Суд герцога

Под аркой ворот его встретил Таддео. Покрытое шрамами лицо ветерана сияло. Он полагал, что в одержанной ими победе над превосходящими силами врага есть и его лепта, так что в донесении, посланном герцогу, будет упомянуто и славное имя делла Вольпе. Вместе со своей охраной из двадцати пехотинцев он присоединился к кавалькаде, и они проследовали ко дворцу по темным, пустынным улочкам Реджио. Горожане, по вполне понятным причинам, в этот вечер предпочли не высовывать носа из своих домов.

На ступенях окруженной аркадами лестницы, поднимающейся от просторной площади перед дворцом, их ждал кардинал-граф, величественная фигура в алой сутане. Яростный блеск его глаз, однако, разом угас, когда его взгляд не нашел Чезаре Борджа среди подъехавших ко дворцу всадников. Вот тут Ферранте и объяснил, чем вызвано отсутствие герцога.

Вот когда в полной мере проявилась любовь Ферранте к шуткам. Особо забавным нашел он возможность поделиться сутью розыгрыша с его жертвой, то есть эпилог получался не менее смешным, чем сама шутка. А что до жестокости, с которой она была разыграна, так и граф Гуанча относился к разряду таких же шутников, поэтому Ферранте не видел большого греха в том, что на этот раз подшутили и над ним.

Стоя у подножия лестницы с приятной улыбкой на устах, Ферранте сообщил кардиналу-графу, что Борджа не прибыл в Реджио ди Монте по той простой причине, что находится под Пьомбино. А неприступный город сдан отряду численностью в тысячу человек, которому с помощью густого тумана удалось выдать себя за десятитысячную армию.

Изложил Ферранте все это с теми интонациями, к которым прибегает умелый рассказчик, рассчитывая вызвать смех слушателей.

Но не дождался ответного смеха от кардинала-графа. Наоборот, с каждым словом лицо последнего все более бледнело, по мере того как он осознавал, на какой мякине его провели, заставив добровольно открыть ворота. И взгляд его, которым он буквально сверлил господина, разодетого в серый шелк, в серой же шляпе с плюмажем, становился все суровее. А когда Ферранте закончил, кардинал-граф дрожащим от ярости голосом пожелал узнать, кого же он пригласил к своему столу.

— Я — Ферранте да Исола, — гордо ответил капитан, а затем представил трех своих офицеров.

Мессер Гуанча уже улыбался, но едва ли улыбка эта выражала радость.

— Так мне не остается ничего иного, как радушно принять вас в моем доме.

— И правильно, — покивал Ферранте. — Именно так и должно воспринимать удачные шутки.

Но у его офицеров по спине побежал холодок от взгляда бывшего правителя Реджио, которым он одарил их, приглашая в дом.

Так велика была ярость прелата, так велико желание отомстить людям, выставившим его круглым идиотом, а особенно этому юному нахалу, смеявшемуся ему в лицо, что отсутствие герцога уже не огорчало его. Дождавшись, пока Ферранте поднимется по лестнице, он повернулся и повел его во дворец.

Он сказал, что ему не остается ничего иного, как радушно принять гостей, на что Ферранте ответил, что именно так и следует воспринимать шутки. Ну, ну! Наверное, он заговорил бы по-другому, зная, что ему уготовано. Такие мысли роились в голове прелата. Они помогали успокоить нервы, скрашивали жестокое поражение.

С глубоким почтением Ферранте и его офицеров подвели к столу, но рассадили так, что каждого окружали придворные кардинала-графа. Ферранте оглядел стол и улыбнулся. Он знал, что бояться нечего. Парадный наряд скрывал железную кольчугу, точно такую же, как и у его друзей, а во дворе ждали сто его кавалеристов и двадцать пехотинцев Таддео, готовых в любую минуту прийти на помощь.

Кардинал-граф восседал во главе стола на золоченом кресле, стоявшем на небольшом возвышении. Остальные расселись, как бог на душу положит, вне зависимости от чина и звания. Последнее удивило-таки Ферранте. Его самого посадили ближе к середине стола, а не по правую руку Гуанчи, как почетного гостя и представителя герцога. Отметил Ферранте и то, что вокруг кардинала сидели только его люди, а от ближайшего из офицеров Борджа его отделяло шесть человек. Слева от Ферранте расположился мессер Аннибал, племянник кардинала-графа, ранее приезжавший на переговоры, справа — незнакомый ему дворянин Реджио ди Монте.

