Царское проклятие

НИ ОД-НО-ГО!!!

А теперь… к делу…

Пролог

Ночная кукушка

— Вот рожу тебе сына, а братец его двухродный возьмет да и отнимет у него великое княжение, — ласково нашептывала, поглаживая волосатую грудь своего венчанного супруга, великого князя всея Руси Василия Иоанновича, его жена Соломония.

— Уж три лета вместях живем, четвертое идет, а он чтой-то не рождается все, — хмыкнул Василий.

— Потому и не рождается, что материнское сердце беду для него чует, — отозвалась Соломония.

Василий повернул голову и посмотрел на жену. Недавние любовные утехи никак не отразились на ее лице — ни блаженства, ни утомленности, ни сладостной неги, даже дыхание было ровным и безмятежным. Только в зеленоватых ее глазах горел загадочный хищный огонек.

«Ни дать ни взять — кошка на мыша нацелилась, — почему-то подумалось Василию. — Но хороша чертовка. Разве что телом чуток суховата, зато не квашня. А на престоле как сиживает подле меня. Мать моя, Софья Фоминишна, уж на что царевна византийская, ан и то так-то не величалась — телеса пышные мешали. Не зря я ее из тысяч выбрал, ох, не зря».

Вслух же отозвался грубовато:

— Некому отымать-то. Да и бояре супротив меня за удельного князя николи не подымятся.

— За удельного — нет, — проворковала Соломония. — А вот за того, кто твоим же отцом на царство венчан — могут. И не попрекнешь их. Скажут, мол, мы волю великого князя Иоанна Васильевича исполняем. Опять же Димитрий венчан был, а ты… [3]

— Ты еще не угомонилась? — беззлобно — ну не мог он на жену сердиться — проворчал Василий. — Али забыла, что он — мой братанич? Как я на сына брата длань подниму — о том подумай!

— А ты предсмертные слова своей матери Софьи Фоминишны вспомни. Ведь помирала уже, а все о тебе беспокоилась, когда сказывала, что покамест Димитрий, сын волошанки [4]ненавистной, жив, то и тебе покою не будет. Это завет ее тебе был, — шептала Соломония, склонившись к самому уху мужа и нежно покусывая его за мочку. — Да и братанич-то он так себе — наполовинку лишь. Отец-то его тебе не единоутробным братом [5]был.

— Зато единокровным! — отрезал Василий и резко поднялся с постели.

Не в первый раз поднимала этот разговор жена. И дался же ей малолетний Димитрий. Сидит себе и сидит в особой избе, что на казенном дворе стоит. Поди уж почти все про него забыли, а она все лезет и лезет с этим. Раньше он ее сразу обрывал, даже не дослушав, а теперь и у самого какое-то беспокойство на душе поселилось.

Казалось бы — с чего? Уже четыре года он, Василий III, сидит в Теремном дворце своего отца [6], заседает с боярами в Грановитой палате, а Димитрий, почитай, вдвое дольше — в обычной простой избе с толстенными, в палец, решетками на маленьких слюдяных оконцах. Да и сидит он там не на троне, а на простой лавке, которая, правда, имеет добрую пуховую перину, атласное одеяло и прочее, но хоть бы этих перин три было — свободу-то этим не вернешь.

Доброхоты его — князья Симеон Ряполовский и Иван Патрикеев вместе с сынами — тоже по надежным местам. Первый, которому отрубили голову, давно на том свете, последнему, из-за того что он был двухродным братом Иоанна Васильевича [7], оказали милость, сослав в монастырь, где тот и помер. Сыны, правда, живы, но что они могут сотворить? Да и нет у них такого желания.

