Ашборнский пастор

Признаюсь, у меня есть предубеждение против историй, где действуют призраки: я способен волноваться, не испытывая при этом страха; тем не менее я верю в существование привидений, и те, кто прочел мои «Мемуары», знают почему. [895]

Так что мне было легче, чем кому-либо другому, поставить себя на место пастора Бемрода, столкнувшегося с роковым привидением.

Пробило полночь, когда я дошел до того места, когда почтенный пастор проникает в замурованную комнату.

Как видите, я выполнял пожелания моего хозяина.

Так читал я до двух часов ночи; в два часа мне пришлось волей-неволей расстаться с пастором, его супругой и двумя их близнецами.

Я жадно прочел все до последней строки.

Меня охватило страшное желание встать и пойти разбудить моего хозяина: мне до смерти захотелось узнать, как разворачивалась вторая история и исполнилось или не исполнилось предсказание.

Я подумал, что просьба будет невежливой и неуместной, и в результате размышлений взял себя в руки и решил дождаться завтрашнего дня, тем более что два часа ночи означают этот самый уже наступивший день.

Так или иначе, я уснул; однако во сне мне вспомнились все случаи братоубийства в античности – Этеокл и Полиник, Ромул и Рем, Тимолеонт [896] и Тимофан, и при помощи всех этих легенд я придумал собственную, которая во сне представилась мне великолепной и полной смысла, но по пробуждении исчезла подобно неуловимому дымку, оставив меня перед лицом небытия.

К счастью, уже давно рассвело.

Я встал, отнюдь не намереваясь открыть окно и воспользоваться подзорной трубой моего хозяина; нет, мое умонастроение полностью изменилось: что я хотел увидеть – так это мрачный пасторский дом в Уэстоне с позеленевшими стенами, с сырым двором и чудовищным эбеновым деревом с перекрученными корнями; что я хотел узнать – так это историю Уильяма Джона и Джона Уильяма.

Поэтому я в одно мгновение оделся и сошел вниз.

Господин и г-жа Ренье давно уже были на ногах.

Госпожа Ренье готовила завтрак; г-н Ренье отправился навестить одного из своих больных прихожан.

Я остановился на пороге дома и стал всматриваться в те три улицы, что вели к площади, где возвышался пасторский дом.

Вскоре в конце одной из этих улиц я заметил моего хозяина.

Я стал жестами подавать ему знаки; но, то ли не видя меня, то ли сочтя ниже своего достоинства ускорить шаг, он продолжал свой путь прежней поступью.

Тут я понял Магомета, [897] который, увидев, что гора не желает идти к нему, решил сам идти к горе. [898]

Молодой пастор останавливался то на правой, то на левой стороне улицы возле домов, расспрашивая хозяев, улыбаясь, и всячески делал вид, что не замечает меня, наслаждаясь втайне своим триумфом.

Наконец, я подошел к нему.

– Ах, это вы, дорогой мой гость! – воскликнул он. – Хорошо ли вы спали?

– Очень скверно.

– Ба! Кровать оказалась неудобной?

– Нет, нет.

– Вы имели неосторожность оставить окно открытым?

– Тоже нет.

– Кошки подняли шум, играя на чердаке?

– Нет; мне захотелось снова повидаться с вами.

– Это весьма мило с вашей стороны… Но ведь не только ради того, чтобы меня лицезреть, вам захотелось повидаться со мной?

– Нет… Я все прочел.

– Все, до самого конца?

– До последней фразы, до этих слов: «О, кто бы мог подумать, что однажды одного из этих ангелочков назовут Каином?»

– И что же?

– Как что? Я хочу знать, что стало с Уильямом Джоном и Джоном Уильямом.

– Но я-то ничего не знаю об этом!

– Как это вы ничего об этом не знаете?

– Ни единого слова!

– О! Вот это да!

– Разве я не рассказывал вам, каким образом письма доктора Бемрода оказались у меня?

– Рассказывали, конечно.

– Так вот, я знаю об истории пастора Бемрода все то, о чем он писал доктору Петрусу Барлоу, и ни слова больше… Последующие события произошли, как я думаю, в других местах: в Ливерпуле, в Милфорде, даже в Америке.

