Великое таинство

— Пригласи его на террасу и подай нам холодного белого вина урожая того года, когда родился Сесострис.

Собек-Защитник мог бы пригласить Сехотепа в свой кабинет, но он предпочел допросить его у него дома, надеясь получить от него последние признания.

Собек не очень хорошо понимал этого тридцатилетнего мужчину с тонким лицом и глазами, в которых светился глубокий и быстрый ум. Поэтому вопросов было множество… Но его мучил и еще один вопрос: почему Хнум-Хотеп не подписал акта о невиновности? Здесь напрашивалось одно очень простое объяснение — тяжелое состояние перед смертью. Но в таком случае ему-то что делать?

Другая гипотеза состояла в том, что старый визирь мог, не веря в виновность Сехотепа, желать его привлечения к суду, чтобы там публично оправдать члена Дома царя.

Да, вариантов много, но как выйти из положения?

Собек молчал, поэтому первым заговорил Сехотеп:

— Как мне расценивать твою позицию: ты судья, допрашивающий виновного, которого заранее обрекли на приговор, или же у тебя существуют сомнения в моей виновности?

Смутившись, Собек стал ходить по комнате, не отвечая.

— Ну, по крайней мере, воспользуйся тем, что из окна открывается красивый вид, и полюбуйся городом, — посоветовал хозяин. — С этой террасы можно увидеть Белую стену фараона Менеса, объединившего Верхний и Нижний Египет, а также множество храмов, которые придают нашему городу неповторимое очарование.

Наконец Собек решился. Он подошел к Сехотепу и положил ему руку на плечо.

— Я посмотрю на городской пейзаж в следующий раз.

— Не лучше ли сейчас воспользоваться случаем? Может быть, другого не представится…

— Скажи откровенно: кто сейчас передо мной? Глава террористической организации Мемфиса, на чьей совести множество невинных смертей, или нет? Это единственный мой вопрос, и он самый трудный.

— Чтобы утвердить свое положение, новый визирь должен подать пример. Моя судьба предрешена, вот я и пользуюсь последними часами своей относительной свободы.

— Ты плохо меня знаешь, Сехотеп!

— Разве не ты посадил в тюрьму Икера, обвинив его в измене?

— Об этой ошибке я сожалею, но ее я уже исправил. А мои новые функции требуют от меня гораздо больше осторожности и максимума прозорливости.

Сехотеп протянул ему руки.

— Надень на меня наручники.

— Ты признаешь свою вину?

— Когда мне вынесут смертный приговор, ты должен будешь убить меня своими собственными руками, Собек. Потому что я откажусь покончить с собой и до последней секунды жизни буду утверждать, что я невиновен.

— Твоя позиция мне кажется уязвимой — разве ты позабыл о фактах?

— В отношении подтасовок и фальсификаций наши враги не имеют себе равных. И мы сами становимся их жертвами, подчиняясь жестким законам собственного аппарата судебной власти!

— Наши законы тебе кажутся несправедливыми?

— В любом законодательстве есть слабые места. Визирю и судьям следует компенсировать эти недостатки, высвобождая истину из сетей внешних совпадений.

— Но ты хотел меня убить, Сехотеп!

— Нет.

— Ты сам изготовил магические фигурки, которые должны были меня убить.

— Нет.

— После моей смерти ты собирался убить Великого царя.

— Нет.

— Все это время ты информировал своих сообщников о решениях фараона, что позволяло им уходить от стражи.

— Нет.

— Не кажется ли тебе, что твои ответы слишком коротки?

— Нет.

— Твой ум не позволит тебе уйти от справедливого наказания. Доказательства слишком весомы.

— Какие доказательства?

— Анонимное письмо смущает меня, признаюсь тебе. Но в нем есть все же определенная логика, и она согласуется с намерениями заговорщиков.

Сехотеп ограничился тем, что твердо и прямо посмотрел визирю в глаза.

Их пристальные, открытые и прямые взгляды встретились…

— Ты подписал документ, доказывающий твою причастность к попытке убийства, и то, что я выжил, ничего не меняет. Намерение — то же действие, и трибунал не выкажет никакого снисхождения. Поэтому лучше признаться и назвать мне имена своих сообщников.

