Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

Король задумчиво промолвил:

— Она плакала… Я понимаю, ей так тяжко было на белом свете без всякой защиты…

— Потом наступили годы, — продолжал Марсель, — которые я провел в монастыре, где меня воспитывали уважаемые, но чужие люди. Мать я редко видел, и только много позже узнал ее настоящее имя. Меня ведь назвали Марсель Сорбон по имени родового дворца… А потом были долгие годы военной службы и такая же долгая разлука с матерью. Но она ждала меня, забывая собственные страдания. И мне только однажды удалось повидать ее. Судьба бросала меня в разные передряги, ваше величество, пока я не оказался здесь, чтобы испытать неожиданное и великое счастье!

— Которое ты заслужил всей своей жизнью, сын мой, — растроганно промолвил король.

А Марсель с некоторой печалью заключил:

— Но дух моей матери всегда был рядом со мной. Воспоминание о ней ни на мгновение не покидало моего сердца.

— Пойдем, посетим то место, Марсель, где она любила сидеть, — предложил король. — Оно дорого и для меня.

По аллее погрузившегося в сумерки сада они не спеша вышли к берегу пруда.

— Завтра мы поедем в Версаль, — проговорил король. — И ты будешь гостем у меня. Разумеется, ты по–прежнему, если захочешь, можешь жить у себя во дворце.

— Дворец Роган и часть сумм, которые я считаю своими, я намерен оставить себе. Всеми остальными богатствами я распоряжусь иначе, получив на это ваше разрешение.

— А кому ты обязан своим состоянием, если, конечно, это не секрет? — поинтересовался король.

— Завещанию одного несчастного грека, — с грустью проговорил Марсель. — Когда несколько лет назад я был брошен в Бастилию, в соседней камере сидел старый грек. Вырвавшись из Бастилии и претерпев разные невзгоды, я попал в лапы разбойников, где, к своему удивлению, встретил старого грека, который вновь подтвердил мои права на клад. Звали его Абу Коронос. Он лишился своей единственной дочери и, ожидая скорой и неминуемой смерти, решил довериться мне. Чтобы уберечь свои сокровища, он спрятал их… Так я стал его наследником.

Король с любопытством спросил:

— Значит, тебе удалось достать этот необычный клад?

— Да, ваше величество, — подтвердил Марсель. — После множества трудов, хлопот и опасностей‚ сокровища старого грека оказались в моих руках.

Послышался легкий шорох. Король обернулся, всмотрелся и неуверенно предположил:

— Кажется, идет твой слуга…

— Да, ваше величество, — сказал Марсель, издалека узнав негра. — Видимо, Гассан хочет мне что‑то сообщить.

— Разве ты снова принял его к себе на службу? — с некоторым удивлением спросил король.

— Он дурно поступил, ваше величество, но раскаялся, и я простил его, — пояснил Марсель. — А сейчас позвольте узнать у Гассана, что ему надо.

Король благосклонно кивнул.

Негр, приблизившись, опустился на колени у края дороги и, поклонившись, застыл в ожидании приказания.

— Говори, Гассан, — велел Марсель. — В чем дело?

— Там, в жасминной беседке, господин, сидит привидение, — дрогнувшим голосом проговорил Гассан и добавил: — Белый дух…

— Что за чепуха! — рассердился Марсель. — Мало ли что тебе почудилось!

Но Гассан упрямо повторил:

— Какая‑то женщина, господин, вся белая…

Марсель внезапно подумал, что утверждение Гассана, неправдоподобное на первый взгляд, может оказаться правдой. Вполне вероятно, что таинственная подопечная старухи–кастелянши снова могла ускользнуть из‑под ее надзора и пробраться в беседку. И если это так, то тайна, которую он обещал хранить, откроется сама собой. Пытаясь избежать этого, Марсель хотел было предложить свернуть в другую аллею, но король, указав рукой на противоположный берег пруда, проговорил:

— Надо посмотреть, кто там в беседке. Если, конечно, твоему негру и в самом деле не просто что‑то почудилось.

Марсель вынужден был подчиниться воле короля.

Луна заливала светом извилистую тропинку, ведущую по берегу к беседке, так густо заросшей кустами жасмина, что вход в нее был почти незаметен.

