Собрание сочинений в 10 томах. Том 10: Атлас Гурагона; Бронзовая улыбка; Корона Гималаев

Как и во всех тибетских помещениях, в зале было довольно сумрачно. Тускло поблескивала золотая материя тог, и скупым холодным блеском горели кумиры по стенам. Так вот что окружено такой тайной, так вот к чему стремятся люди за тысячу верст! Цыбиков испытал досаду и разочарование.

По обе стороны престола стояли два красавца телохранителя из высшего духовенства. Чуть поодаль застыли еще какие-то важные сановники. Но было их немного.

Лишь только паломники вошли в зал, началась какая-то нервная, суетливая спешка. Приставленные к ним ламы все время торопили, почти толкали их, то и дело понукая: «Скорее, скорее! Вперед, идите скорее вперед…»

Вместе со всеми Цыбиков и Цэрен подошли к трону и трижды поклонились, держа на вытянутых руках самые красивые хадаки. Мальчик чуть повернул окаменевшее в улыбке лицо. Принял хадаки и благословил каждого наложением правой руки на голову. Такой же милости удостоились старый цайдамец и пандит, который, как успел заметить Цэрен, передал далай-ламе вместе с хадаком кусочек золота. Остальные дары принял стоящий справа от трона свитский прислужник.

Далай-ламе подали несколько шелковых шнурков. Он ловко связал на каждом из них сложнейший узел, дунул на него и положил по шнурку на склоненные перед ним шеи.

Бессмертный, он мог вязать таинственную нить причин и следствий, разрешать запутанные клубки людских судеб.

Шнурок с узлом называется по-монгольски «узангя», а по-тибетски «срундуд», что значит «охранительный узел». Освященный дуновением Бога, после прочтения известного заклинания он превращается в талисман, предохраняющий от несчастий.

Два служителя расстелили перед престолом тоненький коврик, на который паломникам разрешили сесть правым боком к далай-ламе и спиной к его приближенным. Потом в огромном серебряном кувшине принесли чай. Каждый встал и подошел с заранее припасенной чашкой к престолу.

Слуга плеснул в чашки. Паломники тут же выпили и трижды поклонились. После этого налили самому далай-ламе. Он обвел всех своей равнодушной улыбкой, но лишь пригубил чашку. Пятясь в поклоне, все возвратились на свои места.

И вдруг живой бог заговорил. Обыкновенным человеческим голосом, приятным и довольно громким:

— Хорошо ли вы совершили путь и благополучно ли на вашей родине?

Смятение пронеслось по лицам сидящих паломников. По церемониалу они не должны были ничего отвечать, а лишь слегка приподняться и отдать легкий поклон переводчику. Он трижды предупредил об этом. Но старый цайдамец все же издал какой-то благоговейный храп.

Переводчик молча передал от пришельцев поклон далай-ламе. После этой церемонии принесли чашки с припущенным рисом. Далай-лама отведал из поданной ему чашки и сполоснул рот из особого кувшинчика. А паломники даже не успели поднести щепотку риса ко рту. Аудиенция была окончена. Два громадных телохранителя выхватили из-за поясов бичи и набросились на них, рассыпая удары.

— Убирайтесь скорее! — кричали они, а бог провожал всех своей отрешенной, отлитой в бронзе улыбкой. Толкаясь и застревая в дверях, паломники выбежали под жестокое и равнодушное небо. Так вот она, священная тайна Тибета!

Цэрен распрощался со стариком и другим своим приятелем, умыкнувшим жену, и отстал от паломников, чтобы как следует осмотреть Красный дворец и, если удастся, другие здания Поталы. С Цыбиковым они расстались как малознакомые люди. Какой-то безотчетный инстинкт заставил Цэрена вспомнить об ученом пандите. Он стал отыскивать его в толпе, но тот, видимо, ушел раньше всех.

