Таинственный монах

— Прежде всего нужно узнать где король. Если б удалось его захватить, то тотчас, не вступая в бой с его войсками, мы с пленником убежим в лес, сказал Иона глухим, суровым голосом. Во всех избах набиты солдаты и каждый из них знает квартиру короля. Окружим первый какой-либо дом мы узнаем это, приставив пистолеты ко лбам солдата, — прибавил он.

Иона с Огинским бросились к воротам одной избы, которые были заперты. Ни один из Литовцев не решался перелезть чрез них, тогда Иона с легкостью молодого человека перелез и отворил ворота. Запалив несколько приготовленных факелов Иона вошел в сени избы, где их встретил полупроснувшийся Шведский солдат. Держа в левой руке факел, а в правой топор, поднятый над головою Шведа, он позвал одного Литовца, знавшего несколько шведский язык и приказал ему допросить солдата, где квартирует король. На вопрос Литовца Швед, молчал и, выпуча глаза бессмысленно смотрел на окружающих его. Иона повторил вопрос, но молчание было ему ответом; наконец Огинский в третий раз спросил Шведа, но тот продолжал молчать. Между тем Шведы стали мало-помалу просыпаться. Каждая минута была дорога. Топор Ионы свистнул в воздухе и Швед повалился, обливаясь своею кровью Литовцы бросились на проснувшихся Шведов и обезоружили их.

Ворвавшись в избу Литовцы, с Ионою во главе, увидели в углу спавшего Шведа, около которого лежавший мундир свидетельствовал о том, что это был офицер. С яростью приступили к нему Литовцы, требуя указать где квартирует король. В первые минуты оторопевший офицер молчал, но мало-помалу придя в себя он указал на окно, как бы желая тем сказать, что из окна он укажет. Литовцы выпустили его из рук; но, едва они это сделали, как он, выхватив из под своего изголовья пистолет, сделав из окна выстрел и другой. Литовцы в мгновение зарубили офицера и принялись рубить всех находившихся там, обезоруженных Шведов.

— Бросьте, бросьте эту дрянь! Выстрел разбудил солдат и теперь нужно действовать силою! — громовым голосом закричал Иона выбегая из избы.

По распоряжению же Ионы местечко было зажжено во многих местах. Шведы высыпали из изб и начали строиться в ряды, около одной избы. Иона сразу понял, что именно в этой избе находится Карл, и потому приказал зажечь ее. Закипел кровавый бой при освещении горящих домов. Загорелась и изба, около которой сосредоточились Шведы. Погибель Карла казалась неизбежною и Иона уже торжествовал. Вдруг из избы вышел величавою поступью Карл, окруженный своею свитою. Шаг за шагом пробивался Иона к королю и ставши, наконец, с ним лицом к лицу, вскричал:

— Король Карл! Узнаешь ли ты меня? Видно здесь не Нарва!

— Так это ты, длиннобородый приятель! — вскричал Карл, давно уже заметивший действие губительного топора Ионы. Признаюсь, ты рубишь хорошо, но и я в долгу не остаюсь ни у кого! — с презрением отвечал Карл.

Сказав это Карл взмахнул своим палашом и опустив его над головою Ионы, но тот отразил удар топором с такою силою, что палаш Карла разлетелся вдребезги. Беззащитный король стоил перед Ионою. Вид его имел нечто величественное, сверхъестественное. С минуту продолжалось роковое молчание противников, которое нарушил Иона словами:

— Нет, король! Будь же ты в долгу у меня. Прощай и помни, что ничтожный враг может быть опасен.

Иона не мог продолжать долее. К Шведам, окружавшим короля, прибыло подкрепление и они врезались в толпу Литовцев, которые, несмотря на превосходство сил своих отступили в лес. Шведы и не думали их преследовать. Собрались военачальники Литовские и порешили отступить к Баржам.

Глава VI

На левом берегу реки Невы, столь, прославленной победами великого князя Александра Невского, находился небольшой рукав последней, прозванный рекою Фонтанкою, которая, протекая далее, терялась в Финских болотах. У устья Фонтанки было небольшое сельцо Каминкино, состоящее из бедных хижин, населенных рыбаками. Против Каминкина был небольшой островок на котором стоила избушка, изобличавшая, что хозяин её не из чухонцев.

