Мэри Роуз

— Хочешь посмотреть?

— Еще бы! А ты как думал?

Он достал рисунок из висевшего на поясе мешочка, развернул его, протянул ей, словно рыцарь — миниатюру своей невесты. Чертеж был выполнен так же, как прежде его рисунки: безупречно, без малейших помарок. Фенелла достаточно разбиралась в кораблестроении, чтобы узнать каракку водоизмещением примерно триста тонн. Высокая корма и плоский киль выдавали влияние зарубежных мастеров, а своей стройностью она напоминала каравеллу. Бросалось в глаза и кое-что еще.

— Орудийные порты, Энтони?

Он кивнул.

— Я хотел попробовать свои силы. В том числе и в укреплении корпуса, необходимого для того, чтобы выдержать дополнительный вес.

— Но кто же заказал это? Ведь только король может купить боевой корабль!

— Король вынужден брать взаймы недостающие ему корабли. А этот в мирные времена можно сдавать торговцам, он подходит для обороны от пиратов. Но в случае войны он практически сразу будет готов нести тяжелое оружие.

— Король хорошо платит, когда берет взаймы корабли для войны? — поинтересовалась Фенелла.

— Только если кому-то очень повезет. Обычно король вообще не платит.

— Тогда я не понимаю, почему твой заказчик так хочет дать ему взаймы свою каракку.

— Фенхель, — произнес Энтони и, остановившись, взял ее за руку. — Нет никакого заказчика. Я строю этот корабль для себя.

— Но откуда у тебя деньги? — воскликнула девушка. — Ведь корабль таких размеров стоит целое состояние! Как ты собираешься его строить?

— Платит граф Рипонский, — ответил тот. — Он смотритель королевского флота. Вместо оплаты за работу он переписывает на меня половину корабля.

— А потом?

— Потом мы с ним становимся собственниками и я сам смогу ходить на нем. Владея кораблем, мужчина с опытом участия в боевых действиях может стать офицером, даже если по рождению он никто, просто ничтожество.

Именно этого он всегда и хотел: выжечь недостаток, смыть грязь со своего тела, пока ему не разрешат охранять корабль, как другие хотят охранять женщину. Ради этого он оставил ее, ради этого он пошел на войну и ради этого он сделает все, что нужно.

— Твой граф может передумать, — осторожно заметила Фенелла.

— Может, — беспечно согласился Энтони. — Но я ему нравлюсь.

— Энтони, ты никому не нравишься! — рассмеялась Фенелла. — Только нам с Сильвестром, ну и, быть может, еще сэру Джеймсу, который всех людей любит.

— Верно. — Когда он улыбался, становились видны его красивые зубы. — Но граф любит корабли, которые я могу построить ему, если он будет заботиться о моем хорошем настроении. Кроме того, ему нравится то, что я рассказываю ему о кораблях. Он потом пересказывает это королю и производит впечатление.

Фенелле казалось, что все это очень рискованно, но она понимала, что он не станет слушать ее предостережений. Энтони был человеком, который не испытывал к людям слишком большого доверия. Если он связался с этим графом, значит, он сделал это ради корабля и теперь прекрасно осознает весь риск.

— Если он не платит тебе, — спросила она, — то на что же ты живешь?

Он скривился.

— Ни на что. Я привык.

Дождь усилился. Фенелла судорожно сглотнула.

— А я, Энтони? На что должны жить мы с матерью?

— Ты? — Он поднял брови. — Разве у Саттонов у тебя есть не все, что нужно, и у твоей матери тоже?

— Почему же. И даже больше, — ответила она, пригибаясь под выступающим этажом здания. — Но если мы поженимся, я не смогу оставаться у Саттонов. Довольно и того, что семья примет на себя скандал из-за расторгнутой помолвки. Ни от кого, кроме Сильвестра, мы не можем принять такую жертву, и одному Небу известно, как мне потом показываться на глаза сэру Джеймсу и Микаэле.

— Небу ничего не известно, — беспечно отмахнулся Энтони. — А что касается помолвки, то пусть все остается по-прежнему, я поговорю с Сильвестром. Не беспокойся, я уверен, он окажет мне эту услугу.

