Три яхты

Эта молоденькая, с нежным выражением девица — мисс Сесилия Оссультон; она резва, остроумна, бесстрашна, но еще почти ребенок; ей не более семнадцати лет.

Таково общество лорда Бломфильда. Экипаж состоит из десяти славных матросов, буфетчика и повара; взяты также на яхту лакей лорда, жокей мистера Оссультона и горничная мисс Оссультон.

Яхта снялась с якоря и летела под всеми парусами между Дрековым островом и твердой землей. Кушанье было на столе; свежий морской воздух придал аппетит всей компании, и общий разговор начался только после снятия со стола скатерти.

— Мистер Сигров, — сказал благородный лорд, — вы чуть было не опоздали к нам; я ждал вас еще в четверг.

— Я весьма сожалею, милорд, что некоторые дела, обязанности моего адвокатского звания, не допустили меня воспользоваться ранее вашим благосклонным приглашением.

— Полно говорить вздор, Сигров, — возразил Готен, — вы вчера вечером сами мне сказывали, что еще не имели ходатайства ни по чьему делу.

— Так; но теперь это случилось совершенно нечаянным образом. Хоть я и не слишком страстный любитель дел, однако же, нужно сказать, случалось и мне иметь довольно важные. Понсонби звал меня с собою в Таттерсаль, желая услышать мое мнение о лошади, которую он хотел купить, а потом я должен был ехать в ФорестВайльд помочь ему в деле с дядей.

— Так вот чем вы были задержаны! — сказал лорд. — Могу ли узнать, выиграл ли ваш друг свое дело?

— Нет, милорд, он проиграл это дело, но зато выиграл жену.

— Говорите яснее, мистер Сигров, — сказала молоденькая мисс Сесилия Оссультон, дочь лорда.

— Дело в том, что старому Понсонби удивительно хочется женить своего Вильяма на мисс Персиваль, которой земли примыкают к Форест-Вайльду; ну, а мой друг Вильям столько же желает жениться, сколько я люблю ходатайствовать по делам, и потому дядя его сильно рассердился.

— Но для чего же вы были призваны? — спросила мистрисс Лессельс.

— Для того, миледи, что Понсонби никогда не покупает лошадей без моего совета…

— Я все-таки ничего не понимаю, — сказала старая мисс Оссультон, пожимая плечами.

— Извините меня, миледи! Дело в том, — продолжал Сигров, — что так как мне всегда приходится укрощать пылкость лошадей моего друга Вильяма, то ему хотелось, чтобы я помог укротить и гнев его дяди. Это требовало особенного искусства, потому что старик не слушал накаких доводов и хотел всячески заставить его жениться. Только что мы вошли, старый Понсонби попросил меня подождать в другой комнате, а сам остался наедине со своим племянником; к счастью, я мог слышать весь разговор.

— Чем же кончилось? — спросил лорд.

— Уверяю вас, милорд, что эту сцену можно вставить в любую комедию.

Я должен заметить, что природа дала мистеру Сигрову большие комические дарования: он был превосходный мим и мог менять голос как угодно. Рассказывая что-нибудь, он обыкновенно выводил на сцену действующих лиц, представлял фигуру каждого из них и подражал его голосу. Ежели он говорил, что эту сцену можно вставить в комедию, это значило, что ему хочется, чтобы его просили разыграть ее. За это взялась мисс Сесилия

Оссультон.

Мистер Сигров тотчас принялся за дело.

— Можно было бы, — сказал он, — назвать эту комедию «Пять тысяч акров в одной меже, или Прекрасная невеста». (Я не стану описывать жестов господина Сигрова, они соответствовали словам).

— Да, Вильям! — сказал старый Понсонби, остановясь перед племянником со сложенными назад руками. — Могу сказать по совести, что это одно из лучших имений в целой Англии; пять тысяч акров чудесной земли рядом с моей вотчиной… шутка ли!.. Оба имения будут в одной меже.

— Смею сказать, дядюшка, что это меня не прельщает. Потому что вам пришла фантазия соединить два имения, вы и меня хотите захватить в одну межу.

— Да это, мой друг, славная вещь!

— Что, дядюшка, деревня или жена?

— И то, и другое, племянничек, и надеюсь, что ты не станешь противиться!

— Да я, дядюшка, не корыстолюбив; ваших теперешних поместий будет с меня достаточно. С вашего позволения, вместо того, чтобы удваивать имение и удвоиться мне самому, не лучше ли мне быть у вас единственным наследником?

