Последнее королевство. Бледный всадник (сборник)

Тридцать монет. Сребреники Иуды. Эту христианскую легенду я помнил. Она была из немногих, которые мне нравились.

На стене стояли лучники, но никто из них не стрелял. Они просто смотрели. Я показал дяде нехороший знак: рога дьявола, сложенные из мизинца и указательного пальца, потом плюнул в его сторону, развернулся и поехал обратно. Теперь он знал, что я жив, знал, что я его враг, знал, что я убью его, как собаку, как только представится возможность.

– Утред! – окликнула Брида.

Она оглянулась назад, я тоже развернулся в седле и увидел, что один из воинов перепрыгнул через стену, тяжело приземлился и теперь бежал к нам. То был крупный человек с густой бородой, и я подумал, что не смогу сражаться с таким здоровяком, но потом заметил, что стрелки на стене натягивают луки. Стрелы упали на землю рядом с человеком, которого я теперь узнал: то был Элдвульф, кузнец.

– Лорд Утред! – кричал Элдвульф. – Лорд Утред!

Я развернулся и подъехал к нему, прикрывая от стрел корпусом лошади, но ни одна стрела не упала рядом. Вспоминая тот далекий день, я теперь подозреваю, что лучники намеренно делали промахи.

– Ты жив, господин! – Элдвульф широко улыбался.

– Жив.

– Тогда я пойду с тобой, – решительно заявил он.

– Но как же твоя жена, сын? – спросил я.

– Моя жена умерла в прошлом году, господин, а мой сын утонул на рыбалке.

– Как жаль, – сказал я. Стрела воткнулась в траву, не долетев нескольких метров.

– Вотан дал, Вотан и взял, – проговорил Элдвульф, – и вернул мне моего господина.

Он увидел молот Тора у меня на шее и, будучи язычником, улыбнулся.

Так у меня появился первый приверженец. Кузнец Элдвульф.

– Он такой мрачный, твой дядя, – рассказывал Элдвульф, пока мы ехали на юг, – угрюмый, как не знаю кто. Даже новорожденный сын его не радует.

– У него родился сын?

– Эльфрик Младший, так его зовут, совсем еще крошка. Но здоровенький. А вот Гита больна. Она долго не протянет. А как ты, господин? Выглядишь ты хорошо.

– Со мной все в порядке.

– Тебе сейчас двенадцать?

– Тринадцать.

– Уже мужчина. А это твоя женщина? – Он кивнул на Бриду.

– Подруга.

– Мяса на ее костях немного, – заметил Элдвульф, – поэтому пусть остается просто подругой.

Кузнец был крупным человеком лет сорока, его руки, кисти, лицо были в черных пятнышках от бесчисленных укусов искр от горна. Он шел рядом с моей лошадью, без усилий держась с ней вровень, несмотря на свой уже не юный возраст.

– Расскажи мне о датчанах, – попросил он, с подозрением поглядывая на воинов Рагнара.

– Они служат ярлу Рагнару, – сказал я, – тому, который убил моего брата. Рагнар хороший человек.

– Который убил твоего брата? – Элдвульф, кажется, пришел в смятение.

– Судьба правит всем, – ответил я. Это было правдой и в то же время спасало от развернутого ответа.

– Ты его любишь?

– Он мне как отец. Тебе он понравится.

– Но он же датчанин, господин. Они, конечно, поклоняются правильным богам, – нехотя признал кузнец, – но я бы хотел, чтобы они ушли.

– Почему?

– Почему? – Элдвульф опять поразился моему вопросу. – Потому что это не их земля, вот почему. Я хочу ходить по ней и ничего не бояться. Я не хочу кланяться человеку только потому, что у него есть меч. У них один закон, а у нас другой.

– У них нет законов, – возразил я.

– Если датчанин убьет нортумбрийца, – с возмущением заговорил Элдвульф, – что делать человеку? Виры нет, шерифа нет, и лорда, к которому можно пойти за справедливостью, тоже нет.

Он говорил правду. Вира была платой за смертоубийство, и каждый человек имел цену. Мужчина стоил дороже женщины, если только она не была знатной леди, воин стоил дороже земледельца, но цена все равно имелась, и убийца мог избежать смерти, если семья убитого соглашалась принять виру. Шериф отправлял закон, сообщал обо всем олдермену, но с приходом датчан вся эта система исчезла. Больше не было закона, было лишь то, чего требовали датчане. Их такое устраивало, и мне подобная неразбериха шла на пользу, но я понимал, что нахожусь на особом положении. Я стал человеком Рагнара, Рагнар меня защищал, но без него я сделался бы просто изгоем или рабом.