Вся эта часть сада выглядела очень живописно. В некотором отдалении от берега высились громадные деревья, уносившие свои кроны, казалось, к самому небу. Между гигантскими стволами стоял непроницаемый мрак, который не могло рассеять слабое сияние лунного света, таявшее в густой листве. Старинный пруд, чье волнующееся серебристое зеркало было обсажено по берегу гибкими кустами ивы, колеблющимися под слабыми порывами ветерка, представлял фантастическое зрелище, — невольно чудилось, что вот–вот появятся грациозные русалки.

Король с Марселем приблизились к беседке. Отведя низко нависшую ветку, Марсель пропустил короля вперед.

Гассан, шедший позади, бормотал в страхе, что привидение наверняка еще здесь.

На обросшей мхом каменной скамейке сидела поникшая белая фигура. Усталость сморила ее. Вуаль сползла с лица и покачивалась, зацепившись за веточку. Светлый луч луны падал на незнакомку, почти распростертую на каменной скамье. Лицо у женщины было смертельно бледным, а веки сомкнулись, казалось, навеки.

Король удивленно взглянул в бледное, прекрасное, хотя и искаженное горем лицо — и вздрогнул. Ему показалось, что он в самом деле видит пришельца из мира духов. Это бледное лицо, эти тонкие черты принадлежали той, которую он когда‑то так горячо любил. Погруженная в забытье, перед ним на скамейке полулежала Серафи!

Король судорожно схватил Марселя за руку. В то же мгновение и Марсель увидел погруженную в сон незнакомку и с ужасом узнал в этом привидении собственную мать! И по какому‑то странному капризу памяти он тут же вспомнил белое платье и покрывало привидения Бастилии, всегда являвшегося ему как знак, показываясь в минуту величайшей опасности.

Марсель стоял, словно окаменев, не в силах шевельнуться. Его мать — на своем любимом месте, где она так часто проводила долгие часы! Нет, это не обман чувств, это не привидение! Это действительно его мать, живая, воскресшая из мертвых!

— Боже мой! — вырвалось у короля.

Это негромкое восклицание, казалось, не могло потревожить погруженную в глубокий сон женщину. Но она вдруг пошевелилась, приподняла веки и медленно осмотрелась.

Ей снились Людовик и сын. И сейчас она нисколько не удивилась, увидев их перед собой в призрачном сиянии луны, — сон словно продолжался наяву.

Король и Марсель стояли рядом, не шевелясь, словно опасались спугнуть видение. И только заметив, что Серафи очнулась, Марсель опустился на колени, увлекая за собой короля.

— Ты жива… Это ты… Моя мать… — непослушными от волнения губами прошептал он. — Ты воскресла из мертвых…

— Серафи! — осипшим голосом потрясенно молвил король.

Она медленно выпрямилась. Отблеск небесного сияния лег на ее бледные черты. Ей чудилось, что она перенеслась в те блаженные миры, где исчезает земная скорбь. Она протянула к ним руки и прошептала:

— Да, это я…

— О, Небо, какое чудо! — воскликнул король дрожащим от волнения голосом. Слезы выступили у него на глазах. Невыразимое блаженство наполнило сердце. — Серафи! Я снова встретил тебя! Бог дал мне это чудо, чтобы я мог вымолить у тебя прощение, чтобы сказать тебе, что душа моя изнывает при воспоминании о тебе и о тех счастливых временах. Я снова нашел тебя!

— Людовик! Наконец вы с сыном пришли ко мне! — произнесла она окрепшим голосом. — Вы считали меня мертвой, и Марсель тоже был уверен, что меня нет в живых. Тайну минувших лет вы узнаете… Но не теперь, не в этот час, подаренный нам милосердным Небом… — Она была так слаба, что, пошатнувшись, оперлась на плечо Марселя. — Воскресла из мертвых… — сказала она вполголоса. — Да, воскресла, чтобы случилось то, что случилось, — я вижу вас. Мой сын спасен, он стоит рядом с вами, Людовик, и это вознаграждает меня за все!

— Милая матушка, — с тревогой сказал Марсель. — Ты больна и слаба. Волнение для тебя вредно…

— Радость не убивает, сын мой, она возрождает, — со слабой улыбкой проговорила женщина. — Наконец‑то я собственными глазами вижу, что все начинает становиться на свои места… Людовик, вы нашли своего сына…