Казачий дух

— Конечно, даже фирменный от ленинградской швейной фабрики, — попутчица окинула собеседника лукавым взглядом. — Но вам больше к лицу ваш мундир, от него аж мурашки по коже.

— Спасибо, я вам очень признателен.

— Не за что, подумаешь, делов куча. Если бы что-то другое…

Христиан стал протискиваться к выходу из автобуса, духота и запах едкого пота от распаренных тел вызывали у него чувство тошноты. Он даже не оглянулся, когда заспешил по тротуару к старинному зданию, построенному в стиле позднего русского классицизма, в котором расположился магазин готовой одежды. Он был уверен, что неприметный на вид мужчина ни на шаг не отстает от него. Лишь возле дверей посмотрел в витринное стекло для того, чтобы лишний раз убедиться в своей правоте.

Молодой офицер не стал копаться в вещах, сразу снял с вешалки костюм нужного ему размера, в которых, как он успел заметить, ходило большинство мужчин в городе. Подозвав к себе продавщицу из торгового отдела, с интересом подглядывающую за ним, он заговорил с ней совершенно о другом.

— Девушка, простите, где здесь у вас туалет? Я не увидел вокруг ни одного общественного.

— Есть туалет, — почему-то густо покраснела она. — Только находится он в коридоре, который ведет в подсобные помещения, и покупателям пользоваться им не положено.

— Очень интересно. А если сделать исключение?

— Ну… не знаю, надо позвать старшего продавца.

— Вы сами разве не сможете проводить меня туда?

— А костюм? — немного опешила молодой работник торговли.

— Я заплачу за него и отдам вам чек.

— Ну… хорошо.

Перед тем, как покинуть торговый зал, Христиан отыскал глазами своего телохранителя, тот стоял на выходе из магазина, сложив руки на животе. Он был уверен, что высокий швед в парадном мундире и в белой фуражке никуда от него не денется. Но сыскарь явно просчитался. Как только он ослабил внимание, капитан снял фуражку и поспешил к девушке, уже ждущей его. Туалет был грязным и вонючим, но Христиан не придал этому значения, быстро скинув мундир, он сложил его в чемодан и переоделся в цивильный костюм. Дело оставалось за малым — незаметно выскользнуть из магазина. Выйдя в коридор, он направился по нему в противоположную от зала сторону и оказался на грузовом дворе. Кивнув головой каким-то грузчикам, прошел до сквозного тоннеля и влился на улице в поток людей. Через двадцать минут он оказался на автовокзале, площадь перед которым была забита автобусами, собиравшимися разбежаться в разные стороны. Ему повезло, неповоротливый "ЛиаЗ" развернулся перед его носом, хитроватый на вид шофер крикнул в открытую переднюю дверцу:

— Чего задумался, товарищ, на Вышний Волочек пойду.

— Мне нужно в Новгород, — подтянулся капитан.

— И в Новгород, и на Валдай — дорога одна. Залезай, что-ли!

— Я билет еще не купил.

— Ну, мать честная, удивил. Прыгай, я обилечу.

За окнами автобуса потянулись смешанные леса, перемежаемые уже убранными полями и равнинами, не тронутыми плугами. Они были просторными, эти равнины, с успевшей пожелтеть травой и островками сухих стеблей с метелками на их концах. Подобную картину Христиан видел впервые, в Европе каждый клочок земли был пущен в дело, а здесь на лугах не видно было даже коров с овцами. Зато дымились кострищами и чернели золой крестьянские поля, скорее всего, местные полеводы удобряли на зиму почву, портя первозданную картину пепелищами и отравляя воздух.

— Вишь, что делают, аспиды? — возмущался сосед-попутчик, пожилой мужчина в косоворотке нелепой расцветки. — А удобрения спустят в речку. Мамай меньше навредил, нежели мы сами себе.

— Как это — сами себе? — приподнял с сомнением плечи Христиан, пропустив мимо ушей какого-то Мамая.

— А так, мы же сами правим государством. Народ.

— Выбирайте на правление умных

— Где их взять, когда все укатили за границу, — сосед пошлепал полными губами. — Ты, я вижу, не из наших краев?

— Я в Новгород еду, — не стал ввязываться в долгий разговор капитан. — К родственникам.

