Мария, княгиня Ростовская

Снова помолчали.

— Ты вот что, Михаил Всеволодович… — Андрей откусил кусок пирога с соминой, медленно зажевал. — Ты передал бы мне ладей пяток. Не шибко больших, так, вёсел на двадцать.

Михаил внимательно поглядел на молодого князя.

— Вот с этого места подробнее, Андрей Мстиславич.

Князь Андрей усмехнулся.

— Есть одна задумка. Надо ли тебе? То ж моя забота…

— И всё-таки, — не согласился Михаил. — Должен быть уверен я, что не самоубийце помогаю.

— Кто сейчас в чём может быть уверен? — Андрей улыбнулся одним уголком рта. — Ну хорошо. План таков: одна часть людей моих с шумом уводит погоню на северо-запад, в лесные края.

— Догонят…

— Не догонят, коли каждый всадник с двумя заводными конями будет. Вторая же часть затаится по балкам, и как отойдёт погоня подалее, за дело примется.

— Ты Бурундая за дурака не держи. Оставит он засадный отряд. И при чём тут ладьи?

Андрей усмехнулся.

— Ясное дело, не дурак он. И отряд засадный оставит беспременно. Вот для того и ладьи, Михаил Всеволодович.

Андрей взял корочку, обмакнул её в пиво и принялся рисовать на столе.

— Вот тут вот Днепр. Вот это Буг. Вот это Днестр, в низовьях он широкий да глубокий, ладья хоть самая большая легко пройдёт, особенно по весне. Переправить суда через пороги, и айда. Как варяги — налететь с воды, коней взять… А в случае чего водой и уйти. Этим займётся третья часть воев моих.

Князь Михаил и боярин Фёдор переглянулись. План был хорош. Против двух отрядов, действующих быстро и слаженно, монголам будет очень трудно работать. Степняки до сих пор не умели обороняться от ударов с воды.

— А коней я ныне в галицкую землю не погоню, — Андрей стёр рисунок со стола и проглотил смоченную в пиве корочку, зажевал. — Погоню через Валахию. Вот и там ещё ладьи пригодятся, на переправах поганых в случае чего…

— Вот что, Андрей Мстиславич, — князь Михаил поставил кружку на стол. — Сделаем так. Как лёд под Черниговом сойдёт — а это дело считанных дней — так отправлю я ладьи с хлебом да овсом к порогам. Татарам хлеб надобен, ну а мне серебро, — усмехнулся Михаил, — отчего не помочь друг другу? Торговля дело обоюдовыгодное. Ну вот… Ладьи те твои, коли сумеешь взять на берегу. Место тебе укажут.

— Как звать того поганого?

— Тюрюубэн имя его.

— Живым оставить?

— Не нужно. На другой раз другой найдётся, уж этих-то на наш век хватит.

— Людей твоих?

Михаил молал долго, очень долго.

— Как получится. На берегу оставь.

Все трое снова замолчали. А что говорить? «Как получится»… Получится скверно. В колодки и в Кафу, генуэзцам на продажу…

— Может, шесть отправить ладей-то? — осторожно спросил Фёдор. — На одной народ назад вернётся…

— От тебя не ожидал, Фёдор, — усмехнулся князь Михаил. — Ровно маленький, честное слово.

Боярин сник. Всё верно — если сделать так, вся затея станет белыми нитками шита. И доказывать, почитай, ничего не надо.

— Червей развелось у меня, Андрей Мстиславич, — Михаил откинулся к стене. — Один или даже двое в караван беспременно затешутся. Так что придётся выбирать татарам — либо раскрыть людей своих, каким-то чудом сюда возвратив, либо в Кафу… Токмо одно условие у меня. Серебро отдашь до гривны, за ладьи и груз. Мне дань платить. Всё остальное твоё.

Андрей встал.

— Храни тебя Христос, Михаил Всеволодович. И тебя, Фёдор Олексич.

— … Нет, ты посмотри, Воислав Добрынич, ты глянь — хозяин всей земли русской, Ярослав свет Всеволодович!

Мария бросила письмо на стол, сжала кулак. Боярин взял документ, вчитался.

— Это что же, теперь мы князю Ярославу дань свозить должны? Подданные мы его?

— Дань! Дань, это полбеды. Карать и миловать он нас будет, по своему усмотрению!

Мария нервно зашагала по комнате, ломая пальцы.

— Знаю я, каков милостив князь Ярослав. Ох и знаю! Ты-то понимаешь?..

Воислав положил документ на стол.

