Дикое поле

Они свернули за угол домика и остановились перед дверью. Тимофей приоткрыл ее и заглянул внутрь. Увидев его, сидевший у стены Джафар поднялся, а Куприян сделал знак мужчине с закрытым лицом, чтобы тот встал сбоку от входа.

«Он уже успел предупредить кого нужно и вернулся», — понял Головину шире открыл дверь.

— Заходите!

Француз шагнул через порог и попятился, увидев незнакомца с пистолетом и прижавшегося к стене турка, но сзади уже напирали остальные.

— Пусть меня сожрут галерные крысы! — Жозеф обернулся. — Что здесь происходит?

— Гравино! — Джафар указал на переступившего порог Кондаса.

Грек, взмахнув рукой, метнул в турка нож. Того словно сразило молнией. Удар клинка был настолько силен, что Джафара отбросило к стене, и он медленно осел на пол: нож вошел ему в грудь по самую рукоять. Кондас ловко сбил с ног мужчину с завязанным лицом, метнулся к окну, выбил остатки рамы и вывалился во двор. Вслед ему бухнул выстрел из пистолета Куприяна. Шпион пошатнулся, схватился рукой за окровавленное плечо, но тут же выпрямился и сиганул через забор. Тимофей бросился следом, однако предатель уже достиг перекрестка, миновал его и нырнул в один из многочисленных закоулков. Искать его там было гиблым делом. Головин вернулся.

Его товарищи сгрудились у дверей. Злата прижалась к брату. Жозеф кусал губы, Сарват мрачно смотрел исподлобья, как тяжело поднимается сбитый с ног мужчина. Платок сполз с его лица, и все увидели, что это молодой горбоносый турок. Он морщился от боли, потирая ушибленный затылок. Куприян стоял над валявшимся у стены Джафаром.

— Готов, — обернулся он к Тимофею.

— Что здесь происходит? — Богумир, ни к кому не обращаясь, повторил вопрос Жозефа.

— Кондас предатель, — ответил Головин. — Это он оставлял туркам знаки на постоялых дворах. Но кто-то рисовал рядом с ними и другие знаки!

— Я, — признался француз. — Когда я заметил эти кружки и стрелки на стенах, то понял, что дело не чисто. И решил спутать карты тем, кто следил за нами. Кто эти люди? — Он показал на поспешно закрывшего лицо платком молодого турка и Куприяна.

Сарват выхватил из-за пояса пистолеты.

— Не нужно, — остановил его Тимофей. — Это мои друзья.

— Он поднимет всех на ноги. — Куприян кивнул на разбитое окно. — Что удалось узнать в бане?

Злата вопросительно поглядела на Головина и тот махнул рукой:

— Говори, теперь некого опасаться.

— Ее зовут Настя, — сообщила девушка, — она готова помочь нам. После обеда она ждет тебя в саду. Около забора высокое дерево, она сядет под ним, и ты сможешь поговорить с ней.

— Она проведет нас в дом? — спросил Куприян.

— Там полно вооруженных слуг, но Настя обещала отвлечь старух, которые ее охраняют.

— Кто это Настя? — заинтересовался Жозеф.

— Потом объясню. — Тимофей обвел глазами лица друзей. — Нельзя терять время! Надо проникнуть в дом к хозяину шпиона Кондаса, которого на самом деле зовут Гравино, чтобы заполучить фирман султана о войне. Кто идет со мной?

— Все, — впервые нарушил молчание Сарват. — Где этот дом?..

Муэдзин кричал протяжно и заунывно, будто старался надорвать сердце тех правоверных, которые не захотят услышать его призыва прийти поскорее в мечеть, чтобы вознести молитвы Аллаху. Белометти положил руку на эфес шпаги и усмехнулся: везде одно и то же, только внешне проявляется по-разному. У христиан призывно звонят колокола, у мусульман завывают муэдзины, а у буддистов… Кстати, а что у буддистов? Впрочем, сейчас не до них. Важнее — придет Али или нет?

