Человек с железным оленем

Кажется, ушибся, но разглядывать некогда, надо выручать полузатонувших собак, имущество…

ГЛАВА 7 . НЕ УЗНАЕТЕ? ГЛЕБ ТРАВИН — ГОЭЛРОВЕЦ

ПРОЩАЛЬНЫЙ взгляд на север, где остался остров Врангеля. И снова на восток! На велосипеде ли, бегом ли за нартой — на восток! Берег — хаос скал и льда. Все чаще встречаются люди — береговые чукчи.

– Раа пынг'ль!? — Что нового?! — их первая фраза и одновременно гостеприимное приглашение в ярангу, отдохнуть.

Но однажды Глеб увидел европейца, одетого в кожаную куртку. Бросилось в глаза, что у него нет кистей обеих рук. Человек был явно озадачен приездом велосипедиста, тот же с удивлением смотрел на его култышки: как жить на Севере такому?..

Безрукий на ломаном русском языке предложил путнику зайти в юрту. Это уже не чукотская яранга без окон, с дырой вместо дымохода, шкурой взамен двери. Тут имелась дверь и железная печка и даже дощатая перегородка, делившая помещение на две небольшие комнаты.

– Моя фамилия Воль, — сказал хозяин. — Я здесь живу с дочерью Рултыной.

Действительно, из-за перегородки вышла черноволосая девушка, одетая в цветной сарафан.

Хозяин был сдержан и насторожен. На вопросы отвечал не очень охотно, отрывисто.

– Да, да, я иностранец, норвежец. Американский норвежец. Давно ли здесь? Давно, с 1906 года. Слышали о таком Северо-Восточном обществе? Вот оно и направило сорок проспекторов-золотоискателей с Юкона на Чукотку для разведки золота. Нашли, правда, только серебро и графит. Кое-кто так и осел тут. Одни охотились, другие торговали. Я тоже остался, поселился у мыса Сердце-камень. Женился на чукчанке. А руки потерял на охоте… Как живем?.. Ничего живем. Хотите, граммофон заведу? Как его… Шаляпин.

От предложения послушать музыку Глеб отказался. Гостеприимство норвежца казалось наигранным. Немного отдохнув, спортсмен направился далее. Неподалеку от Сердца-камня его ожидала еще одна любопытная встреча. В свою паганелевскую трубу Глеб заметил в море шхуну. Среди сверкающих торосов виднелись одни мачты. Через час с небольшим он уже карабкался по обмерзшей палубе к люку.

В свою паганелевскую трубу Глеб заметил в море шхуну

Навстречу выскочил человек с намыленной бородой. В руках у него винчестер.

– Мы подумали, медведь. Заходите. Аристов, — протянул он руку. — Уполномоченный Камчатского окружкома. А вы?..

– Не узнаете? — усмехнулся велосипедист. — Глеб Травин…

– Надо же! Гоэлровец! — поразился Аристов. — Пойдемте вниз. Сейчас же все расскажите.

Травин старался придерживаться народной мудрости, гласящей "в многоглаголении несть истины" и был предельно краток. Но все же рассказ занял несколько часов.

– Слушайте, так это же рекорд. Мировой! — восторженно крикнул Аристов. — Знаете, когда "торбазное радио", как у нас в шутку называют слухи, донесло весть, что с запада едет человек с "железным оленем", мы серьезно встревожились. Что бы это могло означать? На Чукотке еще много "стружек", выражаясь нашим, камчатским языком. Вот, например, эту шхуну конфисковали у одного американского контрабандиста. Есть еще тут такой Воль. Тоже иностранец. Явно торгует, но ловок, не придерешься.

– Я у него два дня назад был, — обмолвился Глеб.

– Или Алитет. Это уже свой, коренной притеснитель. Маскируется. Ведь надо же додуматься — умер у него сын, так он на могиле крест поставил с надписью "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!". И вашим, и нашим. А у самого в долговой кабале полберега ходит… В общем, мы как до своего, так и до пришлого кулачья доберемся. Сейчас организуем первую зверопромысловую базу в Пловере. Это будет вроде морской МТС. С ее помощью артели создадим. Культбазу в Лаврентии строим. Я решил несколько подзадержаться на Чукотке, — сверкая крупными белыми зубами, говорил Аристов.

