уж грандиозным, как казалось жителям Барнеби, но они любили свой город и как могли, украшали его. Вот и сейчас по всему бульвару стояли фигуры быков, раскрашенные учениками художественной школы к ежегодной сельскохозяйственной ярмарке, которая должна была открыться только через три месяца. Но отчего бы и не полюбоваться на гипсовые скульптуры, сверкающие яркими боками – красными, желтыми, зелеными. Город радовался наступившему лету, и никому не было дела до несчастной Александры, чье тело покоилось в морге больницы.

Арчи отвел глаза от залитых солнцем улиц и вздохнул. По просьбе матери он должен был осмотреть тело, а по возможности присутствовать при вскрытии. Предстоял нелегкий день.

Фил прибежал домой бледный как смерть и все никак не мог унять дрожь. Анна встретила его равнодушно, но потом сжалилась над мальчиком, который, сидя на краешке стула, дрожал и всхлипывал. Она напоила его горячим молоком и отправила в постель. Фил покорно побрел на второй этаж, но уснуть не смог, хотя немного согрелся под одеялом. Предыдущую ночь он проспал как убитый, и сейчас ему почему-то казалось, что он сам виновен в смерти матери. Нельзя было спать, тогда он смог бы почувствовать неладное и уговорил бы Иштвана поехать в больницу. А теперь было уже поздно, и его грызла тоска, хотя Фил ни в чем виноват не был. Он снова и снова представлял себе маму такой, какой она была еще год назад, до переезда в Барнеби. Пусть тогда они были небогаты и жили в маленькой квартирке, но на лице Алекс всегда была готова расцвести улыбка. «Чертово наследство, чертов дом, – терзался он. – Зачем мы сюда приехали…»

Слезы текли по щекам, попадая в рот, и Фил ощущал их соленый вкус. Подушка, на которой он лежал, скоро промокла, но Фил продолжал плакать и проклинать все, что так круто изменило их жизнь. Однако вскоре силы оставили его, и вместе с эмоциональной усталостью пришло облегчение – он провалился в глубокий и целительный сон без сновидений.

Проснулся он так же внезапно и понял, что проспал не больше часа. Он со всхлипом втянул воздух, и из опухших глаз опять потекли слезы. Но это были уже слезы физиологической природы, они не шли из глубины, словно глаза продолжали плакать по привычке, тогда как мысли текли ровно и спокойно. Фил слез с кровати и отправился в ванную, дивясь собственному спокойствию. Он не знал, что далеко отсюда, в больнице святого Игнация, возле морга стоит Иштван и, прикрыв глаза, повторяет как заклинание: «Ты спокоен, ты спокоен…»

Случайный прохожий решил бы, что Иштван успокаивает себя, медитирует. Но это было не так. Перед глазами опекун удерживал образ Филиппа Карми.

А сам Филипп в это время, пристроившись на краю неубранной постели, жадно читал толстую старинную тетрадь.

Первое время я боялся улетать далеко от своего логова, но пришла весна, и вода затопила мое убежище. К тому времени я убедился, что могу сохранять и человеческий облик, хотя в теле крылатого монстра охотиться было легче. Кроме того, оказалось, что в полете можно развивать огромную скорость, запросто обгоняя скачущих коней, а это означало, что передвигаться я могу очень быстро, и в кратчайшие сроки в состоянии достичь любой точки земли. Тем более что охотиться на жителей города означало самому подставить себя под удар: с исчезновением людей, несомненно, стали бы искать виновного, и рано или поздно наткнулись бы на меня. А кто знает, какое оружие могли придумать церковники для борьбы с вампирами. Поэтому я осторожничал, предпочитал нападать на одиноких путников, затаскивая тела в лес и оставляя их волкам. Кроме того, моими жертвами становились лесные разбойники, которых я выслеживал словно дичь. Без ложной скромности скажу, что за год, который я провел, путешествуя по Венгрии, количество лесных разбойников значительно сократилось. Ведь их никто не стал бы искать.

Дни удлинились, и для того чтобы каждый раз не ломать голову – где найти убежище, я придумал хитрость. Денег у меня теперь водилось в избытке – я опустошал кошельки жертв. И поэтому перед рассветом я стучался в двери первого попавшегося постоялого двора или трактира. Щедро платил за комнату и просил в течение дня меня не беспокоить. Мол, устал, хочу выспаться, чтобы вечером снова двинуться в путь. Потом просто поднимался в комнату, плотно закрывал ставни и задергивал занавеси. А под дверь подкладывал свернутый плащ, чтобы свет не пробивался в щель. Комнату я обычно запирал. И таким образом мне удавалось переждать время до ночи. Летом было тяжелее. Обычно в летние месяцы я подолгу оставался на одном и том же месте, находя убежище в глухих пещерах или подвалах разрушенных домов. Короткие летние ночи оставляли время только для охоты. Хотя, скажу по правде, я не испытывал жажды каждую ночь, и вполне мог обходиться без пищи две, а то и три недели. Я многое постиг за это время, например, то, что люди совсем не знают природы вампиров, а большинство рассказов о них – нелепицы. Моя нынешняя жизнь, если ее можно назвать жизнью, была легкой и приятной. У меня не было морали, а значит и угрызений совести, я всегда мог получить то, что хотел, и при этом ни капли не страдал от одиночества или тоски. Мне просто не нужна была компания. Да и что делать вампирам в стаях? Они независимы.

Таким образом, я обошел, вернее, облетел всю Венгрию. И через год случай вернул меня в родные края. Произошло это так. Однажды, кружа ночью в поисках добычи над дорогой, я увидел обоз из двенадцати повозок, смутно показавшийся мне знакомым. Любопытство проснулось во мне, и я рискнул спуститься чуть ниже, несмотря на то, что меня могли увидеть. И через несколько минут я узнал их. Это были те самые купцы, которые наняли нас с Дьюлой охранять их караван. Теперь они возвращались из Франции, тяжело нагруженные товарами. Я не смог удержаться. Меня влекло к этим людям какое-то новое, сентиментальное чувство, неожиданно появившееся в моей груди. И я следовал за ними, по ночам убивая их одного за другим, а затем складывая растерзанные тела около головной повозки, там, где сидел сжимавший в руках свою пику Петер. Конечно, я мог бы перебить их за одну ночь, но я растягивал удовольствие, совсем как ребенок, который откладывает леденец, чтобы насладиться его вкусом позже. Вскоре они догадались, кто их преследует. Купцы даже бросили часть товара и мчались днями так, словно за ними гнался сам дьявол. Что ж, возможно, так и было. Лес был очень большим, и они так и не успели добраться до города. Последней ночью, не скрываясь, я явился перед Петером, который остался один. Нужно отдать ему должное – он встретил смерть достойно, в отличие от своих попутчиков, умиравших с визгом и криками. Я сломал пополам его пику, а потом, невзирая на жалкое сопротивление, впился длинными клыками в его шею, пахнущую чесноком. Это было смешно. Он натерся чесноком, надеясь, что запах отпугнет меня. Детские сказки! Я пил, пока не насытился, и с грустью ощущал, как со смертью последнего уходит это новое чувство, волновавшее меня.