Ожерелье голубки. Райский сад ассасинов

Орландо на это проговорил:

‑ Вы знаете, что я принадлежу ордену, братья которого хвалятся целомудрием. Тамплиер, который с женщиной…

‑Женщиной? – перебил его аль‑Мансур. – Ты говоришь о женщинах? Ты хочешь меня оскорбить? Мой гарем хранит в себе мечты, неземные ангельские существа из сада Эдема. Аллах обещает их в награду достойному и праведнику. Женщины!!! Ты говоришь о произведениях искусства, бесценных и хрупких, как пуническое стекло и китайский фарфор. Сокровища из благородного материала, созданные рукой Творца! Эта берберская девушка, в чьих объятьях ты проснулся сегодня днем, – утонченная редкость, Идеальная возлюбленная, которая три года провела в Медине и четыре – в Мекке, чтобы в четырнадцать лет получить последний штрих своего образования в Ираке. Она обладает всеми достоинствами своей расы, у нее благородное появление мединки, грация мекканки и культурность иранки. Если она вдобавок гибкая как змея…

‑ Зачем? – спросил Орландо. Аль‑Мансур засмеялся, довольный:

‑ Ты еще многому должен научиться. Гибкость возлюбленной – это все. Спина ее должна быть податливой, чтобы она могла предложить тебе для поцелуя сразу свои губы и срамные губы. Это познание исходит от Омара Хайяма, поэта и товарища молодого Хасана ибн Саббаха.

‑ Ни одному христианскому поэту не было бы позволено написать подобное. Ваша религия допускает такие вольные речи?

‑ В Коране написано: «Женщины – наши пашни. Ваше дело, как вы их возделываете». Впрочем, я согласен с нашим великим поэтом, который написал: «Если ты совершаешь грех, то делай это зло, по крайней мере, как можно лучше. Если ты пьешь вино, пусть оно будет изысканнейшим. Если ты разрушаешь брак, то прелюбодействуй с самой прекрасной женщиной, какую сможешь завоевать. Для неба ты будешь грешником, но на земле, по крайней мере, не будешь глупцом».

‑ Мысль нравится мне, – засмеялся Орландо, – но скажите, что говорит ваш пророк об… об…,

Он искал подходящее слово

‑ Аш‑шахаваат, – помог ему аль‑Мансур, – утехи любовного ложа Молодой Мухаммед держался так сдержанно, что один злоязычный мекканец назвал его мркчиной без члена. Но это изменилось очень скоро. Под руководством более взрослой, опытной Хадиджи он превратился в такого страстного любовника, что в кратчайший срок зачал восемь детей. Говорят, Аллах наделил Мухаммеда семенами тридцати мужей. Из поколения в поколение передаются его слова: «В этом мире нам милее всего женщины и благоухание».

Как подобает пророку, он впрочем добавил (возможно, это сделали его поздние биографы): «истинное утешения для моих очей – это молитва».

* * *

Целые дни Орландо проводил на базарах. На рыбном рынке торговали дарами моря: здесь были летучие рыбы с плавниками, переливающимися как крылья бабочки, золотые лещи, скользкие морские змеи с острыми зубами, огромные крабы и раковины, вырезанные будто из мрамора, связанные черепахи с панцирем величиной с кельтский боевой щит.

Рынок красильщиков шерсти был разноцветным, точно сад, полный цветущих клумб. Орландо остановился перед одним прилавком, который принадлежал женщине в парандже. Необычно было увидеть женщину, торгующую в суке. В узкой щели покрывала ее глаза сверкали, как драгоценные камни, – болотно‑зеленые глаза, огненные, возбуждающе‑живые. Полоска кожи под ними была молочно‑белой. Эти глаза надолго задержались на нем. Затем женщина развернулась и бросилась бежать, как испуганный ребенок. Орландо оглянулся, но за его спиной никого не было. Он подумал: «Может, это я испугал ее?». Но почему она испугалась? Разве он сделал что‑то неправильно? Кто поймет этих женщин? Какие тайны скрывают их лица, эти лабиринты, полные страсти? Потаенный мир иллюзий, сказок и мечтаний. Сколько чувственности пряталось за ее покровом? Мистерия соблазна, сладострастия – эти паранджи.

Двое мужчин нарушили ход его мыслей.

‑ У нас несколько вопросов к тебе. Следуй за нами.

‑ Кто вы?

‑ Блюстители порядка.

Они заняли место по бокам от него и повели в дом начальника тюрьмы. Не успел он и оглянуться, как был уже брошен в камеру и прикован к кольцу на стене.

