Алхимики (СИ)

Все обречено смерти: животные люди, города, страны; в последнее время этот процесс только ускорился. Прекрасная Бургундия, светоч Европы, ее пылающее сердце — где она теперь? Еще совсем недавно — прекраснейшая из стран, славная богатством, пышностью и блеском двора, средоточие рыцарских идеалов, воплощение мечты о подвигах и любви, покровительница искусств и наук! Государство, подобно империи Карла Великого процветающее под властью мудрых и могущественных монархов! Как долго, с каким терпением они собирали его по частям, не брезгуя ни насилием, ни подлогом, ни клятвопреступлением, ни убийством. Бургундия, Франш-Конте, Пикардия, Артуа, Геннегау, Эльзас, Нижние страны… Все рассыпалось от одного удара копьем в сердце герцога Карла. Теперь на западе жадная французская пасть отхватывает кусок за куском; на востоке все прибрал к рукам Габсбург, алчный немец, мечтающий о золоте и власти. Французский король и германский император, ненасытные утробы, свирепые объедалы — и им суждено сдохнуть, сдохнуть от собственного обжорства! За ними идут войны, чума и мор. Смерть властвует над всеми. Смерть и разрушение… Как быстро наш мир катится в бездну! Есть ли силы, способные этому помешать? Тьма ночная, как ты леденишь человеческое сердце, каким ужасом наполняешь его… Каким слабым становится человек в преддверии собственной гибели. Слабость безмерна, а враг силен. Страх губит вернее огня и железа. Страх — вот, что распахнет адские врата и выпустит на землю демонов преисподней!

Так говорил Ренье, пребывая во власти тягостных дум, а Сесса плакала, слушая его.

XV

Потом пикардиец спросил:

— Скажи, милая, веришь ли ты тем, кто говорит, что дьявол приходит в Черный дом высасывать человеческие души?

— Нет! — твердо ответила девушка. — Нет, я не верю в это.

— Стало быть, ты не боишься, что нечистый набросится на тебя и утащит в ад?

— Господь и Пресвятая дева защитят меня от всякого зла. Но я боюсь дьявольских козней и дел, которые совершаются людьми по его наущению. Если черт захочет забрать этот дом, ему не нужно будет самому являться за ним… — Девушка оттерла слезы и вдруг насторожилась. — Тсс… Слышите?

— Что?

— Кто-то прошел по улице.

— Это ветер раскачивает желоб.

— Нет, я слышу шаги… Идут сюда, к нам!

Она выбежала из кухни, Ренье кинулся следом, и в тот же миг град ударов обрушился на дом с улицы. Застучало по стенам, по двери, по крыше; было слышно, как падают вниз осколки черепицы. Несколько булыжников, разбив окно, влетело внутрь. Осколки посыпались на пол. Сесса вскрикнула — камень задел ее плечо. Ренье оттащил служанку в сторону, сам же бросился к двери. Но девушка держалась за него с такой силой, что он поначалу едва мог сдвинуться с места; когда же ему удалось ее оттолкнуть, Сесса упала на колени и схватила пикардийца за ногу. Он протащил ее до самого порога — там она выпустила его и осталась лежать; а Ренье вырвался на улицу, точно вода из прорванной плотины. При виде него черные тени на противоположной стороне улицы прыснули в разные стороны. Он помчался за одними, но они неслись, словно подхваченные ночным ветром; другие тем временем успели скрыться.

Пикардиец возвратился в дом; от ярости он не мог говорить и только рычал, как дикий зверь.

Служанка ждала его у двери, дрожа от страха.

— Хвала господу Иисусу Христу и всем святым! — перекрестилась она. — Они не тронули вас!

— Клянусь брюхом Господним, я этого не спущу! — выкрикнул Ренье.

— Ах, ваша милость, — вздохнула Сесса, — прогоните одних, придут другие. Обыватели Ланде на их стороне, потому они каждую ночь станут забрасывать нас камнями. Они с радостью сожгли бы этот дом, но знают, что огонь его не возьмет

— Ты их знаешь? — спросил пикардиец.

