Виконт де Бражелон или Десять лет спустя (3 тома) Ил. Ж.Боже

– Значит, ты меня не любишь?

– Бог видит, что люблю!

– Ложь, ложь!

– Если бы я не любила, государь, я бы не стала вас удерживать; я отомстила бы за нанесенные оскорбления торжеством над врагами, которое вы мне предлагаете. Но видите, я не хочу даже сладостного возмездия в виде вашей любви, любви, составляющей смысл моей жизни: ведь я хотела умереть, думая, что вы меня больше не любите.

– Да, да, теперь мне все понятно. Вы святая, вы заслуживаете всяческого уважения. Поэтому ни одна женщина в мире не будет так любима мной, как вы, Луиза; ни одна женщина не приобретет надо мной такой власти.

Клянусь вам, я разбил бы вдребезги весь мир, если бы мир стал между мной и вами. Вы приказываете мне успокоиться, простить? Хорошо, я успокоюсь.

Вы хотите кротости и благости? Я буду милостив и кроток. Приказывайте, я буду повиноваться…

– Боже мой! Имею ли я, бедная девушка, право продиктовать хоть полслова такому могущественному королю, как вы?

– Вы жизнь моя и душа моя! Разве не душа управляет телом?

– Значит, вы меня любите, дорогой государь?

– Всеми силами моей души. Я с улыбкой отдал бы за вас жизнь, стоит вам сказать только слово.

– Вы меня любите?

– Да, да!

– Значит, мне нечего больше желать в этом мире… Дайте вашу руку, государь, и мы простимся. Я испытала в этой жизни все счастье, которое мне было суждено.

– Нет, нет! Твоя жизнь только начинается. У твоего счастья не было вчера, у него есть сегодня, завтра и грядущее! Прочь мысли о разлуке, прочь мрачное отчаяние: любовь – наш бог, она потребность наших душ. Ты будешь жить для меня, а я для тебя. – И, упав перед ней на колени, Людовик в порыве невыразимой радости и благодарности стал покрывать поцелуями ее ноги.

– Государь! Государь! Все это только сон.

– Почему сон?

– Потому что я не могу вернуться ко двору. Я изгнанница; как мне с вами видеться? Не лучше ли мне замуровать себя в монастыре и жить воспоминаниями о вашей любви, о последних порывах вашего сердца и вашем последнем признании? Повторяю вам, я уже испытала все определенные мне судьбой радости.

– Вы – изгнанница? – вскричал Людовик XIV. – Кто смеет изгонять, если я призываю?

– О государь, есть сила, над которой не властны короли: свет и общественное мнение. Подумайте, разве король может любить изгнанную из дворца женщину, которую его мать запятнала подозрением, а сестра заклеймила наказанием? Такая женщина недостойна короля.

– Недостойна меня женщина, которая мне принадлежит?

– Да, именно, государь. С момента, как она вам принадлежит, ваша любовница недостойна вас.

– Вы правы, Луиза. Но вы не будете больше изгнанницей.

– Должно быть, вы еще не разговаривали с принцессой.

– Я обращусь к своей матери.

– Значит, вы не виделись и с матерью.

– Разве и она? Бедная Луиза! Так против вас все?

– Да, бедная Луиза, уже надломленная бурей, когда вы пришли сюда, а теперь окончательно изнемогшая.

– Простите меня.

– Словом, вы не смягчите ни мать, ни сестру. Поверьте, зло непоправимо, потому что я никогда не позволю вам прибегнуть к насилию.

– Хорошо, для доказательства моей любви к вам, Луиза, я сделаю невозможное: я пойду к принцессе.

– Вы?

– Я потребую у нее отмены решения, я заставлю ее.

– Заставите? Нет, нет!

– В таком случае я упрошу ее.

Луиза покачала головой.

– Если понадобится, я не остановлюсь перед мольбами, – продолжал Людовик. – Поверите ли вы после этого моей любви?

Луиза подняла на него взгляд.

– Ради бога, не унижайтесь из-за меня; пусть я лучше умру.

Людовик задумался. Его лицо омрачилось.

– Я буду любить так, как вы любили, – молил он, – я перенесу все, что вы перенесли; пусть это будет моим искуплением в ваших глазах. Отбросим все мелкое. Будем велики, как наше горе, и сильны, как наша любовь!

Произнося эти слова, он обвил руками ее стан.

– Единственная моя радость, жизнь моя, поедемте со мной!

Она сделала последнее усилие, сосредоточив в нем не свою волю, – ее воля была уже побеждена, – а остаток своей энергии.

– Нет, нет! – чуть слышно прошептала она. – Я умерла бы от стыда.

– Вы вернетесь, как королева. Никто не знает о вашем побеге… Один только д'Артаньян…

– Значит, и он меня предал?

– Каким образом?

– Он поклялся…

– Я поклялся не говорить королю, – молвил д'Артаньян, просовывая голову в приоткрытую дверь, – и я сдержал свое слово. Я беседовал с господином де Сент-Эньяном, не моя вина, если король услышал меня. Не правда ли, государь?

– Да, верно, простите его, – попросил король.

Лавальер с улыбкой протянула мушкетеру свою маленькую белую ручку.

– Господин д'Артаньян, – сказал восхищенный король, – раздобудьте теперь карету для мадемуазель.

– Государь, – отвечал капитан, – карета готова.

– Образец услужливости! – воскликнул король.

– Не скоро же ты оценил меня, – прошептал д'Артаньян, все же польщенный похвалой.

Лавальер была побеждена; ослабевшая девушка позволила своему царственному возлюбленному увести себя. Но у дверей приемной она вырвалась из королевских объятий и снова бросилась к распятию, целуя его и приговаривая:

– Боже мой, ты привел меня к себе, ты и оттолкнул, но милость твоя бесконечна. Только, когда я вернусь, забудь, что я уходила, потому что тогда я больше не покину тебя.

Из груди короля вырвалось рыдание. Д'Артаньян вытер слезу. Людовик увел девушку, усадил в карету и поместил с ней д'Артаньяна.

Король сел на лошадь и поскакал ко дворцу. Сейчас же по приезде он попросил принцессу принять его.

Наблюдая окончание приема послов, даже наименее дальновидные почуяли войну.

Сами послы, плохо осведомленные в интимной дворцовой хронике, отнесли на свой счет вырвавшуюся у короля фразу: «Если я не способен владеть собой, я сумею совладать с теми, кто меня оскорбляет». К счастью для судеб Франции и Голландии, Кольбер пошел вслед за послами и сделал им некоторые разъяснения. Но королевы и принцесса были в курсе всех событий, так что угроза короля сильно их раздосадовала и не на шутку испугала.