Ферранте заподозрил неладное. Все шло как-то не так. Неужели он попал в западню? Не задумал ли прелат убить их, а затем попытаться собрать все силы и напасть на обезглавленный отряд? При нем и его офицерах были мечи, а побежденные подчеркнуто пришли без оружия. Хотя спрятать в парадном наряде кинжал — пара пустяков, а числом их двадцать, пятеро на каждого. Один из принципов, которых неукоснительно придерживался Ферранте, гласил: презирающий врага усиливает его. И, мучимый дурными предчувствиями, он уже спрашивал себя, а не допустил ли роковой ошибки? Но растерянность длилась недолго, ибо решение родилось тотчас же: под любым предлогом привести в зал солдат. А вскоре нашелся и предлог, впрочем, и об этом Ферранте позаботился сам. Не зря же его почитали за блестящего стратега.

Он о чем-то оживленно беседовал со своим соседом слева, мессером Аннибалом, когда лакей наклонился, чтобы обслужить его, держа в руках большое серебряное блюдо с рыбой под соусом. Повернувшись, словно случайно, Ферранте ударил локтем в бок лакея. Блюдо, естественно, перевернулось. Половина содержимого вывалилась на серый шелк наряда капитана, вторая — на стол. В притворном гневе Ферранте вскочил, и от молодецкого удара лакей отлетел к дальней стене.

— Клянусь всеми святыми! — проревел он. — Неужели в Реджио не умеют прислуживать за столом?

Кардинал-граф, мессер Аннибал, даже его офицеры, Таддео, Рамирес, Орсини, все пытались успокоить Ферранте, но тот продолжал рвать и метать, с грохотом отодвинул стул и зашагал к двери, роняя по пути куски рыбы и капли соуса, перекочевавшие с серебряного блюда на его грудь, живот, ноги. Сердито отбросил он портьеру и громовым голосом призвал наверх пехотинцев Таддео.

Тут уж поднялись все гости, в том числе и кардинал-граф, на бледном лице последнего отразилось раздражение.

— Каковы ваши намерения, мой господин? — воскликнул он. — Этот человек виновен лишь в том…

— Плевать я на него хотел, — грубо прервал графа Ферранте. — Но если уж я должен ужинать с вашим высочеством, я не потерплю, чтобы мне прислуживали свинопасы и купали в соусе из-под рыбы. Я позову своих солдат, чтобы они поучили ваших лакеев.

На щеках кардинала-графа затеплились пятна румянца.

— Как будет вам угодно, мой господин.

А Ферранте уже повернулся к десятку солдат, столпившихся у порога.

— Пики поставьте к стене, — скомандовал он. — Будете прислуживать нам за столом. Сейчас, мессер Гуанча, вы увидите, как это делается.

Офицеры Ферранте уже смекнули, что к чему, как, впрочем, и кардинал-граф, разгадавший нехитрый маневр сицилийца. И пренебрежительно усмехнулся.

— Вы, господа из Рима, можете научить нас многому, — ответил он, как бы подводя черту под неприятным инцидентом.

Ферранте с готовностью рассмеялся, спеша рассеять напряжение, им же и вызванное. И во многом ему это удалось, благодаря тому что подали вино. Из рук сенешаля один из солдат получил большой кувшин чеканного золота, на стенках которого художник изобразил историю Бахуса и нимф из Нисы.

Солдат прямиком направился к кардиналу-графу, но тот прикрыл свою чашу рукой.

— Сначала моим гостям, — после чего с улыбкой, добродушно указал Ферранте, что и его люди недостаточно вышколены.

Его слова не встретили особых возражений. Ферранте добился поставленной цели, а посему не считал нужным накалять атмосферу.

Как только солдат наполнил чаши Ферранте и его трех офицеров, сенешаль выхватил у того кувшин, чтобы вновь наполнить его. Но не отдал кувшин солдату, потому что другой, с точно таким же кувшином, уже наливал вино дворянам из Реджио. Нет сомнений, едва ли кто это заметил, если б вино разливали лакеи кардинала-графа. Однако у солдат все вышло не так ловко, и Ферранте подсознательно отметил про себя эту странность, но не придал ей особого значения.