Капитан Кортес

- Послушай, земляк, твое преподобие, или как там тебя называть, - мне кажется, это ты похож на мавра, а не я!- сказал Лопе.

Монашек сразу отшатнулся, вскочил и такими яростными глазами поглядел на Лопе, так злобно ощерился на него мелкими белыми зубами, что Лопе сейчас же замолчал.

- Ну, ну, сиди, сиди спокойно! - Лопе тронул послушника за локоть. Смуглый сердитый монашек начинал ему нравиться. Они посидели еще несколько минут. Конский топот затих вдали; больше ничего не было слышно, никто не показывался. Было уже совсем темно. У Лопе дробно стучали зубы от холода.

- Спать хочу, есть хочу, обогреться хочу, помилуй меня святая дева! - вздохнул Лопе.- Ты знаешь здешние места, паренек? Сведи меня куда-нибудь, где дадут поесть. Я заплачу, слово христианина!

Лопе неуверенно брякнул двумя последними бланками в кармане.

- Честное слово, за еду заплачу!

Послушник согласно кивнул, огляделся осторожно и выполз из-под куста. Он повел Лопе за собою сначала каменистым берегом, потом кустами, ямами, болотистым леском, подальше от земляного вала, на котором перекликалась стража, мимо жалких тростниковых хижин еще сохранившегося в окрестностях Сант-Яго индейского поселка. На пороге одной из хижин стоял старый индеец. На его голой груди была выжжена буква «М».

- Здесь! - сказал послушник.

- Ну что же, здесь так здесь. Ты тоже будешь есть, земляк? Лопе обернулся к послушнику, но уже не нашел его. Монашек исчез, точно провалился сквозь заросли.

«Ладно, бог с тобой!» - подумал Лопе. Индеец кланялся, молча приглашая его под навес открытой половины дома. Лопе прошел под навес, огляделся.

- Есть давай!-коротко сказал он индейцу.

Индеец еще раз поклонился и убежал за загородку, в темную половину хижины. Лопе услышал там какое-то движение, приглушенную суету.

- Я тебе заплачу! - крикнул Лопе. - Честное слово, заплачу!

Присмотревшись, он выбрал обрубок дерева и сел у навесной плетеной двери.

Индеец скоро вернулся. Он внес на деревянной плошке еду и молча поставил плошку на колени Лопе.

Это была жирная поросячья голова, сваренная с бананами и еще какими-то, не знакомыми Лопе, мелкими красными плодами.

- Вино есть? - спросил Лопе.

- Вина нет, - нечисто выговаривая, сказал Индеец. - Водка индья есть.

- Вашей поганой индейской я пить не стану! - мрачно сказал Лопе. - Давай вина!

Индеец виновато развел руками. Потом принес глиняный жбан и подал его Лопе. Лопе отпил из жбана и еще сильнее помрачнел.

- Водка! Ну, дьявол с ней, пускай водка! - сказал Лопе.

Он пил и хмелел, и злился все сильнее. Синий, перебитый камнем в бою нос темнел и наливался кровью. «И на Фернандине нет тебе удачи, Лопе Санчес!.. - думал он. - Восемь лет в Новом свете - и ни денег, ни земли, ни дареных индейцев! Два похода в индейских землях да итальянский поход, четырнадцать больших сражений и до полусотни малых! Что ты заслужил за все это? Долговую тюрьму. Теперь поймают тебя альгвасилы, как мышонка, посадят насильно на судно, лишат шпаги, доброго имени, повезут обратно в Старую Испанию и старую нищету».

А как отплывали сюда, восемь лет назад, - сколько обещано было солдатам? Там, в Новом свете, говорили, золото грудами лежит прямо по берегам рек и ручьев,- наклонись и бери! Корзинами индейцы загребают золото из воды, - есть такие места, где русло речное сплошь выстлано золотым песком. Еще говорили: землю здесь, в Новом свете, раздают всем, кто пожелает, и грамоту дареную и индейцев для обработки; выбирай себе надел, какой хочешь, сиди, богатей на индейской земле!.. Вот и разбогател… Сначала по морю мотало их три месяца бурей, едва каравеллу не разнесло в щепы, не знали, как добрались живыми до твердой земли. Потом - Дариен, на материковых землях. Сидели в крепости, как мыши в ловушке, кругом лес, змеи, индейцы, отравленные стрелы. Индейцы там свирепые, не похожие на здешних, островных: двойной длинной пикой с кремневым наконечником за двадцать шагов бьют прямо в глаз!.. Хлебнули горя в Дариене, что сказать… Жрать нечего было, - траву, лягушек ели, павших коней; ходить разучились от голода, от жары, от жажды, по земле ползали, как скоты. А капитаны?.. Именитые дворяне, в бархате и перьях, бродили по лесу и искали коренья. А походы, стычки, боевые труды?.. Хуан де ла Коса, умерший от ран? А несчастный Никуэса, попавший в плен… В Севилье думают: в Новом свете золото ложками гребут прямо со дна рек. Пускай попробуют!..