– В таком случае как мне быть с финалом романа?

– Поступить точно так же, как вы поступили, чтобы начать его; посетите места, где происходили события; опросите людей, которые по рассказам могли бы что-то знать о них.

– Но, черт побери, не могу же я добраться до самой Америки ради того, чтобы узнать продолжение вашей истории: я предпочел бы сочинить ее сам.

– Это крайнее средство, которое всегда будет в вашем распоряжении, и в любом случае вы успеете прибегнуть к нему.

– И у вас не найдется для меня никаких сведений, необходимых для дальнейших разысканий?

– Никаких… Я лично непричастен к этой истории – точно так же, как вы сами; по воле случая первая половина ее попала в мои руки, вот и все. Я даю ее вам и больше ничего не могу сделать. Берете ли вы ее?

– Конечно же, беру! Однако, простите меня, я спешу уехать.

Пастор извлек из кармана часы.

– Сейчас полвосьмого, – сказал он. – Поезд отправляется в Чидл ровно в девять; у вас есть еще время позавтракать и отправиться этим девятичасовым поездом.

– В таком случае возвращаемся… Впрочем, погодите.

– В чем дело?

– Я должен поставить свои условия.

– Какие условия?

– Вы не можете вот так просто-напросто отдать мне в качестве подарка шесть томов.

– А почему бы нет?

– Нет… я вам не предлагаю деньги, хотя это было бы куда проще; но ведь, в конце концов, вы хотите же чего-нибудь.

– Вы же видели мою жену и моих детей; как вы думаете, чего мне еще желать?

– Но, быть может, чего-нибудь желает ваша супруга?

– Да, тут вы правы: у нее есть одно желание.

– Черт возьми! Надо быть построже!.. Буду ли я достаточно богат и могуществен, чтобы найти то, что не смог ей дать муж?

– О, да успокойтесь: речь идет всего-навсего о… Не собираетесь ли вы вскоре поехать в Италию?

– Я постоянно езжу туда, в Италию; правда, я вас предупреждаю, если вас интересуют индульгенции, [899] то я в довольно плохих отношениях с новым папой. [900]

– Нет, нет, в качестве протестантского пастора я нисколько не верю в эту область римско-католической коммерции.

– Что же тогда?

– Речь идет о соломенной шляпке из Флоренции. [901]

– О, это я охотно беру на себя: у госпожи Ренье будет самая красивая шляпка из Тосканы. [902]

– Тсс! Говорите тише: жена рядом!

– Понимаю, вы хотите сделать ей сюрприз.

– Нет, не в этом дело.

– В таком случае я не понимаю.

– Вы все равно забудете обещание!

– Господа, прошу к столу! – рискнула произнести эти четыре слова по-французски наша хозяйка.

Я завтракал, не отрывая глаз от настенных часов. В четверть девятого я встал из-за стола.

– Дорогой мой хозяин, вы француз, – обратился я к пастору, – и, как француз, вы, наверное, знаете самую старую из наших пословиц, восходящую к королю Дагоберу: [903] «Нет такой приятной компании…» [904]

– О, от нашей вы еще не избавлены!

– Как это понять?

– Мы проводим вас до Чидла и распрощаемся с вами только у вагона.

И он показал мне небольшую крытую коляску, стоявшую у ворот.

– Браво! Вот это то, что называется гостеприимством!

– Нет, это то, что называется жизнью. Мы, протестантские пасторы, не похожи на ваших католических кюре, которые подвергают себя все новым и новым лишениям, неустанно умерщвляя плоть; мы рассматриваем жизнь не как уступку, а как дар Господа: согласно нашей вере, даруя жизнь, Господь говорит нам: «Я даю вам то, прекраснее чего в мире нет; сотворите из нее нечто самое сладостное». И поэтому мы принимаем всякое удовольствие, которое Господь посылает нам на нашем пути, словно своего ангела, и, вместо того чтобы отгонять его нашей скорбной и надменной миной, мы стараемся приучить его к нашей земной атмосфере всяческими ласками и предупредительностью. Так, к примеру, увидев сегодня утром, что стоит отличная погода, я подготовил эту поездку: это был способ видеть вас как можно дольше и подарить жене и детям полдня свежего воздуха, солнца и цветов.