Михаил Гаврилович Аристов действительно "подзадержался" на Чукотке. Организовав Пловерскую зверопромысловую станцию, он проработал там двенадцать лет, а на Камчатку вернулся только в 1950 году.

…Наступило северное лето. Короткое, прохладное, но все же лето. Зеленая трава, голубые незабудки на проталинах, и день, бесконечный полярный день — утренняя заря встречает вечернюю.

Слишком много воды. Ее шумные потоки разрубают снежные карнизы обрывистых утесов — кекуров, пробиваются под сугробами, образуя арки и мосты. Все развезло, ручьи превратились в речки, низины — в болота и озера. Дорогу приходится выбирать по косогорам или уходить на припай, хотя и он ненадежен — ожившее море отламывает и уносит целые поля.

Но теперь словно сам ветер помогал велосипедисту. Вот уже десятки километров отделяют его от крайней северо-восточной точки страны — мыса Дежнева.

Сначала засинели воды Берингова пролива, затем на косе показалась россыпь домиков и яранг — Уэлен.

Все население вышло встречать путника с невиданной в те времена на Севере двухколесной машиной.

– Член общества "Динамо" Глеб Травин, с Камчатки, — коротко и официально представился Глеб первому председателю Северного туземного РИКа народов чукчей Камчатского округа Владимиру Подкорытову. Да, да! Тому самому Подкорытову, организатору комсомольской ячейки в Милькове, с которым спортсмен встречался во время поездки по Камчатке. Владимир закончил Владивостокскую совпартшколу и был направлен на Чукотку…

11 июля 1931 года "полярная одиссея" камчатского велосипедиста Травина закончилась. Оставалось ждать оказии в Петропавловск.

Уэлен тогда был районным центром. Здесь имелись школа, радиостанция, магазин. Русских в селении жило человек десять — молодых энтузиастов, отправившихся по зову партии на крайний Северо-Восток: председатель исполкома Володя Подкорытов, Михаил Аристов, кооператор Александр Тарасов, секретарь РИКа Владимир Баум, учитель из соседнего поселка Наукан Евгений Головин, комсомольский работник Сычев, уэленская учительница, выпускница Ленинградского педагогического института имени Герцена, Анастасия Семеновна Абрамова, она же секретарь местной партийной организации. Жили молодые коммуной, вносили деньги в "общий котел", делились чем могли и ничего не боялись, кроме цинги.

Приезд Травина пришелся очень кстати. Всех, конечно, заинтересовали его рассказы о путешествии вокруг СССР, в особенности полярный переход. Но, пожалуй, больше всего молодежь осталась благодарной Глебу за организацию в Уэлене спортивной работы, которая началась с массового пошива трусиков. Теперь каждый день, после подъема, коммуна занималась физзарядкой, бегом. Устраивались стрелковые соревнования. Лето хоть и нежаркое, но для спорта прохлада — не помеха. Постепенно к русским присоединились и молодые чукчи.

В один из дней вся уэленская молодежь направилась в эскимосское селение Наукан, расположенное на мысе Дежнева. Науканцы справляли "праздник кита". Отважные зверобои, они не только промышляли моржа и медведя, но даже китов. Животных перехватывали у мыса Дежнева, где проходит "морской тракт", по которому киты движутся из Чукотского моря в Берингово. Охотники гарпунили с байдарок, затем окружали и добивали. Чтобы раненый кит был приметнее, к гарпуну привязывались поплавки — надутые нерпичьи шкуры или моржовые желудки.

Когда уэленцы добрались до Наукана, то застали все его население — взрослых и детей, стариков и женщин на берегу. Ждали охотников.

Вот показалось с моря множество байдарок, буксировавших затравленного морского великана. На первой — лучший стрелок. На носу этой лодки, в качестве благодарственной дани морю, прикреплен кусок бледно-розового китового сала.