— Неужто думаешь, госпожа, что решится он на такое?

— А тут и думать нечего. Помнишь, как он Елену Романовну-то? Добрый он, Ярослав Всеволодович, покуда сытый спит!

Мария помолчала.

— Ты вот что, Воислав Добрынич… Подготовь ладьи, штуки три-четыре, поболее которые. В орду поедем посольством.

— Да когда?! Ледоход едва прошёл…

— Нельзя нам медлить, Воислав, никак нельзя! Надобно получить ярлык на княжение для сынов моих, Бориса и Глебушки. Не допущу, чтобы лишились они вотчины законной, от Василько Константиновича унаследованной. Проклянёт он меня, из гроба проклянёт, ежели допущу такое дело!

— … А ну поднажми, ребята! Совсем уже немного осталось!

Ребята, крепкие мужики и парни, гребли вовсю, но тяжело нагруженная ладья двигалась нескоро. Ровный южный ветер не позволял поднять парус, и если бы не попутное течение, вряд ли удалось бы пройти за день хотя бы полста вёрст…

— Эй-ей, на голове! Отзовись! — донеслось сзади. Ждан, купец-приказчик князя Михаила, обернулся. Позади головной ладьи двигались ещё четыре, так же тяжко ворочая вёслами.

— Ну чего?! Говори, слышно тебя!

— Слышь, Ждан Борисыч, чего мы в самые пороги-то гребём? Не проще где-нито поближе причалить, да и разгрузиться? Чать, пристаней тут нигде нету, не всё равно, где на берег мешки таскать! А к поганым гонца послать, пусть, мол, сюда идут!

— Нельзя, Флегонт Никитич! Уговор есть уговор. За пороги надо плыть!

— А ну как побьёмся?!

— Типун тебе на язык!

Ждан в сердцах чуть не сплюнул за борт, но спохватился — сейчас и этого не надо бы… «Побьёмся» — ляпнет же сдуру!

Днепровские пороги вообще-то были не так опасны в вешнюю пору, затопленные полыми водами. Пожалуй, только Ненасытец, самый крутой из всех… Однако Ждан тоже не очень понимал, почему бы торг не осуществить здесь, выше порогов. Опять же, с изрядной экономией — одно большое сорокавёсельное судно способно взять весь груз, что несут сейчас пять лёгких ладей, и народу не в пример меньше нужно… Впрочем, сейчас в здешних местах народ-то как раз на борту и нелишний, мало ли что… Да тут обратный путь чего стоить будет, вверх мимо порогов ладьи те таскать — мучение сущее!

Караван из пяти судов, гружёных зерном, был направлен из Чернигова самим князем Михаилом Всеволодовичем, затеявшим торговлю с татарами. Ждан усмехнулся — всем известно, как «любит» поганых пришельцев князь, да и они его не жалуют, а вот деваться некуда. Торговля, она любые стены прошибёт.

Невольно вспомнилось, как проплывали мимо Киева. Могучие стены зияли проломами, которые никто не спешил заделывать, по верху виднелись молодые деревца, кое-где уже проросшие в бойницах. Пристань бывшего великого города была тиха и пустынна, только несколько рыбачьих лодок качались на воде… Ждан поёжился — уже четвёртый год пошёл, как порушили Киев поганые, а город и не думает подниматься из руин. Поднимется ли вообще? Ведь до сих пор нет в Киеве князя, и находится он под прямым правлением ордынцев. Только что гарнизон убрали свой оттуда.

Ниже Канева русская земля, по сути, кончалась. Вместо порушенных весей на высоком правом берегу стали появляться кое-где юрты монголов, но чаще берег на несколько вёрст оставался пустынным. Ходили слухи, что в здешних местах орудует князь Андрей Мстиславич из бывшего Рыльска, беспощадно мстя за отца…

Последнюю ночёвку перед порогами провели на воде, стоя на якорях — так оно надёжнее. Ждан уже не раз проходил через пороги, и знал — это дело занимает целый день, с рассвета до заката. Ничего, сейчас дни долгие, времени хватит с запасом…

Ждан Борисович глянул вперёд. Далеко впереди смутно белела пена, и уже вроде как доносился шум, пока неясный за посвистом ветра.

— Ну вот и пороги, ребята! Онфим, а ну пусти!

Кормщик с готовностью уступил место. Перехватывая рукоять рулевого весла, Ждан уже отчётливо видел пенящиеся буруны над камнями первого порога — Кодака.

— Эй, сзади! Держаться всем за мной, идти ровно в струнку! Передай дальше!