Суд герцога

От изумления у Франческо отвисла челюсть.

— Вы… вы знаете?

— Еще бы. Ты опоздал на час.

— На час? Куда? — Франческо отказывался что-либо понимать.

— Со своими предупреждениями о Байс и капитане. Они обручены.

— Обручены?

— Вот именно, — граф явно наслаждался недоумением племянника, к которому, как уже указывалось выше, не питал добрых чувств. — Час назад ее капитан приходил ко мне по этому самому делу. Отличный парень, Чекко, да еще и образованный. Он и принес мне эту книгу Лукреция. Удивительное произведение. Сколь убедительно доказывает Лукреций, что в природе все взаимосвязано. Надо бы тебе почитать эту книгу, раз ты относишься к природе с таким пиететом.

Франческо охватила ярость.

— И вы продали дочь в обмен на эту паршивую книжонку? — воскликнул он.

— Дурак ты, Франческо, — вздохнул граф. — Шипионе женится на Байс. А мне тебе сказать больше нечего.

— Но у меня есть!

— Так пойди куда-нибудь еще, там и выговорись, черт бы тебя побрал! Ты прервал меня на самом интересном месте. Пойди к своим кредиторам. Они с удовольствием выслушают тебя.

Но Франческо не сдвинулся с места.

— Да что вы знаете об этом Шипионе?

Старший Омодей обреченно вздохнул, чувствуя, что отделаться от племянника ему не удастся.

— А что я знаю о любом другом человеке? Он не только отличный солдат, но и обладает глубокими научными знаниями, а такое сочетание в наши дни ой как редко и характеризует его с самой лучшей стороны. Кроме того, он любит Байс, а Байс любит его. Так дай им Бог счастья.

— Ха! — в смехе Франческо не слышалось веселья. — Ха! Но кто он? Откуда? Из какой семьи?

Последний вопрос сорвался с губ Франческо разве что от отчаяния. Еще не договорив, он понял, что проиграл. Упоминание о семье редко задевало какие-то струны в душе чинквичентолиста . Семья, игрушка, еще привлекавшая своей новизной остальную Европу, в шестнадцатом веке перестала существовать для просвещенного итальянца, который теперь судил о людях лишь по личным достоинствам.

А если вспомнить, что Франческо оторвал графа от Лукреция, нет нужды удивляться, что последний лишь пренебрежительно фыркнул.

— Если б ты читал Лукреция, Франческо, то куда меньше думал бы о семье.

— Я не читал Лукреция, как, впрочем, и весь мир не открывал его книг, но…

— Если б ты читал Лукреция, то меньше бы думал и о мире.

— Но я его не читал! — взорвался Франческо.

— А если бы прочел, понял бы, что с ним мне общаться куда интереснее, чем с тобой. Так что иди с миром, Франческо, и не мешай мне насладиться мудростью древних.

И Франческо ушел, раздосадованный. Его переполняли отчаяние и ярость. Не повидаться ли вновь с Америго, подумал он, но с ходу отмел эту мысль. Толку не будет. Поиски мирного пути привели его в тупик. И избавиться от этого авантюриста, открыв путь для Америго, естественно, не без выгоды для себя, он мог, лишь прибегнув к испытанному средству: мечу или кинжалу. Франческо побледнел. Решиться на убийство он не мог. Ему мешало слишком живое воображение, ибо он буквально почувствовал, как сжимается петля на его шее.

Значит, оставалась дуэль. Он подстережет капитана и заставит первым обнажить меч. И никто не посмеет обвинить его в убийстве, поскольку зачинщиком был не он. А если капитан убьет его? Нельзя исключить и такую возможность, а его кредиторы, с горечью подумал Франческо, в любом случае останутся в выигрыше, ибо после его смерти им достанется и дом, и все еще принадлежащие ему земли.

Уже спустилась ночь, а он по-прежнему бился над неразрешимой задачей. И вспомнил-таки, что столкнулся с похожей ситуацией в книге Лоренцо Валлы. Читать Франческо не любил, но этот писатель ему нравился, и иногда на ночь он пролистывал его книгу.

Вот и теперь Франческо достал ее из сундука и раскрыл на нужной ему странице. Речь там шла об убийстве и мотивах, его оправдывающих.