Цыбикову стало вдруг смешно это его неожиданное разочарование. И в самом деле! Выпускник Петербургского университета — и вдруг вообразил себе неведомо что! Конечно, во многом виновата тайна, окутывающая Тибет, и всевозможные домыслы, распространяемые в Европе по поводу этой тайны. И, конечно, религиозный экстаз паломников. Как ни странно, всевозможные трудности и опасности, с которыми сопряжено путешествие в Лхасу, только подогревают этот экстаз. Но таков человек. Запретный плод всегда ему сладок.

«Нечего гневить Бога, — сказал он себе. — Твое паломничество протекает как нельзя более успешно. Ты достиг недосягаемого и увидел невидимое. Осталось совсем немного. Поэтому воспользуйся случаем и осмотри Поталу — местопребывание живой святыни, чтимой столь же высоко, как статуи основателей буддизма», — и он пошел в сторону, противоположную той, куда направился Цэрен…

Дворец далай-ламы находится в одной версте на запад от города. Он вне всякого сомнения является самым замечательным зданием не только Лхасы, но и всего Тибета. Полное название его Ду-цзин-ньибий-побран Потала, или «Потала, дворец второго кормчего».

Построил дворец легендарный царь Сронцзан-гамбо. Так это или нет, кто знает. Несомненно одно, что на этой скале, именуемой «Красной горой» (Марбори), когда-то находился замок, испытавший все невзгоды вековых феодальных войн.

В середине XVII столетия Потала сделалась резиденцией пятого далай-ламы, знаменитого Лобсан-чжяцо, который сумел завоевать верховную власть в Тибете. Это в его время были возведены главные части дворца, а прежние, обветшавшие здания отделаны заново. В народе до сих пор помнят это страшное время, когда людей тысячами сгоняли на рабский труд. Постройка продолжалась десятилетия, подобно скорбной эпопее Древнего Египта, жестокой мистерии пирамид. Чтобы воодушевить изнемогавших рабочих, далай-лама сочинил песню, которую и поныне поют чернорабочие.

Рассказывают также, что смерть застала пятого далай-ламу, когда дворец еще не был достроен. Управитель Сан-чжяй-чжяцо шестнадцать лет скрывал от народа, что душа далай-ламы воплотилась в иное тело, и выставлял на празднества загримированную статую. От имени мертвеца принуждал он тибетцев продолжать изнурительную и бессмысленную работу.

Так и вырос на Южной горе целый квартал длиной в добрых 200 саженей. Потом его окружили высокой каменной стеной.

Главный дворец построили на самой вершине; он заполнил своим основанием все углубления и спуски.

Он не похож ни на одно сооружение в мире. Жмущиеся друг к другу низко усеченные пирамиды во много этажей и типично тибетские плоские крыши создают неповторимый резко асимметричный ансамбль.

Фасад дворца производит впечатление грозное и величественное, но оно сразу же сменяется разочарованием при виде задних глухих стен с черными дырами, из которых непрерывно стекают нечистоты.

Но лестницы Поталы — это окаменевшая поэма. Они пересекаются под острыми ступенчатыми углами. Медленно и вместе с тем стремительно уводят они к небу.

Во дворец ведут три широкие лестницы с лицевой стороны и две боковые дороги, которые тоже потом переходят в каменные лестницы. По этим дорогам приходят во дворец различные должностные лица, которых далай-лама рассылает по всему Тибету. Лестницы для пеших, дороги для конных. На круглом дворе всадники спешиваются, слуги отводят животных в конюшни, а перед путником все та же лестница, ведущая в небо.

Главные святыни и апартаменты далай-ламы находятся в центральной части дворца, выкрашенной в красно-коричневый цвет. Поэтому и называется эта часть Поталы «Побран-марпо», что означает «Красный дворец». А может, красен он от крови строителей, коричнево-красен от свернувшейся крови, давным-давно пролитой крови? Об этом умалчивает песня, сложенная пятым «перерожденцем» бессмертного далай-ламы. Но стоит прижаться ухом к стене, и…