Последний еврей Багдада (СИ)

Управляющий Эгиби нетерпеливо махнул рукой. Стоящий впереди охранник ожег животное ударом плети. Осел пронзительно заорал и рванул вперед. Путь был свободен. Фарсани вновь откинулся на мягкие подушки.

Он давно уже стал замечать за собой, что постепенно привык к комфорту. В свои тридцать два года рядовой раб многого добился. И что самое главное – добился сам. Мать умерла, когда ему едва исполнилось десять. Он всегда с грустью вспоминал эту красивую, тихую женщину. Отца управляющий Эгиби не помнил. Матушка рассказывала, что он погиб еще до рождения ребенка. Каракурт³⁶ забрался в дом – укус в шею был смертелен.

Легкий толчок о землю возвестил управляющего о том, что они прибыли. Двухэтажный дом эллина с высоким забором ничем особенным от других таких же строений не отличался. Видно было, что обитает здесь человек не бедный. Но и особо роскошным его жилье не назовешь. Фансани не переставал удивляться, зачем врачу и аптекарю сразу такая большая сумма. Хозяин приказал держать язык за зубами, а на месте по возможности осмотреться. Вдруг удастся что–то заприметить.

Охранники подошли к двери и постучали. Он, как и положено, пока оставался внутри. Ждать пришлось пару минут. Открыл сам эскулап.

– Милейший Фарсани, входи скорее – расплылся Элай в улыбке, – никак не ожидал, что сам пожалуешь.

– Как, как же – такие деньги, – засуетился управляющий Эгиби.

Он вытащил из паланкина ларец и внес его в дом.

– Буду расширять дело, – не дожидаясь вопроса с энтузиазмом произнес аптекарь. – Война, считают люди знающие, вот–вот возобновится. Этот македонский самозванец, убийца греков, якобы отказался от щедрого предложения нашего великого правителя о разделе империи. Так что скоро вновь хлынет поток раненых да больных: только и успевай лечить да торговать.

– Вот. Вся сумма. Давайте пересчитаем, – Фарсани открыл сундучок и стал выкладывать на стол тяжелые мешочки.

Когда подсчет был завершен, управляющий поднялся и раскланялся. Уже на пороге Элай взял его за локоть.

– У тебя ведь оба родителя египтяне? – задал он несколько странный вопрос.

– Думал, это заметно, – с достоинством ответил раб.

– То есть, бояться тебе нечего? Я тут навел кое–какие справки: многие убеждены, что тайная секта все–таки существует.

Оба стояли рядом в дверном проеме, и Элай в упор смотрел на гостя.

– Пустая, ни на чем не основанная болтовня, – пожал плечами Фарсани.

– Но люди ведь пропадают, – аптекарь по–прежнему сжимал локоть собеседника, не давая ему уйти, – та женщина, что бросилась к вам в конторе, прямое тому подтверждение. Она свободный человек, а ты раб, и ты обошелся с ней не очень–то вежливо.

– Я же говорил – мне постоянно надоедают просители. А за вежливость хозяин мне не доплачивает. Девка могла пойти купаться и утонуть, могла уйти в лес и попасть в лапы дикого зверя. Да, мало ли что могло с ней случиться! И чем я могу помочь? Отправиться лично на ее поиски? Наведу, конечно, справки, но мои возможности ограничены. Сами говорите – я всего лишь раб.

Фарсани, произнося эти слова, раздражался все больше. Он попытался аккуратно освободить свой локоть, но Элай лишь сильнее сжал пальцы.

В этот момент из–за поворота вышел Леон.

– Я к вам! – крикнул он наигранно, увидев чужих людей у дома аптекаря. – В брюхе что–то все крутит да урчит.

– Входите, я займусь вами через минуту, – ответил аптекарь и подождал, пока подчиненный протиснется мимо.

– Мне пора, – сделал еще одну попытку избавиться от навязчивого грека Фансани.

– Говорят, что тела тех, кого похищают, потом находят, – Элай указал пальцами на рот, глаза и уши гостя, – с зашитыми губами, веками, а также...

Закончить фразу он не успел. Фарсани рывком высвободил руку, споткнулся о порог и буквально вывалился наружу. Охранники подхватили его.

– Ах, что же ты так неаккуратно, – вскричал Элай, – ведь и расшибиться недолго!

Аптекарь помог управляющему Эгиби затащить в паланкин заметно полегчавший ларец, а затем забраться и ему самому. Когда рабы подняли носилки, он схватился за их край, пристально посмотрел на Фансани и ткнул его в грудь.