— Не в лицо, — ответила девушка. — Но я знаю звук их шагов, их голоса и взгляды, я слышу, как они все время шепчутся у меня за спиной. Сегодня днем целая толпа собралась перед домом; я думала, они набросятся на нас и вымажут двери дегтем. Господин комендант велел им разойтись, но они вернутся. Они уже вернулись…

— Пусть возвращаются — я выдерну им руки, а камнями забью их поганые глотки! — свирепо произнес Ренье.

Сухой старушечий смешок был ему ответом. Школяр и служанка подняли головы и увидели Грит, наблюдавшую на ними сверху.

— Ишь ты! Петух прокукарекал, а там хоть не рассветай, — сказала она, кривясь и подмигивая пикардийцу. — Петух храбр на своей навозной куче.

— Так ведь куча — не моя, — ответил тот.

— А раз так, убирайся прочь, чертово семя!

— Уйду — ты все глаза по мне выплачешь.

— А тебе, бесстыднику, хоть в глаза наплюй — все радость… Ах, — затрясла головой старуха, — где-то мой Андрис, куда пропал? Кого нам вместо себя оставил?

— Уймись, старая, — сказал Ренье. — Верно говорят: веселый гость никому не в тягость.

Но Грит продолжала ворчать и жаловаться. Сесса хотела увести старуху, но та оттолкнула ее с неожиданной силой; тыча скрюченным пальцем в пикардийца, она хрипло прокричала:

— Хвост, хвост подбери! — и расхохоталась, так что школяру сделалось не по себе, и он ушел в кухню, чтобы ее не слышать.

Там, поставив перед собой свечу, пикардиец снова взялся за книгу из лаборатории Хендрика Зварта. Никто его не тревожил, и он просидел до утра, пробегая глазами ветхие страницы. Книга была старая, кожаный переплет во многих местах треснул, части листов недоставало; на оставшихся чернила порыжели от времени, мелкие буквы наползали одна на другую, и трудно было разобрать написанное. Но Ренье едва замечал это: его взгляд было направлен не на хрупкий пергамент и неровные строчки, а за них — в темные глубины скрытого смысла, из которого он надеялся извлечь ответы на многие вопросы. И его нетерпение было так велико, что порой мысль обгоняла глаза, и пикардиец воочию видел то, что еще не было прочитано. Но многое ускользало от него, оставаясь непостижимым, — и к разгадке он не приблизился.

Ренье провел над книгой всю ночь и весь следующий день. Потом им овладела усталость, и он захрапел, склонив голову на пожелтевшие страницы.

Он спал крепко и не услышал, как тишину Великой субботы, в которой верующим положено молиться и размышлять о тайне Спасения, нарушил глухой рокот, подобный шуму далекой стремнины. Гул нарастал и становился все громче — многоголосые людские потоки текли от застав к городской ратуше, вливаясь в запруженную обывателями площадь.

Вслед за толпой отправилась и Сесса; вернувшись, она сказала Грит, что из Брюсселя по поручению епископского суда прибыл дознаватель, доктор Бартоломейс Имант, дабы расследовать дело о появлении дьявола в городе Ланде.

XVI

В тот же день вернулся Андреас, бледный и утомленный. Его школярская мантия была до пояса заляпана грязью, башмак хлопал оторванной подметкой, а лицо будто вылиняло: кожа туго обтянула скулы, глубокие тени легли под глазами. Но огонь, горевший в них, не угас; напротив, они сверкали еще ярче, еще неистовей.

Ланде, еще недавно совсем тихий и безлюдный, гудел, как пчелиный улей. По улицам слонялись зеваки, от скуки задирая друг друга; обыватели выглядывали из окон и громко переговаривались с соседями; на площади гомонящая толпа медленно перемещалась по кругу, словно густой суп, когда его размешивают ложкой; благородная приправа в лице городских старшин и прочих «viri hereditarii» держалась в тени ратушной аркады — разбившись на группы, почтенные бюргеры обсуждали свои дела. Говорили все, разом и громко; кричали, завидев знакомых; обменивались приветствиями, мнениями; бранились; то и дело случайный тычок или отдавленная нога становились причиной яростной ссоры, гаснущей так же быстро, как и вспыхивающей. Смеялись и визжали дети. Толстая кормилица в необъятном робе высоко поднимала ревущего младенца. Продавец птиц развалился у фонтана среди клеток со свистящим, поющим и чирикающим товаром; рядом с ним четверо подмастерьев с громким стуком метали кости на деревянную подставку.