Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

Роза холодно проговорила:

— Я просила вас прийти сюда, чтобы сообщить вам нечто важное, но еще не настало время.

— Ты хочешь сказать, что я недостаточно настойчив в доказательствах своей страсти, моя красотка? Но ты же видишь, как я люблю тебя!

— Как сотни других! — холодно усмехнулась Роза.

Но Марильяк, не слушая, схватил ее за руки:

— Никого я не любил так, как тебя, прелестная Роза! И вот теперь ты хочешь быть моей. Я ведь могу назвать тебя своей, могу держать тебя в объятиях, могу целовать тебя?

— Кто это вам сказал? — с презрительной насмешкой проговорила Роза–Клодина.

— Моя любовь к тебе, мое сокровище! Позволь мне поцеловать тебя, не упрямься!

— Целоваться опасно, — игриво, как показалось виконту, проговорила Роза. — Потом пеняйте на себя. Я вас предупредила!

— Я этой опасности не боюсь! — засмеялся Марильяк. — Ты, должно быть, намекаешь, что тому, кто тебя поцелует хоть раз, захочется целовать тебя без конца, не так ли? Ну, моя прелесть, такая опасность мне нравится. Я не боюсь ее!

И Марильяк привлек девушку к себе. А она, словно спохватившись, попыталась слабо оттолкнуть его. Но это только распалило виконта, уже видевшего себя победителем.

— Ты моя, прелестная Роза! Ты моя! — восклицал Марильяк, сжимая в объятиях тонкий стан. — Один поцелуй! Только один долгий, горячий поцелуй! Позволь же мне хотя бы коснуться твоих прелестных губ!

Сжав девушку в своих объятиях так, что она не могла и пошевелиться, Марильяк впился в ее сжатые губы и не отрывался, пока у обоих не перехватило дыхание.

Итак, Роза–Клодина побеждена, внутренне ликовал он, не подозревая, что обнимает не просто слабую, сдавшуюся под его напором девушку, а мстительницу, приговорившую его к смерти.

Роза позволила еще раз поцеловать себя и, когда он наконец ослабил объятия, оттолкнула его с отвращением и презрением и вскочила. Дикое торжество отразилось на ее пылающем от гнева лице. В это мгновение она выглядела такой страшной, что Марильяк оторопел.

— Все кончено! — промолвила девушка со злорадной улыбкой. — Все кончено. Спасения нет!

— Что это с тобой, девушка? — начиная сердиться, спросил виконт.

Роза–Клодина, не в силах скрыть торжества, коротко бросила:

— Вам пришел конец, виконт! Вы умрете.

Марильяк по–прежнему ничего не понимал:

— Умру? Я? Что значит эта дурацкая шутка?

— Ну нет, виконт Марильяк, это не шутка. Ваши часы сочтены. — Роза пристально посмотрела на него. — И хотя бы за часть ваших подлых преступлений вы расплатитесь собственной смертью!

Тон ее был столь убежденным, что Марильяк испугался. Он вскочил и сдавленно спросил:

— Что случилось? Что ты сделала?

— То, что давно надо было сделать. Я отравила вас! Попробуйте, если успеете, покаяться в грехах… Вы не доживете до следующего утра.

— Ты с ума сошла! — завопил Марильяк.

— Мои губы отравили тебя, любитель невинных поцелуев, — презрительно ответила Роза–Клодина.

— На твоих губах был яд? — поразился виконт.

Роза–Клодина повелительно подняла руку.

— Вам конец, виконт де Марильяк. Это — моя месть за мушкетера Виктора Делаборда и Марселя Сорбона, которых вы неустанно преследовали своей злобной ненавистью, пока не добились гнусной цели. Это наказание за ваши злодеяния!

— Еще не поздно принять противоядие, — пробормотал, озираясь, растерявшийся виконт.

— Трус! — насмешливо и презрительно проговорила девушка. — У тебя даже не хватает мужества принять неизбежную смерть. Отправляйся в ад, там твое место, негодяй!

Марильяк ошеломленно смотрел на нее, а девушка гневно продолжала:

— Гибель других веселит тебя, а вот собственная смерть ужасна, не правда ли? Тебя охватывает страх, и ты ищешь спасения. Не надейся! Клянусь тебе, ты умрешь вместе со мной!

Марильяк бессильно потряс кулаками, прорычал что‑то нечленораздельное и, сорвавшись с места, опрометью бросился прочь.

«Может быть, еще есть спасение…» — успокаивал он себя, обливаясь холодным потом.