– А еще говорят, им вырезают сердца. Это ведь связано с каким–то религиозным культом?

– На мне не надо показывать! – по телу египтянина пробежала дрожь.

– Прости великодушно. Не подумал. Это ведь у вас – плохая примета. Мы, греки, тоже суеверны, но в другом. Так как насчет ритуала? Мне интересно, а спросить–то и не у кого.

– Не знаю. По мне так все это пустопорожняя болтовня. Она только настраивает население города против египетской общины.

Грека этот ответ не удовлетворил. Он вцепился в носилки и всем своим видом показывал, что не отстанет, пока не удовлетворит свое любопытство.

– Рот могут зашивать для того, чтобы умерший не мог свидетельствовать против убийцы на суде Осириса. Глаза, чтобы не мог найти дорогу к нему, а уши, чтобы не услышал вопросов бога, даже если доберется до места. В сердце живет душа любого человека. Но уверен, что рассказы об обнаружении таких тел – это обычные сплетни. Я удовлетворил ваше любопытство?

– Сполна! – Элай расплылся в благодарной улыбке.

Он разжал пальцы, и босые ноги рабов с носилками на плечах зашлепали по раскаленной мостовой.

Когда грек вошел внутрь, Леон сидел за столом и, не теряя времени, отсчитывал полагающуюся ему часть денег.

– Зачем ты приставал к этому увальню? – спросил он.

– Сегодня в конторе этот египтянин не просто старался отделаться от умолявшей его о помощи женщины. В его глазах был страх. Он боялся ее. Мне важно знать, почему.

– Он же тоже из этих... смуглых и раскосых, детей, как его, тростника. Помесь обезьяны с бегемотом. Наверное, втихаря обрюхатил какую–нибудь рабыню из местных, а теперь трясется за собственную шкурку. Но какое тебе до всего этого дело? Только лишнее внимание привлекаешь. Деньжат привез и здорово – вали домой. Главное золотишко вовремя подоспело, траты–то предстоят огромные. Я взял свое, пересчитывать будешь?

– Но твои сведения про секту верны? – Элай даже не взглянул на деньги.

– Вернее не бывает. Редкие психи.

– Через три дня Ариант отправляет караван обратно, – сменил тему Элай, – мне нужно, чтобы по пути на него никто не напал.

– А мне нужен гарем из сотни девственниц! И как я это устрою?

– Ты знаешь, о чем я. Пусть Хамид на пару дней умерит свои аппетиты.

– Я кручусь вокруг него, но до конца он мне пока не доверяет. Вот как ты себе представляешь это? Подойду я к нему и скажу: милый пахан, тут одним хорошим людям – шпионам греческим – надо, чтобы караван добрался до места без происшествий. Ну редкая же бредятина!

– Придумай что–нибудь. Верблюды Арианта должны дойти до Дамаска без приключений. И завтра у Фаона важная встреча с осведомителем. Я иду с ним. Пусть твои люди нас прикроют.

– Это сделаем. Сам проконтролирую. Где и когда сходняк?

– В полдень на площади Живота.

– Вот здорово – и поем заодно.

– А ночью сегодня – праздник, – напомнил Элай, – Фаон бежит. Там будут все. Приходи посмотреть.

Глава XII. Нищий царедворец

О, быть бы мне таким же, как они!

Их кони мчат, безумны и строптивы,

и на ветру вздымаются, как гривы,

простоволосых факелов огни.

Райнер Мария Рильке, «Мальчик»,

пер. А. Сергеева

Ночная свежесть приятно ласкала разгоряченное тело. Набегавшая узкая тропа едва угадывалась в свете трепещущего на ветру факела. Ровное, глубокое дыхание насыщало жизненной силой. Атлет испытывал наслаждение. Его пронизывали восторг и упоение, волнами накатывала эйфория.

Кто бы ни был его неизвестный папаша, одно хорошее от него Фаону все же досталось – роскошные волосы. Не черные, как у Мекона, и не светлые, как у некоторых из его соотечественников, а пепельно–каштановые. Не вьющиеся, как какое–нибудь руно, а прямые, как конская грива. Не жесткие, как пересушенное сено, а мягкие, как трепещущий на ветру ковыль. Сверстники в детстве дразнили "Чалым". Прозвище прицепилось. Сейчас–то уже он ничего плохого в нем не видел, а раньше из–за казавшейся обидной клички, бывало и не раз, что ввязывался в драку.