Последнее королевство. Бледный всадник (сборник)

Некоторое время Рагнар пристально смотрел на меня, потом поднялся и бросил взгляд на обезглавленные тела. На отрубленных головах сидели вороны.

– Ты уверен, Утред?

– Уверен.

– Пойду спрошу братьев.

Он так и сделал, и, должно быть, Ивар и Убба согласились, потому что мне разрешили пойти.

Когда стемнело, ворота открыли, и я выскользнул в ночь.

«Наконец-то, – подумалось мне, – я стал Движущейся Тенью!»

Но на самом деле задание не требовало сверхъестественных способностей, потому что лагерные костры мерсийцев и англосаксов освещали мне путь.

Рагнар посоветовал обогнуть главный лагерь и выяснить, нет ли способа зайти сзади, но вместо этого я отправился прямиком к ближайшим кострам за поваленными деревьями, служившими англичанам защитной стеной. За этим темным заслоном виднелись тени часовых вокруг лагеря.

Я волновался. Многие месяцы я тешил себя мыслью о скедугенганах и вот стал одним из них, но в темноте рядом с обезглавленными телами мое воображение рисовало в таком же виде меня самого.

Зачем я это делаю? В глубине души я знал, что могу прийти в лагерь, сказать, кто я такой, и попросить защиты у Бургреда или Этельреда, но я говорил Рагнару правду. Я вернусь и расскажу, что видел. Я дал клятву, а клятва – серьезная вещь для мальчишки, особенно подкрепленная угрозой божественной расплаты. Однажды придет время решать, с кем я, но это время пока не наступило, и я полз через темное поле, ощущая себя маленьким и жалким; сердце часто колотилось в груди, душа трепетала от важности задания.

На полпути к вражескому лагерю я вдруг ощутил, как волосы на моем затылке зашевелились. Мне показалось, будто за мной следят; я развернулся, прислушался, присмотрелся, но не увидел ничего, кроме темных теней в ночи. Как заяц, метнулся я в сторону и снова прислушался: на этот раз кто-то точно шагал по траве.

Я ждал, всматривался, но ничего не увидел и пополз дальше, пока не добрался до заграждения. Снова подождал, не услышал сзади ничего – и решил, что мне почудилось.

Я тревожился, а вдруг не смогу перебраться через мерсийский завал, но беспокойство оказалось напрасным: мальчишке раз плюнуть пробраться между ветвями большого поваленного дерева. И я это сделал медленно и беззвучно и побежал в лагерь, где меня почти сразу остановил часовой.

– Ты кто? – зарычал он.

Я увидел, как блестит в свете костра нацеленное прямо на меня копье.

– Осберт, – назвал я свое прежнее имя.

– Ребенок? – присмотревшись, изумился он.

– Ходил попи́сать.

– Какого черта, почему бы тебе не делать это рядом со своей палаткой?

– Хозяин не велит.

– Кто твой хозяин?

Копье опустилось, часовой разглядывал меня в неровном свете костра.

– Беокка, – сказал я.

То было первое имя, пришедшее мне на ум.

– Священник?

Я удивился и засомневался, но потом кивнул, и это убедило часового.

– Так возвращайся к нему, – велел он.

– Я заблудился.

– И нужно было идти писать рядом с моим постом! – возмутился он, затем махнул рукой. – Тебе туда.

И я открыто пошел через лагерь, мимо костров, мимо небольших шалашей, в которых храпели воины. На меня гавкнула пара собак. Заржали лошади. Где-то звучала флейта и пел мягкий женский голос. Искры летели от догорающих костров.

Часовой указал мне туда, где стояли западные саксы: я догадался, что это именно они, потому что над большой палаткой, освещенной огромным костром, развевалось знамя с драконом. За неимением лучшего я пошел к той палатке. Я высматривал лестницы, но ничего не увидел.

В одном из шалашей плакал ребенок, в другом стонала женщина, несколько человек пели у костра. Один из них увидел меня и окликнул, но, когда понял, что я просто мальчишка, махнул рукой, веля проходить.