— Да таких золотых случаев, мой друг, надобно ждать целые столетия! Я всю жизнь свою о том только и думал, как бы соединить эти две дачи, и составил даже план преобразования поместья моего соседушки Персиваля. Дом этот мы сломаем, а старое аббатство исправим и отделаем, и тогда, мой друг, пусть и сам герцог Девоншир потягается с нами насчет великолепия, обширности и изобилия вотчины.

— Но я, дядюшка, и в глаза не видал мисс Эмилии Персиваль!

— Этакая жирная, здоровая, плодородная почва, что чудо… на ней все родится сам-пятнадцать.

— Надобно прежде посмотреть, какова она!

— Обработанная, мой друг, превосходно!.. По новейшей системе плодосмена!..

— И притом, будет ли она, дядюшка, согласна?

— Стоит только разделить ее на участки, по моей системе, и отдать каждый участок в арендное содержание… Да чему ты смеешься?

— Тому, дядюшка, что вы, кажется, хотите заживо женить меня на жирной земле, а я намерен быть в объятиях такой супруги только после моей смерти.

— В таком случае, сударь, я должен вам заметить, что у меня могут найтись и другие наследники; мне стоит только написать вашему двоюродному брату Джемсу; если он согласится на мое предложение, я сделаю его моим наследником. Вероятно, он лучше вас оценит достоинство Персивалевой дачи…

Старик Понсонби пошел к дверям.

— Постойте, любезный дядюшка, — вскричал Вильям, выскочив из кресла: — мы не совершенно понимаем друг друга. Конечно, я бы лучше желал обладать одним вашим имением и быть холостяком, нежели обладать двумя и в придачу мисс Эмилией Персиваль; но все-таки я не говорил вам, что предпочитаю нищенство двум прекрасным поместьям и жене в одной меже. Я знаю, вы любите быть верным своему слову; я принимаю ваше предложение, чтобы избавить вас этим от издержек писать моему брату Джемсу.

— Ну, вот видишь, Вильям, теперь ты стал умен!

Мне ничего больше не надобно. Я тоже знаю, что ты любишь быть верным своему обещанию, и буду считать это дело устроенным. Я только за этим и посылал за тобою; теперь поезжай, куда тебе угодно. Тебя уведомят, когда все будет готово.

— В понедельник, дядюшка, я должен ехать в Таттерсаль для покупки лошади на нынешнее лето; смею ли спросить, дядюшка, когда вы меня к себе потребуете?

— А вот я тебе сейчас скажу: теперь апрель; я полагаю, около июля.

— Около июля, дядюшка!.. Пощадите! Неужели мне жениться, когда собаки бесятся? Нет, я скорее повешусь!

— Пожалуй!.. Оно, действительно, немножко жарко… Так и быть, мы отложим до октября!

— До октября!.. Да я должен в октябре быть в Мельтоне на собачьей травле.

— Сделайте одолжение, сударь, скажите мне, когда же кончатся ваши собачьи дни?

— Очень скоро, дядюшка; но, я думаю, всего лучше было бы отложить до следующего апреля.

— До следующего апреля! Пять тысяч акров отличнейшей земли в одной меже до следующего апреля! Да тут пройдет целая зима! Ну, а если мисс Эмилия Персиваль простудится и умрет?

— Ну так, дядюшка, из предосторожности извольте устроить это к первому сильному морозу.

— Да мы уж несколько лет сряду не видели сильных морозов. Придется ждать целые годы! Нет, не хочу!.. Прощайте, сударь; я сегодня же напишу вашему двоюродному брату Джемсу.

— Что вы, дядюшка!.. Да вы меня обижаете! Вы, может быть, думаете, что я не хочу жениться на невесте, которую вы для меня избрали? Нет, вы меня не знаете. Я не люблю делать вполовину; из уважения к вам, я женюсь в июле, несмотря ни на какую жару!

— Вот за это спасибо, Вильям! Не нужно ли тебе денег на покупку лошади?

— Как не нужно, дядюшка!.. Поверьте мне, что я сдержу свое слово… Лошади теперь, дядюшка, очень дороги… В июле я буду совершенно готов к супружеству… Уж как я торговался с этими проклятыми барышниками: не хотят уступить ни гроша!.. Шестьсот фунтов стерлингов…