Двуликий Янус

Всю неделю я мучал маму расспросами:

– Мам, ну какой он? – дергал я за рукав маминой кофты. – Ты сидела с ним рядом и должна была его рассмотреть.

– Он… эм… необычный. Если честно, я даже не уверена, что это он, а не она, – отвечала мама, пожимая плечами.

– Конечно! – хлопал я себя по коленям. – Он же бог, а бог не может быть мальчиком или девочкой.

– Ну хорошо, – улыбалась мама, откладывала шитье и гладила меня по волосам. – Ему примерно лет семнадцать, но в этом я тоже не уверена. Он слишком… слишком мудрый для этого.

– Мама! Что ты говоришь! Ему семнадцать тысяч лет! Он бог и спустился на землю, чтобы помогать людям, – восклицал я, – а в цирке он показывает чудеса, чтобы все думали, что он просто фокусник!

– Не кричи, майн либхен, – пыталась успокоить меня мама. – Я сначала тоже думала, что он обычный фокусник. Но знаешь… когда он рассказал про белую хризантему, я очень удивилась. А когда он сказал, что твой папа называл меня Тростинкой… Если в начале я считала, что он рассказывает то, что узнал от кого-то, то когда он описал наше с Иосифом свидание… Этого я никому не рассказывала.

– Я и говорю, что он бог! – вновь воскликнул я. – А ты мне не веришь.

– Верю, – улыбнулась мама. – И верю, что все будет хорошо.

Если с мамой мои беседы о цирке были тихими и спокойными, то перед друзьями мне приходилось доказывать свое мнение. И не всегда словами.

– Анхель, согласись, что ты немного нафантазировал, – говорил мне Йоська после того, как я рассказал про представление. – Голуби не могут взяться ниоткуда. И человек не может есть огонь. И летать не может.

– Может! Ты еще скажешь, что русалка ненастоящая? – обижался я на друга.

– Ну-у-у… – неуверенно пожимал он плечами. – У нее ведь хвост.

– Это не хвост, а сросшиеся ноги, – ворчал Авраам, пожирая очередную плюшку. – У нашего соседа были сросшиеся пальцы на ногах, поэтому ему шили специальную обувь, и он хромал. Только его звали не русалкой, а уродом! – громко заржал он.

– Ты хочешь сказать, что они уроды? – нахмурился я и сжал кулаки.

– Конечно, – согласился толстяк, вытирая липкие руки об рубашку, – это ведь цирк уродов. Поэтому там выступают одни уроды.

– Ты просто не видишь, какие они прекрасные и волшебные, потому что твои глаза заплыли жиром от плюшек! – закричал я и ударил его кулаком в грудь.

– А ты обычный врун! – Авраам бросился на меня и повалил на землю.

– Анхель… какой же ты у меня фантазер и идеалист, – вздыхала мама, обрабатывая ссадины на моих коленках. – Ну зачем ты полез в драку с сыном булочника? Он сильнее тебя и крупнее.

– Он назвал Януса уродом! Он говорил, что я врал про его крылья! – я сидел на стуле и возбужденно бил пятками по его ножкам. – Ты же их видела! Мама, ну скажи, видела же?

– Крылья? – мама отложила в сторону ватку, опустила вниз задранные штанины моих брюк и, улыбнувшись, ответила: – Конечно, я видела его крылья. Они ведь… они белые? Я права?

– Да! Они огромные белые! И из его глаз исходит голубой свет! – я радостно кивал головой.

– Свет? – мама гладила меня по голове и целовала в исцарапанный лоб. – Да, майн либхен, я видела этот свет. Только обещай мне, что будешь осторожным и не будешь лезть в драку! Ох, Анхель, я так боюсь за тебя, – вздыхала она и прижимала меня к себе. – Ты со своими фантазиями совсем не приспособлен к жизни.