После полуденной молитвы Орландо предстал перед судебным следователем. Рядом с ним находились писарь, та женщина с рынка красильщиков шерсти и еще одна женщина. Они смотрели на него, не говоря ни слова

Судебный следователь спросил женщин:

‑ Это он? Посмотрите на него хорошенько. Если существует хоть малейшее сомнение, то на вас ложится тяжелое бремя вины. Поэтому я спрашиваю вас второй раз, как это требует закон. Это он?

‑ Ох! Клянусь Аллахом, это так.

Позже начальник тюрьмы пришел в камеру Орландо и спросил:

‑ Утебя есть друзья в городе, которые могут позаботиться о твоем пропитании? До вынесения приговора пройдет несколько дней.

‑ В чем меня обвиняют?

‑ Убийство ,двойное убийство.

‑ Кого?

‑ Вплоть до судебного заседания запрещено обсуждать дело. Кого ты знаешь в Аль‑Искандрерии?

‑ Аль‑Мансура, главнокомандующего войском.

‑ Брата султана? Ты шутишь?

‑ Мне сейчас не до шуток.

‑ Что ты за ангел смерти? – спросил аль‑Мансур. – Ты пугаешь до смерти ассасина и совершаешь двойное убийство.

‑ Я – не убийца.

‑ Две свидетельницы клянутся именем Всемогущего, что ты совершил кровавое преступление. Без моего вмешательства тебе бы отрубили голову в пятницу перед большой мечетью.

‑ Я обязан вам жизнью.

‑ А я обязан тебе своей, – сказал аль‑Мансур. – Мы бы не жили друг без друга. Теперь мы кровные братья. Я делил с тобой наложниц своего гарема. Разве мыслима более тесная дружба между мужчинами?

Думаю, я заслужил твоего доверия. Какая смертельно опасная тайна преследует тебя?

Тогда Орландо рассказал другу об убийстве на мосте в Кельгейме, о его миссии и цели.

Когда он закончил, аль‑Мансур сказал:

‑ Ты скачешь навстречу смерти. Если тебя не прикончат горы Даилама, тогда тебя убьют мужчины Даилама. И если они не разделаются с тобой, то это сделают ассасины. Говорю тебе, не ходи. Но я знаю, выпущенную стелу никто не может остановить. Вы – тамплиеры, как ассасины. Я выдам тебе свидетельство о том, что ты – особо уполномоченный султана и находишься под дипломатической защитой. С ее помощью ты достигнешь Даилам. Там ты можешь надеться только на Аллаха.

Он наполнил их бокалы красным вином и добавил:

‑ Я велел провести расследование по делу кровавого убийства в квартале красильщиков шерсти. Человек, который выглядел точно так же как ты, убил там одного хакима и его ученика.

‑ Врача в квартале красильщиков шерсти?

‑ Занятие красильщика – не из приятных. Там воняет, как у кожевенников и живодеров. Ни один человек не пойдет к ним добровольно. Поэтому там иногда прячутся некоторые подонки, скрывающиеся от властей.

‑ Врач… подонки.

‑ Убитые были неверующие изуверы. Они кастрировали мальчиков и, прежде всего, девочек.

‑Девочек?

‑Дорок. Ты ничего не слышал об этом? Прекрасно податливые и немые, как дорка‑газели – так назвал их в одном стихотворении Омар Хайям. Девушек делали немыми.

‑ Немыми?

‑ Им поставили печать на уста. Обрезание голосовых связок и языка требует большего мастерства, чем оскопление. Лекарь был мастер в этой области. Он был евреем. Правоверному запрещено делать обрезание. Лекарь был богатым человеком. Но убийство произошло не ради наживы. Ничто не было украдено, хотя сундуки с деньгами стояли открытыми. Блюстители порядка, которые изучали это дело, решили, что убийцу спугнули, и он опрометью убежал. Противоречат этому свидетельства двух женщин, утверждающих, что мужчина спокойно и мирно покинул дом, будто выполнил свою миссию или отомстил за кого‑то.

‑ Как произошло убийство?

‑ Он воткнул ему стилет в горло.

«О, Боже! – подумал Орландо. – Тот лекарь умер как герцог из Кельгейма».

* * *

Среди гостей дома тамплиеров в Равенне аббат Альберт из Штаде во всех отношениях был самый важный. И дело не только том обстоятельстве, что он привез свыше двухсот ломбардийских фунтов. Его слово имело существенный вес в кругу немецкий князей. Бенедикту не составило труда расположить к себе сердце могущественного аббата.