Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона

Цзян, внимательно следившая за взлетом Чарльза Суна, думала: «Ну вот, еще один Человек с Книгой. Человек, которому нужна жена».

Глава шестнадцатая

ВЫБОР ЦЗЯН

Декабрь 1897 года

Цзян знала: приближается момент, когда она должна будет сделать окончательный выбор между двумя дочерьми — Инь Бао и Май Бао. Хотя Цзян по-прежнему ощущала себя сильной, словно самка дракона, когда она в последний раз вызвала своего доктора, старик обнаружил у нее на спине целую россыпь кровянистых волдырей. Затрудненное дыхание и кашель также не сулили долголетия. Но все это не сильно волновало Цзян. Она не намеревалась жить вечно. Зато у нее было обязательство — предоставить в распоряжение Договора Бивня одну из дочерей, и она никак не могла решить, какой же из двух младшеньких отдать эту роль.

— Сядьте, — велела она.

Инь Бао, двигаясь с удивительной грацией и быстротой, невзирая на перебинтованные ступни, проворно скользнула в обитое парчой любимое кресло матери и скрестила почти полностью обнаженные ноги.

— Я постою, мама, — качнула головой средняя дочь, Май Бао.

— Как хочешь, — сказала Цзян и провела рукой по шелковой картине, висевшей на стене возле окна.

На ней была изображена типичная деревенская сценка эпохи Мин: полузамерзшее горное озеро и крестьяне, бегущие к своим садкам с угрями. Сбоку, на фоне белого от снега склона, зловеще полыхало ярко-красное зарево. Хотя Цзян этого не знала, на картине был изображен тот самый день, когда умер Первый император. События, произошедшие тогда на Священной горе, проникли в самую душу культуры народа черноволосых. Но даже если бы Цзян это было известно, она не сумела бы полюбить эту картину больше, чем любила теперь. Полотно подарил ей человек, ставший отцом Инь Бао, — возможно, единственный мужчина, которого Цзян любила.

Цзян отвернулась к окну. Из глубины стекла на нее смотрели отражения двух дочерей, и она стала рассматривать их. И та и другая ублажали мужчин — точно так же, как на протяжении многих лет делала она сама, но при этом — совершенно иначе и иными способами. Младшая была современной, как сам Шанхай. Она не взяла себе за труд научиться классическим танцам, искусству сказительства и даже не умела играть на эрху. Как-то раз в разговоре с матерью Инь Бао выразила формулу, которой руководствовалась в жизни. Формула была простой и приземленной: «Наряжаться и кривляться имеет смысл только в том случае, если это привлекает новых клиентов. Но главное развлечение, которое мы предлагаем мужчинам, это секс, мама, а не всякие древние ужимки. Секс за деньги, а в моем случае — очень хороший секс за очень большие деньги».

Инь Бао ценила себя высоко и спала лишь с мужчинами, способными заплатить за ее услуги ту непомерную цену, которую она запрашивала. А в течение ночи она частенько успевала обслужить нескольких клиентов. Несмотря на то что Инь Бао не соглашалась принимать участие в конкурсах «ночных бабочек», которые проводились журналами Чарльза Суна, она пользовалась популярностью в прессе. Мужчины, воспевая ее красоту, сочиняли стихи, которые присылали в журналы, а те их охотно печатали. Многие воздыхатели проделывали долгий путь до Шанхая лишь для того, чтобы взглянуть на Инь Бао хоть одним глазком. Она была популярнее знаменитых оперных певцов, а по городу передвигалась в открытом экипаже, запряженном парой белых жеребцов. Когда на ее пути оказывались куртизанки классом ниже, она кричала на них и требовала освободить дорогу. Именно она в одной из таких уличных стычек назвала свою товарку «жопомордой сукой» и таким образом, сама того не ведая, вдохновила Чарльза Суна на карьеру издателя.

