Кукла дядюшки Тулли

Невыносимая расцветка этой комнаты была слегка смягчена копотью, выцветшей осыпающейся штукатуркой и неярким светом оранжевого пламени. С потолка как попало свисали медные кастрюли и связки лука, едва различимые в дыму, который скрывал даже очертания мебели. Но я разглядела дородную женщину в светло-голубой ночной рубашке, стоявшую у старой печи, которую не мешало бы поваксить. Она только что стукнула мальчика ложкой по лбу.

— …И заберет тебя за такое бессовестное вранье прямо в ад, Дэйви. — И тут она посмотрела на меня, открыв рот от изумления. — А это еще кого черти принесли?

ГЛАВА ВТОРАЯ

Мальчик поднял на меня синие глаза, опушенные роскошными ресницами, заулыбался и нагнулся к камину. В руках он сжимал огромного кролика, коричневого в серую крапинку. Тот болтался в его объятиях, как нескладная кошка со слишком длинными ногами. Так значит, это смех мальчика я слышала в доме!

— Ну и кто ты? — повторила женщина.

Я крепче вцепилась в свою сумку.

— Будьте так любезны сообщить моему дяде, что его племянница Кэтрин Тулман уже приехала. Меня никто не встретил.

В комнате стояла невыносимая духота. Мальчик задумчиво мусолил уши кролика, в то время как женщина смотрела на меня тяжелым взглядом, и с ее ложки что-то капало на пол. Либо у нее проблемы со слухом, либо с мозгами, так же, как и у моего дражайшего дядюшки. Надеясь, что дело все-таки в ее слухе, я откашлялась и произнесла так громко и членораздельно, как только могла:

— Не могли бы вы сообщить моему дяде Фредерику, что приехала Кэтрин, его племянница?

— Кто? — взвизгнула женщина.

Я повернулась к мальчику.

— Можешь отвести меня к мистеру Фредерику Тулману?

Мальчик снова посмотрел на меня синими глазами. Его лицо оставалось просто восхитительно невозмутимым, он ничего не отвечал и продолжал поглаживать кролика.

— Но ведь сейчас время игры, — неожиданно очнулась женщина.

— Прошу прощения? — настала моя очередь растеряться.

— Мистер Тулли сейчас играет. Нам запрещено беспокоить его в это время.

Я не смогла придумать никакого адекватного ответа. На плите дымилась кастрюля, а за ней я заметила чайник.

— Вы ведь готовите чай для мистера Тулмана?

Женщина посмотрела на меня с таким выражением, будто я была гадким тараканом, вылезшим из пирожного на ее тарелке. Я повысила голос:

— Я говорю, вы чай готовите?

Ее взгляд метнулся к чайнику.

Я поставила сумку на пол, прикидывая, не стоит ли отправить всех обитателей этого дома в психиатрическую клинику.

— Ну что ж, в таком случае я бы не отказалась от чашечки чая. Я провела в дороге весь день и едва стою на ногах. Пожалуйста, со сливками и добавьте полкусочка сахара. И еще тост с маслом, если вас не затруднит.

Я сделала несколько шагов вперед, пересекла комнату, вытянула из-за стола стул и уселась на него.

Женщина наконец вышла из оцепенения. Она уже не пыталась скрывать свое смятение, вызванное моим появлением. Ложка со стуком упала на пол, и, зашелестев подолом ночной рубашки, кухарка метнулась к столу. Она схватила сливочник и сахарницу, как родных детей, спрятала от меня подальше, и ручаюсь, если бы я не сидела крепко на стуле, его бы постигла та же участь.

Я медленно и задумчиво начала стягивать левую перчатку. Ну что ж, допустим, это ее царство, а я тут незваный гость. Ладно. Мы все относимся с трепетом к чему-нибудь. У тетушки Элис есть ее деньги, у Роберта — ириски, а у этой тетки — видимо, кухня. Но я ценю уважение, и я его добьюсь, так или иначе.

— Раз уж вы начали готовить чай, сообщите, пожалуйста, домоправительнице, что с улицы нужно забрать мой чемодан, который кучер бросил перед дверьми. Если возможно, позаботьтесь о том, чтобы его немедленно доставили в мою комнату. Можете сказать домоправительнице, что распакую вещи я сама.

Женщина выпустила сахарницу из объятий и снова взвизгнула:

— Да кто ты, черт побери, такая?