— Он все для тебя сделает! — воскликнула Фенелла. — Даже бросит сердце тебе на поживу, если ты будешь голоден. Но это неправильно, и я так не хочу! Я хочу жить с тобой, здесь или в Лондоне, мне все равно. Ты сказал, что вернешься, потому что хочешь жениться на мне. Я ждала этого два с половиной года, Энтони.

— Я знаю, — ответил он. — Но тебе придется подождать еще. Мне нужно все для корабля. Я едва могу содержать самого себя и отца Бенедикта, а когда корабль будет готов, я хочу увидеть, каков он в бою. И не только на безопасном расстоянии от побережья, как мы привыкли, с нашим узким проливом, а там, где от горизонта до горизонта не видно земли.

— Прекрати! — закричала она, глядя в его сверкающие глаза. — Ты не можешь так поступить! Даже тебе непозволительно заходить так далеко! Ты не имеешь права навязывать меня Сильвестру, пока тебе это удобно, и не думать о том, каковы планы у самого Сильвестра!

— Предоставь Сильвестра мне, — ответил Энтони. — Он мой друг.

— А что, если у меня будет ребенок? Тоже велишь Сильвестру заботиться о нем? Пусть в конце концов Сильвестр женится на мне, чтобы ребенок не родился на свет бастардом?

— У тебя не будет ребенка, — произнес Энтони. Судя по выражению его лица, он собирался насвистывать или жевать соломинку.

— Откуда ты знаешь?

— Я же сказал тебе, что учился. А я всегда учусь добросовестно, прорабатываю все части, изучаю все вопросы, все возможные проблемы. В том числе и то, как сделать, чтобы у женщины не было бастарда.

Она ударила его по щеке и сразу же устыдилась. Он не боится сделать ей больно, но он прав. Он должен был быть самим собой — и ради этого наказывал весь мир.

— Извини, — пробормотала она.

Он пожал плечами.

— Если тебе так легче…

— Избавь меня от своего чертова высокомерия, — прошипела она. — Тут плакать хочется, а ты хладнокровно заявляешь мне, что тебе абсолютно безразлично.

— Чего ты хочешь, Фенхель? Чтобы я ползал перед тобой на коленях или чтобы сказал графу Рипонскому, что я не буду строить корабль, а буду считать горошины в стручке, потому что люблю девушку больше самого себя?

— Может быть, я хочу, чтобы тебе было хотя бы больно, — ответила она, пытаясь подавить рвущийся наружу комок в горле. — Не только мне одной.

— А кто сказал, что мне не больно?

Фенелла сдалась, вышла из-под козырька под дождь и позволила обнять себя. И только теперь девушка заметила, что он не стоит прямо, а щадит покалеченную ногу. Он погладил ее по спине, зарылся губами в волосы.

— Пойми меня. Если ты не сможешь, то однажды я сам себя понимать перестану.

— Все в порядке, — прохрипела она. — Я понимаю тебя лучше, чем мне бы хотелось. И мне действительно жаль, что я ударила тебя по лицу.

Он поцеловал ее в лоб.

— Можешь бить меня по лицу, пока держишь себя в руках и не выбиваешь мне зубы. Я же не говорю, что я достойный любви парень и тебе как-то нужно со мной справляться. Но ты не должна думать, что я не забочусь о тебе. Это несправедливо.

И, несмотря ни на что, Фенелла рассмеялась.

— Ага. Значит, это несправедливо и ты недостойный любви парень. И как же, прости, пожалуйста, ты обо мне заботишься?

— Я даю тебе лучшее, что у меня есть. — Он поднял голову и махнул рукой, указывая на улицу, ведущую прочь от порта. — Моего Сильвестра. За это я заслуживаю не побоев, а поцелуев.

Фенелла рассмеялась еще громче, поцеловала его в щеку и в следующий миг услышала стук подков. По улице на своей рыжей кобыле скакал Сильвестр, и поначалу из-за дождя показалось, что по обе стороны седла у него тяжелый багаж. Бурдюки с вином или мешки с зерном.

— Энтони! — крикнул он, и лицо его прояснилось, словно в этот дождливый омерзительный день ему в Портсмуте явился архангел Гавриил.

Теперь он подъехал достаточно близко, чтобы Фенелла увидела, что эти пакеты — вовсе не бурдюки с вином. Он попытался было спешиться, но привески помешали ему.

— Считай, что я тебя обнял, — заявил он, обращаясь к Энтони. — Судя по всему, я не могу спешиться.