Наследники Великой Королевы (др. изд.)

— Это я, Роджер, — произнесла она. — Она старалась, чтобы голос ее звучал как обычно, но грудь ее быстро и взволнованно вздымалась. — Может быть, ты закроешь дверь?

Я механически повиновался. Потрясение мое было так велико, что я потерял дар речи. Я молча стоял перед ней, опасаясь как бы все это не оказалось сном. Кэти, наверное, только недавно вернулась с прогулки по палубе, на плечи ее была накинута шаль, щеки порозовели от ветра. Пока я смотрел на нее, выражение ее лица изменилось. Кэти, казалось, потеряла уверенность в себе и выглядела даже немного испуганной.

— Роджер! Мне кажется ты вовсе не рад видеть меня!

— Не рад видеть тебя?! Кэти, да я… я просто не знаю что сказать. Все это похоже на сказку!

— Значит ты и в самом деле имел это в виду?

— Что имел в виду?

— Если ты не помнишь, я не стану тебе говорить.

— Если это имеет отношение к моим чувствам к тебе, то конечно, имел…

— Это уже лучше. Но не знаю, стоит ли мне продолжать? Ты очень глупый, Роджер. Помнишь, когда ты был у королевы, ты ей сказал, что любишь одну английскую девушку? А потом ты сказал, что имел в виду меня.

— Я никогда не забуду ту нашу встречу. Да, конечно же я сказал тебе тогда правду. — Я взял ее руки в свои и сжал их. Я все еще не мог поверить в то, что она здесь и что это означает.

— Теперь уже гораздо лучше. Почти так как я хотела. — Она прикрыла глаза. — Теперь, я думаю, ты можешь поцеловать меня. Полагаю, это не будет неблагопристойно, потому что еще сегодня вечером капитан обвенчает нас.

Я не сразу поцеловал ее. Я держал ее в объятиях и говорил себе, что все в конце концов случилось так, как и должно было случиться. Кэти не выйдет замуж за богатого землевладельца, чтобы поправить состояние Лэдландов. Она выйдет замуж за меня и будет жить со мной в Дамаске. Теперь она здесь, в моих объятиях, и мир снова прекрасен.

Я поцеловал ее только один раз. Первый поцелуй всегда особенный, самый важный. Он остается в памяти на всю жизнь, и другие поцелуи на него не похожи. Мне кажется, Кэти тоже так считала.

— Я боялся, что ты влюблена в Джона, — сказал я, когда мы вновь обрели способность говорить.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Я знаю, что ты так думал. Мне кажется, я уже научилась немного понимать тебя, Роджер. Поэтому, полагаю, нам следует поговорить об этом без обиняков. Я не хочу, чтобы между нами оставались какие-то сомнения или недоговоренности на этот счет. Действительно, было время, когда я считала, что влюблена в него. Но это было так давно.

— Всего год назад.

— Но ведь я была тогда намного моложе.

— Всего на год.

Она негодующе запротестовала.

— Один год — это очень много. Я ведь провела его при дворе и я столько узнала. Это было так давно, я даже не помню, что тогда чувствовала. Роджер, ты должен поверить мне. Я только думала, что люблю Джона. Я была увлечена его подвигами, его славой. Как мне убедить тебя в этом?

Убеждало меня в этом уже одно то, что она была здесь. Мне не нужно было других доказательств, но я молчал, потому что хотел, чтобы она продолжала. Несколько мгновений она оставалась в моих объятиях, глаза ее были закрыты. Внезапно они широко раскрылись.

— Я не вижу его больше! — вскричала она. — Пыталась, но не могу! Я знаю, что у него длинные золотистые волосы, большой нос и голубые глаза. Я помню все его черты в отдельности, но когда пытаюсь представить себе его лицо, это мне не удается. Я не вижу его больше, Роджер! — она радостно рассмеялась. — Это тебя убеждает? Веришь ты мне или станешь когда-нибудь снова сомневаться во мне?

Я ответил ей не словами, но думаю, мой ответ полностью удовлетворил ее. Потом я спросил ее, когда она поняла, что любит меня.

— А зачем тебе это знать? — спросила она, — думаю, пока мне не следует тебе это говорить. Мы ведь будем с тобой вместе долго-долго, целую вечность. Если я теперь не все расскажу тебе, быть может я надолго сумею сохранить твой интерес к своей особе. Ты постоянно сможешь узнавать обо мне что-то новое. Таким образом я тебе не надоем. Ведь каждая жена должна позаботиться об этом. Я жила при дворе и неплохо изучила повадки мужчин. Нет, милорд, вам придется удовольствоваться тем, что вы уже знаете.

