Магнетизерка

Сведений немного, но все же кое-что. Главным же являлось то, что Магнетизер владел методой введения своей жертвы в состояние магнетического сна-яви пятой и даже шестой степени несколькими раппортам и за весьма короткое время, после чего убивал их одним прикосновением большого пальца ко лбу, а именно к месту, зовущемуся физиогномистами Точкой судьбы. И, стало быть, был крайне опасен.

«Перстная манипуляция действует сильнее ладонной и есть самый действенный способ прикосновения, — вспомнила Анна лекцию маркиза де Пюйзенгюра. — Сия манипуляция усиливается приведением перстов в различное между ними соединение. Паче действует большой перст, по нем мизинец, потом указательный и четвертый палец. Средний же не оказывает никакого действия. Распростертые или когтеобразно загнутые пальцы действуют наислабее. Сильнейшее действие оказывается в пальцах, сжатых концами в щепоть. Но конец или подушечка расправленного большого перста, при сжатии всех других пальцев в кулак, действует наисильнее всего…»

— А есть что-либо такое, что может как-то воспрепятствовать его силе? — задумчиво спросил подполковник.

Турчанинова ответила не сразу. Ослабить действия магнетизера, конечно, можно, а вот противодействовать?

— Действия магнетизера, насколько мне известно, затрудняют металлические предметы: портсигар в вашем кармане, хронометр, горсть меди, орден на шее или груди. Из материй более всего препятствуют прохождению магнитных токов к телу шелк, гродетур и атлас. Так что шелковая сорочка или атласный жилет будут не лишними при общении с ним.

— Надо будет объявить это агентам.

— Что вы собираетесь предпринять? — деловито спросила Анна и серьезно посмотрела на Татищева. Точно так спросил его вчера обер-секретарь Макаров, когда Павел Андреевич докладывал ему свои соображения. И подполковник, вздохнув и нарочито приняв тон подчиненного, доложил ей четко и вразумительно:

— Предлагаю начать розыски неизвестного лица в плаще, предположительно худощавого и не пышущего здоровием, обладающего привычкой носить треугол, надвинув на самые глаза, и не имеющего ногтей на пальцах рук. Для сего надлежит весьма осторожно, не привлекая внимания, осмотреть домовые книги всех гостиниц и меблированных комнат на предмет поселения в них схожего вышеприведенному описанию человека, записавшегося в чинах от коллежского секретаря до титулярного советника и проживающего в Петербурге около двух-трех недель. У вас будут какие-либо дополнения или возражения, сударыня?

— Возражений не имею, — подыграла Анна. — Вот дополнение: надо предупредить каждого из агентов, чтобы они были крайне осторожны.

— Будет исполнено, ваше превосходительство.

— Ну и, конечно, обо всем происходящем докладывать мне лично.

— Слушаюсь, — серьезно сказал Павел Андреевич.

Глава пятнадцатая

Нелидов умирал.

Анне Александровне Турчаниновой с каждым днем приходилось затрачивать все больше и больше усилий, чтобы сдерживать ход болезни, однако скоро она почувствовала, что ее сил недостает. Кровяная опухоль в мозге стала расти, и консилиум столичных светил, вновь собравшийся в доме Нелидовых, подтвердил это. Прозвучал страшный приговор: жить больному осталось несколько дней.

— Неужели ничего нельзя сделать?! — в отчаянии спрашивал Андрей. В ответ Анна лишь отводила глаза.

В первых числах апреля Борис Андреевич умер. Тихо, без судорог и конвульсий — Турчанинова в последний раз помогла ему. Перед смертью не без содействия Анны к нему вернулась речь, и он позвал сына. Андрей пришел, встал на колени возле постели умирающего отца и заплакал. Анне было неловко видеть, что богатырского роста и сложения мужчина рыдает, как малый ребенок. Хотя в несчастии отца в большей степени виноват был сам Андрей, не приведи Господь испытать то, что испытывал он сейчас.

— У меня мало времени, — сказал Борис Андреевич, глядя сыну в глаза. — Думал, успею сделать из тебя восприемника. Не успел вот. Теперь это сделают другие.

Говорить ему было трудно и больно, но он продолжил:

— Скоро придут люди из Круга. — Нелидов замолчал и перевел взгляд на Анну, потом все же решил говорить далее. — Хранители. И ты, сын мой, обретешь Стезю.

Он облизнул сухие губы.

— Ты должен вернуть «Петицу». В ней сила и память… — было заметно, что ему становится все труднее говорить, — и возможность обрести Утраченное, когда Русью овладеют навьи силы и наступит Кощный век. И ежели «Петица» будет утрачена или попадет во вражьи руки, то никогда уже более не подняться Руси и народ русский изведен будет до состояния ничтожного. И не исполнит он возложенной на него миссии, потому как не будет иметь силы добра, заключенной в «Петице» и иных вещих книгах. Найди ее, верни. Вот тебе мое последнее слово.

Язык его переставал слушаться. Говорил он неразборчиво, и все же Андрей услышал нечто, похожее на молитву:

Сказав это, Нелидов закатил глаза. Больше он ничего не сказал.

Анна опустила голову. Андрей по-ребячьи всхлипнул:

— Батюшка…

Турчанинова подошла к Нелидову, тронула за плечо:

— Пойдемте, Андрей Борисович. Все кончилось.

Отпевали Бориса Андреевича в церкви Успения Пресвятой Богородицы, что на Сенной площади. А похоронили на Лазаревском кладбище, возле могилы княжны девицы Давыдовой с надгробным памятником черного мрамора в виде огромной вазы, похожей на бутон едва распустившейся розы.

Прощальных речей не было. А когда пришло время бросить на гроб Бориса Андреевича горсть земли, появились невесть откуда два высоченных седобородых старца в длинных одинаковых одеждах, с посохами и котомочками через плечо. Лиц из-под наглавников не видно, только глаза двумя угольями горят да бороды седые топорщатся, рукава одеяний широченные да длинные, сокрывающие кисти рук, полы грязнущие до земли — ну, чисто волхвы с картинок из книжек с былинами русскими.

Незнакомцы стояли молча, зыркали огненно на Андрея из-под своих капишонных раструбов. По горсти земли все же бросили, обнажив белые кисти рук с тонкими запястьями. Не работные, прямо скажем, руки, не крестьянские. И у цеховых людей руки другие, темнее, да и в кости поширше. «Таковые руки только у поэтов, музыкантов да магиков, что в балаганах фокусы всякие показывают», — сделал вывод Татищев, пристально наблюдавший за странными старцами.

Расходились после похорон молча.

Анна Турчанинова, сухо кивнув, уехала первая, следом ушли двое известных в Петербурге собирателей старины, гуськом, друг за другом, уныло поплелась к выходу с кладбища немногочисленная нелидовская челядь. Старцы же подошли к Андрею и стали что-то ему говорить.

— Стезя… — донеслось до Татищева, — древний Завет…

— Прошу прощения, милейшие, — подошел к ним Павел Андреевич и сделал строгое лицо. — Вы, позвольте вас спросить, кто такие?

Андрей посмотрел на него мутными глазами, кивнул: все, дескать, в порядке.

— А ты-то сам кто таков? — совсем не вежливо спросил Татищева один из старцев. Голос его был чист и свеж, будто под чудными одеждами скрывался юноша.