Валла писал:

"Возьмем, к примеру, мессера Ринальдо ди Пальмеро, дворянина из Тосканы, его наверняка помнят многие из читателей, который поздней ночью, услышав голоса в спальне своей сестры, зашел туда, чтобы увидеть ее в объятьях кавалера, некоего мессера Лиджио д'Асти. Мессер Ринальдо, ослепленный праведным гневом, выхватил кинжал и заколол их обоих, дабы их кровью смыть позор с их дома. И суд оправдал мессера Ринальдо, посчитав, что его деяние абсолютно правомерно.

Такое убийство с самых древних времен не подлежит наказанию. Неотъемлемое право каждого мужчины — убить того, кто без всякого уважения относится к чести его ближайших родственниц, при условии, что он застал обидчика на месте преступления".

Франческо отложил книгу, надолго задумался. «На месте преступления». О, подчеркивал Валла, в этом-то и вся сложнсть. Только при выполнении этого условия убийца мог избежать виселицы, ибо в этом случае мог неопровержимо доказать вину убитого.

То есть не оставалось ничего другого, как глубокой ночью заманить Шипионе в дом Беатрис, застать его врасплох и поразить ударом кинжала в сердце. И тогда никто не посмеет обвинить его в предумышленном убийстве. Пусть Беатрис ему не родная сестра, но родство достаточно близкое, чтоб требовать для себя право постоять за честь Омодеев.

Но как… как заманить Шипионе в западню?

И тут его осенило. Ему открылась истина! Чудовищный план зародился в его мозгу. Но Франческо не собирался отступиться от него, поскольку так и только так мог достигнуть желанной цели.

Он встал, потянулся, как после тяжелой работы, и удовлетворенно рассмеялся.

Поутру он вновь вернулся к составленному накануне плану. Утро, как известно, вечера мудренее, но и проснувшись, он не нашел изъянов в найденном решении. Наоборот, оно показалось ему еще более привлекательным, он находил в нем все новые достоинства, которых ранее просто не замечал.

Едва ли он смог бы найти более оптимальный вариант. И суд Борджа, а то действительно был суд, не имел оснований для того, чтобы признать его виновным. И никто не поставил бы под сомнение его мотивы, несмотря на то, что он выказывал к Шипионе личную неприязнь. Присутствие Шипионе в спальне монны Беатрис глубокой ночью — вот ответ на любой вопрос, оспаривающий правомерность его поступка.

Довольный собой, еще бы, столь ловко вывернуться из, казалось бы, безвыходной ситуации, он уже собрался к Америго, чтобы поделиться с ним озарившей его блестящей идеей, но остановило Франческо тщеславие, подсказавшее, что лучше обождать. И прийти к Америго не просто с планом, но воплотив его в жизнь. Как изумится Америго! Как будет восхищаться изобретательностью друга!

Дома он провел весь день, обдумывая мельчайшие детали, и лишь в десять вечера, завернувшись в плащ, с мечом и кинжалом вышел на улицу в сопровождении слуги. Тот нес факел, освещая путь своему господину.

Быстрым шагом они добрались до калитки в стене, окружавшей сад, из которой днем раньше вышел Шипионе, толкнул ее, но калитка оказалась на запоре. Стена же возвышалась на десять футов. Франческо приказал слуге затушить факел, а самому стать к стене, забрался ему на плечи, схватился за верх. Силы ему хватало, он подтянулся на руках и мгновение спустя уже сидел на стене верхом. Затем опустился на руках и спрыгнул на мягкую траву.

Отодвинул засов, впустил слугу, и вместе они двинулись по благоухающему ночными ароматами саду. Маяком им служил свет в одном из окон мезонина. Франческо знал, что комнатка эта примыкает к спальне Беатрис. Дверь из нее выводила на широкий гранитный балкон, от которого, скрытые плющом, в сад сбегали ступени лестницы.

У ее подножия Франческо остановился, оглядел дом. Кромешная тьма, если не считать окна Беатрис, то есть все уже улеглись спать. Правда, он не мог видеть окон библиотеки, выходящих на улицу. Скорее всего дядюшка погружен в свои занятия. Оторвать его от них не так-то легко, да и не собирался. Франческо беспокоить почтенного старца, не довершив задуманного.

Приказав слуге дожидаться его внизу, Франческо взбежал по ступеням на балкон. Тут он уже не таился. Громко топал, задевал ножнами о гранит. И еще не преодолел и половины лестницы, как увидел, что портьеры раздвинулись, стеклянная дверь открылась, и послышался голос его кузины: «Кто здесь?»