— Кто такие, может, я их знаю?

— Скаргины, не слышали?

Мужчина пристально вгляделся в собеседника и надолго замолчал. Натужно гудел мотор, на ухабах крепко подбрасывало. За окнами разворачивался однообразный пейзаж без придорожных гостиниц, без кафе и заправок. Вообще без ничего. Христиан не спешил повторять свой вопрос, он чувствовал себя как в Африке, в которой вроде бы и опасности не чувствовалось ниоткуда никакой, а съесть могли в любой момент. Наконец сосед подобрал губы и осторожно спросил:

— Это те, которые до революции в князьях ходили?

— Кажется да, они еще разорились, когда была война с Наполеоном.

— Эко куда хватил! Советская власть их разорила, да не всех перебила, — раздраженно сказал мужчина.

— Это мне неизвестно, — поспешил откреститься Христиан. — Они дальние родственники нашей семьи.

— Не ведаешь, а едешь к ним, — упирал на своем сосед. — А ты знаешь, что один из них лет пять назад Родину предал?

— Как это — предал?

— На Запад сбежал и больше не вернулся, вот как.

— Я не в курсе, мистер… простите, товарищ.

— Вот тебе и мистер, как два сапога пара, — пристукнул кулаком по колену мужчина, он со значением посмотрел на Христиана. И вдруг стал на глазах размягчать линии, затвердевшие было на его обветренном лице. Переход из одного состояния в другое был столь быстрым и неожиданным, что капитан не знал, как вести себя дальше. Он был наслышан, что у русских подобные перемены в настроении являются национальной чертой, но встретился с этим впервые. А мужчина меж тем продолжал. — Ладно, не нашего это ума дело, хоть нам и внушают, что загнивающий Запад скоро совсем загниет, вместе с Америкой. Да что-то не верится. Правильно сделал этот Скаргин, что сумел показать всем свою задницу, пусть хоть он поживет, а нам до обещанного коммунизма, как до той Америки.

Христиан отвернулся и стал смотреть в окно, в голове промелькнула мысль, что найти общий язык со своим попутчиком у него вряд ли получится. Мужчина тоже замолчал, погрузившись в свои думы. Наконец впереди показались темные избы, крытые где шифером, а где почерневшей щепой, но с нарядными наличниками на оконных рамах. Автобус въехал на окраину города и покатился по ухабистой дороге дальше. На одной из площадей с неухоженной церковью он развернулся и замер на месте. Мужчина с кряхтением взялся за свои вместительные баулы.

— А ну подсоби, мистер, или как там тебя, а то я свои мешки до двери не донесу, — прикрикнул он на Христиана. Пояснил. — Это мы каждую неделю в Ленинград мотаемся, за колбасой и за другими продуктами. В наших магазинах уже лет двадцать хоть шаром покати.

Когда баулы были выставлены на улицу и Христиан собрался раскланяться, бывший попутчик доверительно наклонился к нему:

— Ладно, я покажу тебе улицу, на которой живут Скаргины, твои родственники. А ты про них больше никому не болтай, а то загремишь под фанфары, — он ухмыльнулся жутковатой ухмылкой. — Ты думаешь, что я не догадался, откуда ты приехал? У тебя на твоем холеном лице все написано, а у нас морды рыхлые да худосочные. И запомни на будущее, в Советском Союзе с врагами народа поступают строго.

— Я вас понял, товарищ, я постараюсь держать язык за зубами, — унимая внутреннее волнение, согласился Христиан с мужчиной. Он был не рад, что разоткровенничался с незнакомым человеком и теперь стремился поскорее от него избавиться. Но обещанная им помощь продолжала удерживать его на месте. — Вы сказали, что покажете улицу, на которой они живут.

— Вот же она, прямо перед нами, — мужчина ткнул рукой в переулок, начинавшийся сразу от площади, затем развернулся вправо. — А это бывшая усадьба Скаргиных, теперь в ней находится Дом пионеров с разными кружками, на втором этаже по вечерам собирается хор ветеранов войны и труда. Но они плохо поют, что малые, что старые. — Попутчик оглянулся на двух женщин, спешащих к нему, и закончил. — Бывай здоров, родственничек, да не забывай, про что я тебе наказал.