– Твой дядя никого не защищает, – продолжал Элдвульф, – а вот Беокка защищал. Помнишь его? Рыжий священник, с косыми глазами и больной рукой.

– Я видел его в прошлом году, – сказал я.

– Видел? Где?

– Он был с Альфредом, королем Уэссекса.

– Уэссекс! – Элдвульф удивился. – Далеко. Он хороший человек, Беокка, хотя и священник. Он бежал, потому что не мог терпеть датчан. Твой дядя был в ярости. Сказал, что Беокка заслуживает смерти.

«Ясное дело, – подумал я, – ведь Беокка захватил с собой пергаменты, доказывающие, что я законный олдермен».

– Дядя и меня хотел убить, – сообщил я. – Кстати, я еще не поблагодарил тебя за то, что ты пытался отомстить Веланду.

– Твой дядя хотел отдать меня за это датчанам, только никто из датчан не возмутился моим поступком, поэтому он передумал.

– И вот теперь ты среди датчан, – напомнил я. – Привыкай.

Элдвульф немного подумал.

– Почему бы нам не отправиться в Уэссекс? – спросил он.

– Потому что западные саксы хотят сделать из меня священника, – сказал я, – а я хочу быть воином.

– Тогда в Мерсию, – предложил Элдвульф.

– Ею тоже правят датчане.

– Но там живет твой дядя.

– Мой дядя?

– Брат твой матери! – Кузнец поразился, что я не знаю собственной семьи. – Олдермен Этельвульф, если он еще жив.

– Отец никогда не рассказывал о матери.

– Потому что любил ее. Она была красавица, твоя мать, просто золото, умерла при родах.

– Этельвульф, – повторил я.

– Если он еще жив.

Но зачем идти к Этельвульфу, если у меня есть Рагнар? Этельвульф – родня, конечно, но я никогда его не видел и сомневался, что он вообще знает о моем существовании. У меня не было желания его искать и еще меньше хотелось учить грамоту в Уэссексе. Лучше я останусь с Рагнаром, так я и сказал Элдвульфу.

– Он учит меня сражаться, – добавил я.

– Учишься у лучшего, – нехотя признал кузнец. – Хорошим кузнецом тоже можно стать только так: учась у лучшего.

Элдвульф был хорошим кузнецом и, против собственной воли, полюбил Рагнара, потому что тот был щедр и ценил хорошую работу. Там, где мы жили, под Сюннигтвайтом, построили кузницу, и Рагнар заплатил чистым серебром за горн, наковальню, огромные молоты, мехи и щипцы, необходимые Элдвульфу. Зима почти подошла к концу к тому времени, как все было готово; тогда в Эофервике закупили руду, и наша долина огласилась звоном железа о железо.

Даже в самые холодные дни в кузнице было тепло, люди собирались там поболтать и поразгадывать загадки. Элдвульф обожал загадки. Я переводил его речь, а он дурачил датчан. Большинство его загадок были о мужчине и женщине, о том, что они делают вдвоем, и разгадать их было просто, а мне нравились сложные. «Мой отец и моя мать бросили меня на погибель, но одна добрая родственница пригрела и защитила меня, а я убил всех ее детей, но она все равно любила меня и кормила, пока я не взмыл над домами людей и не бросил ее». Я никак не мог разгадать эту загадку, и никто из датчан не мог, а Элдвульф отказывался назвать ответ. Но как-то раз я пересказал загадку Бриде, и она тут же ее решила.

– Кукушка, конечно, – моментально ответила она. И она была права.

Весной кузницу пришлось расширить. Все лето Элдвульф готовил металл для мечей, копий, топоров и лопат. Я как-то раз спросил его, каково ему работать на датчан, а он в ответ пожал плечами.

– Я работал на них и в Беббанбурге, – сказал он, – потому что твой дядя присягнул им на верность.

– Но разве в Беббанбурге есть датчане?

– Ни одного, но они время от времени приезжают, и он привечает их. Твой дядя платит им подать.

Кузнец смолк, услышав вопль, в котором мне почудилась ничем не прикрытая ярость.