— Мне очень жаль тебя разочаровывать, но я верен фараону и не совершал никаких преступлений.

— Как же ты объяснишь присутствие твоей подписи на документе, который должны были уничтожить магические фигурки?

— Сколько же раз тебе повторять? Враг использует прекрасного фальсификатора и хорошо осведомлен о всех членах Дома царя. Он рассчитывает нанести нам смертельный удар. И визирь не может позволить собой манипулировать.

Спокойствие Сехотепа поразило Собека-Защитника. Неужели у него действительно такой дар притворства?

— Но какой бы эффективной, — снова заговорил обвиняемый, — эта манипуляция ни была, может быть, именно она и является их ошибкой. Не забудь проследить за поведением всех в моем окружении. У одного из них может оказаться образец моего почерка.

— Включая твоих любовниц?

— Я дам тебе самый исчерпывающий список.

— Подозреваешь ли ты и кого-нибудь из чиновников?

— Это не мне, а визирю следует применять закон Маат и отстаивать истину, какими бы ни были последствия.

18

Четыре молодые акации и четыре льва были лишены силы, поддерживающей защиту Древа Жизни. Теперь остались только два главных препятствия — символ Абидоса и золото, покрывавшее ствол Древа Жизни. Но этот драгоценный металл, привезенный из Нубии и из страны Пунт, тут же утратит свою действенность, как только Провозвестник снимет покрывало с джеда и нарушит неприкосновенность ковчега.

Однако сделать это невозможно до тех пор, пока не убит новый Осирис, назначенный во время ритуалов, — Царский сын и Единственный друг фараона Икер. Молодой человек и не подозревал, что Провозвестник в течение долгих лет готовился убить его.

Давным-давно он выбрал этого одинокого мальчика, который так любил учиться, был безразличен к удовольствиям и готов перенести сотни испытаний, а также сумел сохранить строгость ума и пылкий энтузиазм юности. Провозвестник не ошибся. Уже много раз он испытывал Икера на прочность, посылая ему смерть, чтобы испытать его силу.

Но ничто и никто — ни злой человек, ни разбушевавшееся море, ни отъявленный бандит, ни мнимый стражник, ни заговор, ни какая иная разрушительная сила — не смогли уничтожить Икера. Напуганный, избитый, униженный, несправедливо обвиненный — он все равно поднимался и продолжал свой путь.

И этот путь вел в Абидос, святая святых вечной жизни.

А для него пещера смерти…

Правда, эта смерть требовала личного вмешательства Провозвестника и прямых союзников Сета. Покончив наконец с процессом воскрешения Осириса и разорвав все связи мира живых с миром потусторонним, они уничтожат будущее Египта и его дело. И как бы ни был храбр Сесострис, он этому помешать не в силах.

Монарх тоже не ошибся, выбрав Икера в качестве своего духовного сына и сделав его новым воплощением Осириса и будущим повелителем Великого таинства Абидоса. Возраст человека здесь роли не играет, лишь бы его сердце было способно к столь исключительной миссии. Безволосый, опорой которому служил долгий духовный опыт, принял Икера и теперь облегчит ему путь вперед.

Сесострис понимал всю опасность грозящих испытаний, но не мог и представить себе, какая стратегия крылась в душе Провозвестника, для которого Икер был одновременно и непримиримым врагом союзников Сета, и главным орудием в решающей схватке с фараоном и со всеми фараонами, вместе взятыми! Царь, созидая этого человека, как храм, думал о возведении магической стены, способной сдержать атаки сил зла. Но если Икер исчезнет, Абидос останется беззащитным, и тогда Провозвестник нанесет свой смертельный удар…

Закончив свои дела в храме, Провозвестник отправился позавтракать в компании с другими временными жрецами, которым так нравилось работать в Абидосе.

Он был приятен в общении, отзывчив, услужлив и пользовался прекрасной репутацией. Поговаривали, что Безволосый в скором времени предложит ему новую должность.