Глубокая ночь уже вступила в свои права. Лейб–медик герцога квартировал в Версале. Поэтому Марильяку пришлось спешить к первому попавшемуся, незнакомому лекарю.

Негодяй, дважды пытавшийся хладнокровно и без всяких угрызений совести отравить маркизу Помпадур и нисколько не сожалевший, что губительные апельсины убили герцогиню де Рубимон, трясся в ужасе, охваченный безумным отчаянием, когда к нему приближалась собственная смерть! Он бежал по улице, а в ушах его звучал язвительный смех Розы–Клодины.

— Яд! — глухо вскрикивал он. — Яд! Эта сумасшедшая отравила меня! Яд! О, Боже!..

Наконец на углу улицы Ришелье он наткнулся на аптеку и лихорадочно заколотил в дверь. Разбуженный аптекарь, раздраженно ворча под нос, отворил.

— Спасите меня, ради Бога! — закричал Марильяк, врываясь в аптеку. — Спасите меня, я отравлен!

Старый аптекарь, потревоженный в столь поздний час, когда ему уже снился пятый сон, вгляделся в нежданного посетителя и с невольным опасением подумал, что имеет дело с безумным.

А Марильяк вскричал:

— Не медлите, дайте мне противоядие, иначе я погиб! — И в изнеможении опустился на скамью, стоявшую у стены. —

Я виконт де Марильяк! Я отравлен!

Аптекарь низко поклонился.

— Но ради самого Неба, ваша милость, каким же ядом? — спросил он с ужасом.

— Не знаю… Через отравленный поцелуй… — Марильяк бессильно махнул рукой. — Но вы‑то должны знать, каким ядом это можно сделать!

Старый аптекарь в некоторой растерянности смотрел на виконта. Что‑то здесь казалось ему не так. Но, немного поколебавшись, он все‑таки принес какие‑то лекарства, надеясь, что они могут оказаться полезными, смешал в чашке и подал Марильяку. Тот выпил залпом и, передернувшись, приказал:

— А теперь позаботьтесь о носилках для меня, добрый человек! Ваше усердие будет вознаграждено!

Аптекарь, снова поклонившись, направился в задние комнаты дома, разбудил своих людей и послал за носилками.

Наконец четверо из них явились, и Марильяк с помощью аптекаря улегся на носилки и приказал отнести себя во дворец герцога Бофора. Силы, казалось, оставляли его, смерть заглядывала в глаза.

Аптекарь положил на носилки рядом с ним большую бутыль с целительным напитком, и четверо носильщиков понесли теряющего от страха сознание виконта по темным улицам во дворец герцога.

А Роза–Клодина спокойно и неторопливо встала со скамейки, на которой ей посчастливилось осуществить свою месть, и направилась домой. Торопиться ей было незачем и некуда. Она добилась своей цели, она отомстила. Смерть не пугала ее. Что для нее жизнь без Виктора Делаборда?

«Мы увидимся снова на небе! — мысленно сказала она ему. — Осталось совсем немного ждать. Я иду к тебе, Виктор».

Медленно идя по пустынным ночным улицам, она наконец добралась до своей маленькой изящной квартирки и, не раздеваясь, прилегла на софу, спокойно ожидая прихода смерти.

XII. ТАЙНА ПАЖА

В тот вечер, когда произошла роковая встреча виконта с Розой–Клодиной, с острова Жавель отплыла лодка, в которой рядом с гребцом сидел юноша, завернувшийся в широкий короткий плащ. Стройные ноги, обтянутые белым трико и обутые в изящные башмаки с золочеными пряжками, — были явным признаком, что это был знатный или принадлежавший к королевскому двору юноша.

Когда лодка достигла берега Сены, он, поправив широкополую шляпу с пером, протянул гребцу золотую монету и спрыгнул на прибрежный песок. Вокруг не было ни души. Некому было узнать в сошедшем с лодки юноше пажа Леона. Он облегченно вздохнул. И тут же с удивлением едва не отшатнулся — прямо перед ним, загородив дорогу, выросла высокая темная фигура.

Что‑то пугающее было в этом неожиданном появлении.

Паж в одно мгновение окинул высокую фигуру, завернутую в черный плащ, и заметил, что лицо, затененное широкими полями шляпы, похоже, скрывает маску.

Леон знал, что таинственный незнакомец в черной маске много раз являлся королю в Версале и что в последний раз на него устроили бесплодную облаву в садах. Неужели это тот самый незнакомец? Подумав об этом, паж не испытал страха. Его скорее удивило само это внезапное появление.