— То же самое я хочу спросить у вас, мадам, да только вот не могу себе позволить браниться вслух. И я даже обещаю забыть о том, что вы в отличие от меня это себе позволили. Повторяю, я — Кэтрин Тулман, племянница мистера Тулмана. Очевидно, вас не предупредили, что я приеду. Вы, наверное, кухарка?

Женщина сердито насупилась.

— Я готовлю только для мистера Тулли, — обронила она. — Меня зовут Джеффрис, миссис Джеффрис.

Она посмотрела, как я снимаю перчатку с другой руки, тяжело прошла к плите и поставила чайник на огонь, то и дело бросая на меня обеспокоенные взгляды.

— Ты никогда… Ты же не можешь быть дочерью мистера Саймона?

— Именно. Саймон Тулман — мой отец.

— Мистер Саймон не появлялся здесь более двадцати лет.

— Рискну предположить, это произошло отчасти потому, что шестнадцать из них он уже был мертв.

— Действительно, это все объясняет, — невозмутимо ответила миссис Джеффрис.

Она прилежно кивала головой, нарезая ломтями хлеб, и ее двойной подбородок то появлялся, то исчезал в унисон кивкам. Я чувствовала, что на самом деле она следит за мной, чтобы я ничего не трогала. Кухарка насадила ломтики хлеба на железную вилку и передала ее мальчику. Мальчик, не выпуская из объятий обмякшего кролика и не дожидаясь указаний и советов, стал жарить хлеб над огнем.

— И что же привело вас сюда? — гораздо более мягким тоном спросила женщина.

— Я стану личным секретарем мистера Тулмана, — твердо ответила я, слово в слово повторяя данные мне инструкции.

— Секретарем? — прошипела миссис Джеффрис, сердито поджала губы и отвернулась к плите.

Я опасливо наблюдала за хлебным ножом в ее руках.

— Наверняка это все козни Элис… — пробубнила она. — Маленькой…

Она продолжала бормотать что-то, очевидно, надеясь, что посвистывание чайника приглушит крепкое словцо, которым она охарактеризовала мою пресловутую тетушку. В душе я не могла с ней не согласиться. Я повернулась к мальчику:

— Тебя ведь зовут Дэвид, да?

Он улыбнулся, продемонстрировав очаровательную ямочку на щеке, и ничего не ответил. Я удивилась, насколько непринужденно он чувствует себя у открытого пламени. Мальчик тем временем перевернул хлебцы.

— Дэвид, а ты часто играешь в заброшенных частях дома?

Его лицо вдруг стало пустым и невыразительным, он полностью сосредоточился на поджарке тостов, и я решила не наседать с расспросами. Поскольку я оказалась в уже привычном положении — в компании, где тебя откровенно недолюбливают, — ко мне потихоньку стал возвращаться здравый смысл. Бояться было совершенно нечего: запыленные чехлы для мебели, старые фарфоровые статуэтки и многочисленные часы не таили в себе никакой угрозы. В любом случае мальчику всего девять лет, может быть, десять. Он наверняка не планировал испугать меня, во всяком случае не настолько сильно. Я не хотела, чтобы ему снова настучали половником по голове.

— А как зовут твоего кролика? — не удержалась я. Ямочка на щеке снова появилась, но ответа не последовало.

— Бертрам, — отозвалась миссис Джеффрис, со стуком водрузив чашку на стол. — Мы зовем это чудище Бертрам.

Я уставилась на чашку с чаем, чувствуя, как по спине змейкой сбегает холодный пот.

— Я пью со сливками и половинкой куска сахара, если вы еще не забыли, миссис Джеффрис.

Миссис Джеффрис схватила со стола сливочник, уронила в чашку каплю сливок, бухнула туда целый кусок сахара, спрятала сливочник и поставила чашку передо мной, подвинув тарелку с тостами, которые поджарил мальчик.

— С маслом, если вы будете так любезны, миссис Джеффрис. И я хотела бы знать, какая судьба ожидает мой чемодан.

Мальчик оторвался от очага, снова похвастался своей очаровательной ямочкой, перехватил кролика так, чтобы его передние лапы свисали через плечо, и тихонько вышел в заднюю дверь кухни. Перед моими глазами на короткое мгновение промелькнул сад, обнесенный стеной, и ноздри щекотнуло слабое дуновение прохладного свежего воздуха.