Инь Бао одевалась только в эксклюзивные платья. Она с искренним удовольствием перевоплощалась в персонажей романа «Сон в красном тереме». Ей нравилось наряжаться в изысканные исторические костюмы, сшитые ее старшей сестрой. Она исполняла для своих клиентов много женских ролей, включая роль госпожи Чао, влиятельной наложницы, которая находится в «добрых отношениях» с монахиней Мяоюй. Порой Инь Бао одновременно исполняла две эти роли — специально для тех глупых мужчин, которые полагали, что одна женщина не сможет удовлетворить их похоть. Но самой любимой у нее была роль Ся Цзиньгуй — красивой, но коварной дочери купца, поставщика императорского дворца. Ся Цзиньгуй — настоящая мегера. Она терроризирует Сянлин, вынашивает планы отравить ее, но в результате сама умирает от отравления. Необычайное сексуальное мастерство Инь Бао позволяло ей выстраивать сцену так, что ее «смерть» от принятого по ошибке яда совпадала с тем моментом, когда у клиента наступал оргазм.

Газетчики, до которых дошел слушок об этих невероятных постельных подвигах, из кожи вон лезли, изобретая эвфемизмы, чтобы описать их максимально подробно и в то же время не выходя за рамки приличий. Инь Бао собирала публикации о себе и часто, замирая от эротического самовозбуждения, слышала, как ночью фразы оттуда цитируют другие девицы.

Обе дочери знали, что лишь одна из них унаследует имя матери. Новая Цзян станет полновластной хозяйкой всего, чем владеет мать, включая три ее борделя и многочисленные курильни опиума, а также получит в наследство неоспоримое право по собственному усмотрению решать судьбы не только своих служащих, но и сестер. Для Цзян не являлось секретом, что младшая и средняя дочери недолюбливают друг друга, она понимала: та из них, которая проиграет в состязании за наследство, потеряет все вне зависимости от того, что будет написано в завещании матери.

Цзян подумала об обязанностях Договора Бивня, которые вместе с имуществом и именем будет вынуждена принять ее наследница, и, отвернувшись от окна, посмотрела на среднюю дочь Май Бао, стоявшую посередине комнаты. Она обладала классической красотой, длинными стройными ногами, тонкой талией, а ее безупречная кожа была настоящим чудом. При взгляде на Май Бао вспоминались чистопородные лошади и величавость, присущая этим царственным существам.

Май Бао тоже нравилось исполнять роли из «Сна в красном тереме», но не те, которым отдавала предпочтение младшая сестра. Она любила перевоплощаться в Сюэ Баочжай, Бесценную Добродетель, жену Цзя Баоюя — любящую дочь и верную супругу.

Когда Май Бао играла Бесценную Добродетель впервые, Инь Бао скользнула к матери и то ли профыркала, то ли прошипела:

— А я-то думала, что мужчины приходят к нам, чтобы хоть ненадолго сбежать от жен вроде Бесценной Добродетели.

— Мужчины приходят сюда по многим причинам, — с улыбкой откликнулась Цзян. — Помни об этом, дорогая.

— С какой стати я буду помнить об этом, матушка? — с вызовом ответила Инь Бао.

Она улыбнулась так, как может улыбаться только молодая женщина в расцвете сил, и, наклонившись, долгим поцелуем прильнула к губам матери. Цзян впервые заметила, что по ощущению и на вкус губы младшей дочери — точь-в-точь такие же, какими много лет назад были губы ее отца. Она похлопала Инь Бао по руке, подумав при этом: «Не так быстро, доченька, ты станешь королевой и войдешь в Договор Бивня».

Май Бао также неоднократно выступала в образе Ши Сянъюнь, Дымки над Рекой — девицы неопределенного вида, пресной и безвкусной. Приговор Инь Бао в отношении игры Май Бао в этой роли был немногословен и жесток:

— Старшая сестрица обладает непревзойденным талантом скучно изображать скучных людей. Теперь благодаря Май Бао мы точно знаем, как выглядит человек, которому не стоило бы рождаться на свет. Как мило с ее стороны!

— Тот, кто кажется скучным одному, может возбуждать другого, — философски откликнулась Цзян.

— Да, матушка, но горшок с медом — он для всех горшок с медом.

Но больше всего средней дочери Цзян нравилось перевоплощаться в образ Юаньян — служанки вдовствующей госпожи, которая ответила отказом на предложение Цзя Шэня стать его наложницей и повесилась после смерти госпожи.