Однако через несколько мгновений она передумала.

— Пожалуй, я все-таки скажу тебе… Мне хочется это сделать. Это случилось, когда ты явился к королеве. Я поняла это, как только ты вошел в зал. Это случилось так внезапно, что я почти испугалась! Это было так непохоже на то, что я испытывала к Джону Уорду. Ты был так красив, вел себя так смело, так уверенно говорил с королевой. Я так гордилась тобой, что едва не расплакалась.

— Это правда?

— Наверное, с моей стороны глупо это рассказывать. Я все время что-то говорю, в чем-то признаюсь. И все это время я вела себя глупо: писала тебе записки, бегала к тебе под любым предлогом. Разве ты не видел, что я буквально навязывалась тебе?

— Неужели ты думаешь, что я тебе поверю?

— Слишком уж ты скромен. Разумеется, для мужа это не так уж плохо, но ты чрезмерно скромен и в других делах, и с этим нужно кончать. Ты меня понял?

— Думаю, я уже никогда не буду скромным после того, что случилось сегодня. Меня буквально распирает от гордости. Мне кажется, я могу покорить весь мир.

— Именно этого я и хочу. Завоюй для меня весь мир, милый. Откровенно говоря, он мне вовсе не нужен, но это будет доказательством твоей любви.

— Тебе не нужны доказательства, родная. Я полюбил тебя с нашей первой встречи. Нет, со второй.

— А почему не с первой?

Я обнял ее и прижал к себе. Меня переполняло чувство счастья. Я не мог сдержать его и негромко рассмеялся.

— Потому моя любимая, обожаемая и ненаглядная, что в первую нашу встречу, ты жадная ненасытная крошка, завладела всеми марципановыми пирожными, которые я облюбовал для себя.

— В самом деле? — она тоже рассмеялась. — Я всегда обожала марципан. И до сих пор его люблю. Ты позаботишься, чтобы у меня всегда было его вдоволь? И надеюсь, ты будешь теперь достаточно разумен и всегда будешь требовать свою долю?

— Ты для меня самый лучший, самый сладкий, самый соблазнительный марципан. Так и съел бы тебя!

— Ну вот, это уже гораздо лучше. Теперь я начинаю думать, что ты действительно рад меня видеть. Когда ты вошел в каюту, я так испугалась. Ты выглядел таким холодным и далеким. Я не знала, что и думать.

— Мне хотелось бы узнать еще только одну вещь. Кем было организовано это чудо, кому я обязан своим счастьем?

— Должна я продолжить свои признания? Я сама все это устроила. Я заболела после твоей дуэли — разве это удивительно? И было решено отправить меня в Лондон для консультации с врачом. Но как только я оказалась там, то немедленно пошла к этому милому старику, дом которого расположен недалеко от порта. Я сказала ему, что решила ехать с тобой и попросила помочь мне. На вопрос почему я обратилась именно к нему, я ответила, что мне известно о его покровительстве тебе. Он ответил мне, что это можно устроить, и он полностью одобряет мое решение, однако я должна точно следовать его инструкциям. Он отправил меня в Дувр в карете и там я поднялась на борт судна. Я путешествую под именем миссис Деборы Уиллис (он выбрал это имя, а не я). Приехала я якобы из Ньюкасла. На мне была широкополая шляпа и я ехала во Францию к родственникам. Разве у англичан бывают родственники во Франции? Это была довольно неправдоподобная история, но ничего лучше мы придумать не смогли.

— Известие о дуэли дошло до Лондона? — спросил я.

Глаза Кэти радостно заискрились.

— Еще бы! Только об этом и говорят. Ты стал героем Лондона. На улицах даже продают балладу, сочиненную по этому случаю. Называется она «Английский Давид и сэр Голиаф». Если бы я не полюбила тебя раньше, то обязательно увлеклась бы после всех этих событий. Ты теперь не меньше знаменит, чем Джон Уорд.

— Что об этом думает король?

— Сама я не слышала, так как уже не осмеливалась бывать при дворе, но думаю, что он взбешен. Сэр Сигизмунд Хилл рассказал мне о разговоре Арчи Армстронга с королем по этому поводу. По словам Арчи, Его Величеству повезло, что его имя не Король Саул, ибо в противном случае новый Давид непременно захватил бы его трон. Королю это не очень понравилось. — Неожиданно на лице Кэти появилось виноватое выражение.