Разъяряясь все сильнее, Лопе привстал и сдвинул плошку с колен. Вареные бананы рассыпались по полу.

Пускай попробуют, как он: грудью пройти через страну с капитаном Бальбоа, через все материковые земли, до Южного моря. Леса валили на дороге и лес на себе несли - строить бригантины в новом порту; так приказал капитан. Четыре тысячи мирных индейцев, не вынеся, умерло в походе да больше полутораста христиан. Гиены стаями шли за ними следом… А встречи с немирными индейцами? Две копьевых раны, шесть ножевых да нос, перебитый камнем из пращи. А стрелы? Сколько стрел его проткнуло - не сосчитать! Лопе провел пальцем по шее, по плечу, потер кисть. До сих пор плохо сгибается в кисти левая рука. И после всего этого - пропадать за жалких сорок песо долгу в долговой тюрьме или прятаться от стражи здесь, у индейца, в грязной хижине?.. Святая Мария, допустишь ли?

Лопе стукнул жбаном о пол, и водка пролилась на земляной пол. Он встал, шатаясь.

Нет, пойти, пойти сейчас же, пока еще не поздно, пока на площади стоят столы, пока горят свечи, пока не отслужили в церкви вечернюю службу - пойти, пробиться, сказать: «Я, Лопе Бенито Санчес, из Новой Кастилии, солдат капитана Бальбоа, дрался в Дариене, в Номбре, де Диос, на Белене, первый завоеватель материковой земли!.. Задолжал сорок песо в кости, - берите меня в поход!.. Пускай алькальд простит мне долг. К самому губернатору Веласкесу пойду, - скажу: берите меня, сеньоры, в армаду».

Лопе швырнул жбан на землю и пошел к двери. Тут собачий лай послышался невдалеке от хижины, и снова топот копыт. Точно в ответ на это, отчаянно завозился за перегородкой индеец и испуганно выскочил к Лопе. Лопе обернулся.

- Ты что, индейская голова, боишься, что я тебе не заплачу? - сказал Лопе. - Вот, бери!

Он кинул индейцу монету. Но старик даже не подобрал ее. Индеец молча прислушивался к собачьему лаю, чем-то ужасно напуганный.

- Что с тобою, индио? - спросил Лопе.

Индеец весь затрясся и буква «М» запрыгала у него на морщинистой коже. Буква «М» означала «Мир»; индеец был мирный; таких собаки не трогали; и все же индеец дрожал и с ужасом прислушивался к топоту копыт и лаю собак.

- Они уже близко! - сказал индеец.

Легкий, едва различимый стон донесся из-за перегородки. Кто-то шевелился в темноте, за тонкой стенкой, в Закрытой половине хижины.

- Кто там у тебя? - спросил Лопе.

Индеец не успел ответить. Громкий лай раздался у самого порога; циновки у входа откинулись, и темно-рыжий пес огромной тенью метнулся по хижине. В одну секунду пес проскочил под навесную дверь за перегородку, в темный угол, и тут сразу лай затих, слышно было только злобное рычание и чей-то тихий стон.

- Леонсе, Леонсе! Он здесь! Нашел! Молодец, Леонсе! - Несколько человек сразу вбежали в хижину.

- Света, сеньоры, света!.. Здесь темно!

- Вон, вон там, за перегородкой. Глядите, глядите!..

Кто-то зажег светильню. В углу, под соломой, под наваленным тряпьем, за перегородкой метался молодой индеец, опрокинутый на землю. Пес крепко держал его, навалившись лапами, и свирепо рычал amp;apos;

- Это он, он, Мельчорехо!..

- Молодец, Леонсе! От этого пса никто не уйдет!

Вбежали еще люди; в хижине сразу стало тесно и шумно. Лопе оттеснили к стене.

- Отдай, Леонсе! - Худой носатый сеньор в плаще, отороченном беличьим мехом, подскочил к собаке.- Отдай мне, Леонсико!

Пес зарычал еще более грозно и оскалился.

- Не отдаст!..

- Хозяину отдаст, хозяину!..

- Самому сеньору Кортесу!..