Магнетизерка

Так или иначе, но Зверь шел прямо на секрет. На сей раз он, похоже, не почуял опасности. Ведь репортер пах не человеком, а овечьим дерьмом. А какая опасность может исходить от овечьих какашек? Разумеется, никакой!

Когда Зверь подошел на расстояние десяти шагов, Шарль выстрелил. Потом еще раз, и еще. Первая пуля попала Зверю в морду. Он взревел, закрыв пораженное место лапой. Вторая пуля пронзила Зверю грудь, а третья поставила на его жизни точку, попав в сердце. Хороший стрелок был этот Шарль Шатель.

Случилось это в июне 1767 года. И жители Жеводана смогли наконец вздохнуть свободно.

У репортера «Газет де Франс» все получилось, потому что он споткнулся на ровном месте и упал. И вымазался в овечьем дерьме, отбив от себя тем самым запах человека, коий столь тонко чувствовал Зверь.

Вроде бы не столь уж и значительная деталь — упасть и испачкаться в говне. Но она повлекла за собой желаемый результат. Потому что была послана столь к месту и в столь подходящее время, что глупо думать, будто это просто случайность.

Кто вложил в руки Анны Александровны газету, читать которые по утрам за чашкою кофею не было в ее обыкновении совершенно? Объяснение лишь одно: в «Ведомостях», в хронике происшествий, содержалась необходимая информация. Воистину кто ищет — обрящет.

Она прочитала заметку про крестьянскую дочь Жучкину дважды. Вначале, как и прочие строчки, машинально. Второй раз — уже нарочно, холодея от предчувствия.

Во-первых, бросилось в глаза роковое число — 10 марта. Дата смерти адмирала де Риваса. Находилась сия невменяемая Жучкина возле его дома. Случайное совпадение?

Во-вторых, знание крестьянской дочерью иноземных языков, пророчествование, а иными словами — ясновидение могли появиться у нее только при пятой и шестой степенях магнетического влияния и никак иначе. Стало быть, на нее кто-то воздействовал. И этот кто-то — большой мастер магнетических практик.

Только вот зачем он произвел это с ней? Кто сей мастер? С какой целью он ввел ее в столь высшие степени магнетического воздействия? Чтобы стереть память? Выходит, она знала то, что ей не положено знать?

Судя по заметке, Жучкина находилась в магнетическом сне-яви уже несколько дней. Таковой случай столь длительного пребывания в сем состоянии Анне Александровне был известен только однажды. И он произошел в Москве почти два года назад.

Холодные мурашки пробежали по телу Турчаниновой.

Неужели Магнетизер объявился снова, теперь уже в Петербурге? Первый среди сильнейших, феноменальный мастер, виртуоз-убийца, почти не оставляющий следов!

Зачем он здесь? И что он делал у дома де Риваса?

Обуховская больница находилась на набережной Фонтанки недалеко от Обуховского прошпекта и одноименного моста. Турчанинова прошла мимо центрального мужского корпуса больницы и вошла в парадную небольшого дома, выкрашенного в желтый цвет. Окна были забраны решетками, что придавало дому вид тюремного острога. В ординаторской навстречу ей из-за стола поднялся небольшого роста весьма плотный господин.

— Анна Александровна Турчанинова, — представилась она, без приглашения садясь на стул возле стола под зеленым сукном.

— Очень приятно, — подался вперед плотный господин, изобразив на лице несказанное удовольствие. — Ординатор Желтого дома… простите, психиатрической клиники статский советник профессор Осташков Михаил Семенович. Я, кажется, немного слышал о вас. — Турчанинова заметила насмешливость в его глазах, с коей медики, знающие о ее пристрастии к магнетическим практикам, обычно смотрели на нее. — Вы ведь, насколько мне известно, пытаетесь лечить больных животным магнетизмом?

— Я владею некоторыми техниками излечения больных с помощью магнетических практик, однако, поскольку не имею медицинского образования, не считаю себя вправе вести регулярную врачебную практику. Так, иногда помогаю знакомым, когда они о том меня слишком настойчиво просят.