Я был уже недалеко от большого костра, который горел перед входом в палатку с драконом. Обогнув ее, я нырнул в темноту за палаткой, подсвеченной изнутри свечами или лампой. Два воина стояли перед входом, изнутри слышались голоса, но никто не заметил, как я скользнул в темень, все еще высматривая лестницы. Рагнар сказал, что их сложат кучей либо в самом центре лагеря, либо с краю, но я ничего не увидел. Зато услышал рыдания.

Скрытый от света костра, я стоял позади большой палатки и, судя по вони, рядом с отхожим местом. Осторожно выглянув, я увидел на открытом месте между кучей дров и палаткой рыдающего коленопреклоненного человека: он молился и время от времени бил себя в грудь кулаками. Я был поражен и даже напуган, но все-таки лег на живот и пополз в темноте, как змея, чтобы рассмотреть все поближе.

Человек стонал, словно от боли, и воздевал руки к небу, а потом тянул вперед, будто молясь земле.

– Пощади меня, Господи, – услышал я его слова, – пощади. Я грешен.

Потом его стошнило, хотя непохоже было, чтобы он был пьян. После того как его вывернуло, он снова застонал. Я успел лишь заметить, что человек этот молод, – и тут полог палатки поднялся и свет свечей залил поляну.

Я замер, одеревенел, как бревно. Человек, который так убивался, действительно оказался молодым, а поднял полог, к моему изумлению, отец Беокка. Во время разговора с часовым я решил, что по случайному совпадению на свете оказалось два священника с таким именем, но то было вовсе не совпадением. Я действительно видел рыжего косоглазого Беокку здесь, в Мерсии.

– Мой господин, – окликнул Беокка.

Он отпустил полог, и молодого человека снова накрыла тень.

– Я грешен, отец, – сказал тот и перестал рыдать. Возможно, ему не хотелось, чтобы Беокка стал свидетелем его слабости, но голос кающегося был полон скорби. – Я ужасный грешник.

– Все мы грешники, господин.

– Ужасный грешник, – повторил молодой человек, не обращая внимания на утешения Беокки. – А ведь я женат!

– Спасение приходит через раскаяние, господин.

– Тогда, видит Господь, я заслуживаю прощения, потому что раскаяние мое до самых небес. – Он поднял голову к звездам. – Плоть, отец, – застонал он, – плоть!

Беокка пошел в мою сторону, потом остановился и развернулся. Он мог бы сейчас дотронуться до меня, но понятия не имел, что я здесь.

– Бог посылает искушения, чтобы нас испытать, – тихо проговорил он.

– Бог посылает женщин, чтобы нас испытать, – хрипло отозвался молодой человек, – а если мы не выдерживаем испытаний, шлет датчан, чтобы покарать нас за грехопадение.

– Пути Его неисповедимы, – ответил Беокка, – в том нет сомнений.

Юноша, все еще стоя на коленях, склонил голову.

– Мне не следовало жениться, святой отец. Мне нужно было посвятить себя служению церкви. Уйти в монастырь.

– Господь обрел бы в вас преданного слугу, мой господин, но Он избрал для вас иную судьбу. Если ваш брат умрет…

– Упаси Господь! Какой из меня король!

– Ниспосланный Богом, мой господин.

«Так это и есть Альфред», – понял я. Тогда я впервые увидел его и услышал его голос, хотя Альфред об этом так никогда и не узнал. Я лежал в траве и слушал, как Беокка советует принцу противиться искушению. Кажется, Альфред соблазнил служанку, и сразу после этого его настигла физическая болезнь и то, что он назвал «душевной мукой».

– Вам следует, – говорил Беокка, – взять эту девушку к себе на службу.

– Нет! – запротестовал Альфред.

В палатке зазвучала арфа, и оба они смолкли, прислушиваясь к музыке, потом Беокка склонился над несчастным принцем и положил руку ему на плечо.

– Возьмите девушку к себе на службу, – повторил Беокка, – и сопротивляйтесь. Пройдите это испытание перед Господом, чтобы Он увидел вашу силу, и Он вознаградит вас. Благодарите Господа за ниспосланное вам искушение, восхвалите за то, что сумели искушение преодолеть.

– Господь покарает меня, – горько произнес Альфред. – Я поклялся, что больше не стану так поступать. Только не после Осферта.

Осферт? Это имя мне ничего не говорило. Только позже я узнал, что Осферт – незаконный сын Альфреда, рожденный очередной служанкой.