Однако семена беспокойства, которые чуть ли не каждую ночь щедрой рукой разбрасывала Соломония, все равно потихоньку начали давать свои зловещие всходы. То она напоминала (будто он и сам не помнит) о том, как благородно поступил с сыновьями своего родного дяди Юрия Васильевича его дед Василий Темный и какой страшной бедой обернулось это для него самого. То, и вновь как бы между прочим, подсказывала, что Димитрий последнее время много читает, и книги эти далеко не все святые, а есть и такие, про которые к ночи лучше не говорить, не то… Словом, ночная кукушка и тут перекуковала, к тому же дневной у Василия и вовсе не было [8].

Причем далеко не все из сказанного ею было ложью. Во всяком случае, его деду, великому князю Василию Васильевичу, и впрямь выкололи глаза [9]. А вот напомнить внуку, что впервые начал этим заниматься сам дед, всю жизнь бывший слабым человеком, падким на злые советы, и никудышным правителем, которому лишь его потрясающее везение [10]помогло удержать трон для потомства, было некому.

Да и с книгами тоже не все было неправдой. Во всяком случае, тюремщики Димитрия Внука сыскали у узника некую странную книгу в черном переплете. Загадочные письмена в ней прочесть не смог никто, равно как и никто не смог угадать назначения непонятных кругов, треугольников и квадратов, в изобилии раскиданных на ее страницах.

И хотя сам Димитрий уверял, что он никогда ранее этой книги не видел и не понимает, как она к нему попала, веры узнику не было. Возможно, он никогда ее не открывал, но как он мог не знать, что она у него хранится, когда достаточно было одного запаха, по которому ее и сыскали. От черного засаленного переплета за версту несло самой настоящей мертвечиной.

Последняя находка окончательно подвигла великого князя на принятие решительных мер. Какой-то месяц он еще колебался с выбором исполнителей своей черной затеи, чтобы не попасть впросак, но затем решился.

Как раз была в разгаре зима. После только что весело отпразднованных святок Василий Иоаннович отправился на охоту. В ней тоже сказывался его характер, унаследованный от матери. Всюду, где была возможность, действовать чужими руками, он предпочитал не пачкать своих и первым из великих князей завел псовую охоту, раньше считавшуюся на Руси нечистой.

Обычно успевали к вечеру добраться до ближайшего городка, в окрестностях которого проходила охота. Чаще всего это были Можайск или Волок Ламский. На сей раз псы травили лося дольше обычного, не в силах угнаться за огромным красавцем, уже немолодым, но еще полным сил, так что возвращались уже затемно, и потому великий князь пир, в связи с поздним часом, отменил, оставив послужить себе за столом — честь немалая — лишь одного Михайлу Юрьича Захарьина.

Был Михайла молод, но самолюбив. Старший из шести, если не считать рано умершего Ивана, сыновей Юрия Захарьича Кошкина — боярина и новгородского наместника великого князя Иоанна III Васильевича, уроки своего отца он запомнил твердо и знал, что самое главное — это власть. Имеешь ее, и все у тебя будет. Знал и то, что иной раз за нее приходится платить страшную цену. В качестве примера отец Юрий Захарьич как-то раз под страшным секретом, заставив предварительно поклясться в сохранении тайны перед святыми иконами, рассказал, как вылез через ложь в бояре дед Михайлы, Захарий Иванович [11].

— Грех ведь это, — робко заметил Михайла, впервые услышав рассказ отца. — Нешто можно чрез лжу-то?

— Грех он опосля замолил, — веско пояснил Юрий Захарьич. — Опять же вклады богатые дал на помин своей души, да сразу в десяток монастырей их разослал, чтоб молились. Зато сам в силу вошел и род свой возвеличил. Не будь оной лжи, о коей все едино никто не ведает, и он бы не приблизился. Ныне наш род сызнова из веры вышел из-за братца моего Василия Ляцкого, кой к ляхам перебежал, потому не ведаю, что тебе предстоит, дабы сызнова в ближние влезть. Не приведи господь, чтоб тебе такое же довелось, яко Захарию, но коль деваться некуда станет, ты попомни, чрез что твои прадеды переступали.