— Вот это похвально, — потеплел взглядом Осташков. — А то, знаете ли, в последнее время развелось столько шарлатанов, совершенно далеких от врачебной науки, однако утверждающих, в силу «несомненной своей исключительности и выдающихся способностей », что они могут излечить любого от любой болезни. Таковыми сейчас хоть пруд пруди.

— Совершенно с вами согласна, — произнесла Анна Александровна крайне серьезно. — Поверьте, я в число таковых входить совершенно не намерена.

— Ну, вот и хорошо, — окончательно успокоился Осташков. — Чем могу служить?

— У вас находится некая крестьянская дочь Жучкина. Мне кажется, я ее знаю, — соврала Анна.

— Знаете? — искренне удивился статский советник и слегка покраснел. — Но ведь она… как бы это мягче выразиться? Из тех девиц, что предоставляют плотские утехи мужчинам за деньги. Девица весьма легкого поведения.

— Знаю, — опять соврала Анна и твердо добавила: — К этому ее могли принудить несчастливо сложившиеся обстоятельства.

— Обстоятельства? Какие такие «обстоятельства »могут принудить девицу продавать свое тело, ежели, конечно, она девица порядочная и честная? Таких обстоятельств, сударыня, не существует в природе!

— Она голодала, — быстро произнесла Турчанинова первое, что пришло ей в голову.

— Ну и что! Ежели у нас все, которые недоедают, начнут заниматься развратом, чтобы быть сытыми, то Россия превратится в сплошной, простите меня, бордель!

— Вы преувеличиваете, господин статский советник.

— Возможно. Однако можно устроиться поденщицей в дома, мыть полы, посуду, стать прачкой, солдатской портомоей, наконец. Нет, эти девицыпросто не хотят честно работать. — От возмущения доктор даже вышел из-за стола и стал расхаживать по ординаторской. — Никакие обстоятельства не могут принудить нормальную девицу заниматься продажной любовью, кроме распущенности и врожденной порочности. И многие научные труды, появившиеся в последнее время, прямо на то и указуют…

— Вы, возможно, правы. А кто сказал вам… о роде ее занятий?

— Ее товарки. Они обратились в полицейскую часть по поводу ее исчезновения. Там у них взяли описание примет и нашли ее уже здесь, в Желтом доме. Они опознали ее, а вот она…

— Их не узнала, — закончила Анна.

— Верно, — сказал доктор. — А откуда вы знаете?

— Я могу ее видеть? — Турчанинова вовсе не хотела рассказывать доктору о своих способностях. Помимо прочего, этим можно было испортить его впечатление о ней.

— Посещения больных у нас не запрещены, — не очень уверенно произнес Михаил Семенович. — Только хочу вас предупредить, что она совершенно не в себе. Она не помнит, как ее зовут, и вряд ли узнает вас.

— Узнает, — заявила доктору Анна Александровна весьма твердо. — Меня она узнает.

— Крайне странный случай, — сказал доктор Иван Карлович Штраубе Анне Александровне, когда профессор Осташков провел неожиданную посетительницу в его кабинет. — Мне еще никогда не приходилось сталкиваться с подобными симптомами умопомешательства. Эта блудница, как ни странно, более похожа на блаженную, нежели на обычную душевнобольную.

— А вы не можете мне сказать, в чем это выражается?

— Она каким-то образом угадывает, что было, что и с кем происходит в данный момент и даже что произойдет в будущем. Причем некоторые ее предсказания сбываются точно и в срок, — с нескрываемым удивлением ответил Иван Карлович.

— Например?

— Неловко признаться, однако что было, то было, да и сам факт этого ее угадывания крайне любопытен, — начал Штраубе. — Видите ли, при составлении моего формулярного списка по приезде сюда, в Россию, канцелярист сделал одну оплошность. Я родился в городе Герборне княжества Нассаусского. А канцелярист записал «Носсаусского». Заметил я это не сразу, а когда заметил, то жил уже не в Москве, а в Петербурге и собирался поступать сюда, в эту клинику, на службу. И я — каюсь — самостоятельно исправил в слове «Носсаусского» первое «о» на «а». При первом же осмотре больная, погрозив мне пальчиком, сказала, что исправлять официальные документы есть совершеннейший подлог и подсудное дело.