В первых числах мая 1703 года, перед закатом солнца, около этой избы сидел молодой мужчина, любуясь заходившим солнцем, озарявшим своими лучами необозримую поверхность вод. Он был задумчив и лице его изображало тоску и печаль. Вскоре из избы вышел высокий, маститый старец и сказал:

— Григорий! Солнце садится, воздух сыр, не пора ли тебе в комнату?

— Нет, отец мой! Дай мне еще посидеть здесь и помечтать. Посмотри на эту величественную картину природы! отвечал Григорий.

Старик подсел к Григорию и между ними завязался разговор, из которого выяснилось, что старец был никто иной, как Мариенбургский пастор, бежавший в эти дебри после погрома этого города, во время которого он лишился всей своей семьи. Что же касается до молодого мужчины, то читатель, конечно, узиал в нем героя нашего романа Гришу.

Всматриваясь с даль, старик вдруг заметил несколько лодок, которые на веслах подходили к островку и в изумлении и беспокойстве вскричал:

— Это русские!

— Русские? Верно они идут от Ниешанца, — радостно проговорил Гриша. — Должно быть они взяли эту крепость! Но чего им здесь нужно? — прибавил он.

— Эти люди по-видимому ищут нас, — проговорил старец, вздрогнув всем телом.

В это время к островку подъехала лодка из которой вышел молодой офицер и спросил:

— Здесь должен быть русский, который говорить по-шведски. Кто из вас двоих?

— Я! — отвечал Григорий.

— Садись с нами в лодку.

— Зачем? — спросил Григорий.

— Не разговаривай, а делай то, что приказывают.

Гриша взглянул на старца, как бы спрашивая, что ему делать? Но тот кротко и спокойно сказал:

— До свиданья, друг мой! Ступай с Богом.

Гриша сел в лодку и они чрез несколько минуть причалили к берегу Каминкина Тут его ввели в лачужку, где какой то генерал стал его расспрашивать можно ли и где именно провести две галеры из Невы в Фонтанку. На что Гриша отвечал утвердительно. Затем генерал спросил его: откуда он родом, где выучился говорить по шведски и наконец, почему он не на царской службе. На последний вопрос генерала Гриша отвечал, что будучи сыном московского купца, он намерен продолжать торговлю своего отца, а потому и не поступал в службу царскую. Генерал по-видимому поверил словам Гриши и тотчас отправился вместе с ним в лодке к устью Невы. Остановившись за болотистыми кустарниками они увидали два военных корабля, стоявшие у противоположная берега Невы, а вдали виднелась целая эскадра шведских кораблей, которые, по-видимому, боясь мелководья, оставались от двух первых зацелую милю. Высмотрев все это генерал вернулся в Каминкино, а оттуда ночью все. лодки направились вверх по течению Невы и на утро прибыли в русский лагерь под Ниеншанцом. Здесь оставя Гришу под караулом, генерал отправился с донесением о сделанных им разведках.

Спустя час пришли и за Гришей, которого привели в палатке, хотя и несколько большей других, но не отличавшейся от них особым убранством Приведший его, обращаясь в человеку сидевшему за столом сказал:

— Господин бомбардирный капитан! Честь имею доложить, что человек, за которым вы изволили посылать, явился.

— Уверены ли вы, что он не шпион и отвечаете ли за него, — спросил тот в кому была обращена речь.

— Я отвечаю только за самого себя, — отвечал генерал. — Неугодно ли вам самим будет допросить его.

В эту минуту бомбардирный капитан обернулся к Грише, быстро взглянул на него и Гриша с трепетом упав к нему в ноги, воскликнул:

— Боже мой! это царь!

— Ба! да это старый знакомый! Откуда ты взялся? Я давно считал тебя между усопшими: мне тогда донесли что ты сгорел, — сказал царь Петр Алексеевич с любопытством осматривавший Гришу и прибавил — А где твой знаменитый дядя? Ты верно бежал с ним во время пожара. Теперь я все это живо припоминаю. Ну же, рассказывай! Что молчишь?

— Я жду приказа твоего, государь, — на что прикажешь отвечать? — сказал Гриша, запинаясь.

— Ты прав, — весело сказал царь. — Я закидал тебя вопросами. Да вот видишь ли и тебя принесло с того света. Любопытно бы узнать, что там делается? Ну, говори сначала: дрался ли ты под Воскресенском?