Эта продувная бестия вполне может выкинуть дурную шутку, если скроется с задатком и не принесет обещанный фирман. Что тогда делать? Растолочь в пыль приготовленные для оплаты услуг албанца алмазы и, вдохнув эту пыль, принять смерть, достойную падишаха? Не пойдешь же к другому хитрецу и обманщику, Фасиху, чтобы потребовать от него удовлетворения? Наверно, старый лис сейчас потирает сухие ладошки и радуется, что облапошил легковерного гяура! Евнух надеялся, что венецианец, прихватив подаренную ему красотку, подальше запрятал пенал с фирманом и поспешил в гавань, чтобы сесть на первый же корабль, уходящий в Италию. Ну нет, еще посмотрим, кто кого облапошит, драгоценный Фасих-бей!

Крики муэдзина раздражали, хотелось заткнуть уши, чтобы больше не слышать гнусавый голос, и Белометти начал мерить шагами улицу, подавляя растущее раздражение. Али задерживался. Хотя что значит время для восточных людей? Они привыкли относиться к нему с величайшим пренебрежением, совершенно не задумываясь о его быстротечности и невосполнимости. Оно для них течет медленно, как патока, и стоит ли торопиться, когда все и так заранее предначертано в книге судеб?

— Скоты! — Джакомо выругался сквозь зубы, повернулся и двинулся в обратную сторону, маятником болтаясь около мечети.

Действительно, что делать, если Али не придет? Не жаль отданных ему камней, жаль проиграть и потерять время. Придется все начинать сначала и лезть в душу к фаворитам нового султана. А это не просто и далеко не безопасно. Никогда не сумеешь узнать, что на уме у проклятого турка, который улыбается, а сам прикидывает, как половчее содрать с тебя кожу или отрезать тебе голову, чтобы подарить ее султану в знак своей преданности.

Как назло, и солнце припекало все сильнее. Или это от волнения казалось, что душно? И еще он опрометчиво надел темный костюм европейского покроя и теперь торчит у мечети как пугало, притягивая любопытные взгляды. Ложь, что Восток чурается праздного любопытства! Все эти Мухаммеды и Магомеды любопытны, как последние базарные торговки!

Зачем он поддался льстивым речам евнуха, поверил этому хитрому кастрату? Не зря здесь говорят: ты сказал раз, и я тебе поверил, ты сказал второй раз, и я начал сомневаться, а когда ты сказал в третий раз, я понял, что ты лжешь! Сколько раз твердил ему Фасих одно и то же? Давно было пора понять, что он водит за нос!..

Ага, вот и Али! Албанец крался вдоль стены словно тень, стараясь никому не попадаться на глаза. Еще один присяжный мошенник! Однако что остается делать, приходится принимать мир таким, каков он есть! Стремиться к его переустройству и совершенствованию просто глупо.

— Принес? — Джакомо увлек албанца в закоулок позади мечети.

— Это было не так просто, — начал набивать себе цену Али, но венецианец, тут же прервал его, не желая слушать пустые разглагольствования, столь свойственные жителям Константинополя.

— Я не спрашиваю, просто это было сделать или нет. Принес?

— Да.

Джакомо требовательно протянул руку, но албанец отвел ее в сторону.

— Без денег и на кладбище не отвезут! Где камушки?

— Я должен убедиться, что это настоящий фирман, — не уступил Белометти. — Давай его сюда! Ты уже получил задаток.

— Убедиться? — Али искренне удивился. — Как? Ты уже получил один фирман от Фасиха и был уверен, что он настоящий. Если бы я не открыл тебе правду, ты так и остался бы в неведении. Неужели ты сумеешь отличить подделку от подлинника, если этого не могут сделать даже визири? Как это тебе удастся?

— По содержанию. — Джакомо нетерпеливо пошевеливал пальцами. — Давай!

— Камни! — Али был упрям. — Или я ухожу!

— Черт с тобой! — Белометти сунул руку в карман камзола и вытянул за шнурок небольшой кожаный мешочек. Высыпал из него на ладонь несколько мелких алмазов и отдал албанцу. — Остальное потом. Мое слово твердо.

— Мое тоже, — заверил Али. Оглянувшись, он достал из-за пояса длинный узкий пенал.

Джакомо недоверчиво хмыкнул: Фасих отдал ему фирман в серебряном футляре, а этот фирман — якобы настоящий — спрятан в простом деревянном пенальчике. Ладно, посмотрим. Раскрыв пенал, он вытянул из него пергаментный свиток с тогрой султана, быстро развернул и пробежал глазами по строкам. Лицо венецианца слегка побледнело: похоже, Али не обманул.

— Ты доволен? — Албанцу не терпелось поскорее уйти, но сначала он хотел получить все сполна.