Морские цыгане

Все это было сказано тоном тонкой и язвительной насмешки, который до того смутил матроса, что он стал в тупик. Но так как это был человек смелый, к нему быстро вернулось его обычное хладнокровие, и, посмотрев прямо в лицо графу, он сказал:

— Ну да, это правда. Дальше что?

— Больше ничего.

— Любопытно было бы узнать, кто сообщил вам эти сведения, граф.

— Вы забываете наши условия, мэтр Агуир. Меня зовут Марсиаль, пожалуйста, запомните это раз и навсегда. Что касается источника моих сведений, то вы понимаете, мой милый, что дело, в которое я вступаю, достаточно серьезно, чтобы я принял меры предосторожности; я наблюдал за вами, вот и все, для меня было довольно важно, чтобы вы мне не изменили.

— Может быть, вы и правы, — с сомнением ответил Агуир.

— Вернемся к нашему делу.

— Вы знаете, что я устроился на «Кайман» боцманом.

— Это решено?

— Я уже получил жалованье вперед.

— Как вперед?

— То есть, — сказал Агуир с замешательством, — капитан по моей просьбе дал мне вперед сумму, которая была мне нужна.

— Хорошо! — сказал граф с насмешливой улыбкой. — А насчет меня что вы предприняли?

— Я предложил капитану взять вас, выдав вас за моего земляка, заблудившегося у этих берегов и преследуемого ненавистью испанцев. По моей рекомендации капитан вас берет, но прежде хочет вас видеть.

— Это справедливо; где его найти?

— В Сакрифичиосе, он ждет нас к четырем часам, я приготовил лодку.

— Очень хорошо! Теперь моя очередь, — сказал молодой человек, положив на стол связку бумаг.

Глаза Агуира засверкали жадностью, он придвинул свой стул и наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть.

Марсиаль — мы сохраним ему это имя — развязал ленту, связывавшую бумаги, и начал раскладывать их, говоря:

— Счет дружбе не мешает, сдержите ваши обещания, и я сдержу свои; вот купчая на тот дом, в котором вы живете, вот еще пятьдесят тысяч ливров банковскими билетами, пересчитайте.

Матрос с возбужденным трепетом схватил бумаги, которые подал ему молодой человек, и принялся рассматривать их с самым пристальным вниманием.

— Все верно, — сказал он.

— Теперь, — продолжал молодой человек, — вот расписка на пятьдесят тысяч ливров, но вы можете получить их только по возвращении во Францию по аттестату, написанному мною, в котором значится, что я доволен вашими услугами; возьмите. Вы видите, что я держу свои обещания, как вы держите ваши. Одно последнее слово, для того, чтобы между нами не было недоразумений: если вы хотите служить вашим друзьям во вред испанцам, это меня не касается, так как и вы не должны интересоваться причинами моего поведения. Помните только, что вы принадлежите мне, что мы ведем открытую игру без хитрости и без измены и что вы обязаны мне безоглядно повиноваться.

— На один год, — ответил матрос.

— До того дня, когда вы вернетесь во Францию.

— Это решено.

— Да, но запомните хорошенько мои слова, мэтр Агуир, вы меня знаете достаточно хорошо, не правда ли, чтобы быть убежденным, что при первом подозрении я прострелю вам голову?

— Угрозы бесполезны, — ответил матрос, пожимая плечами, — моя выгода — самое надежное ручательство вам за мою верность.

— Хорошо, я подумал, что, может быть, вы никогда не вернетесь жить в Веракрус и что, следовательно, подарить вам дом довольно бесполезно. Поэтому я прибавил к обещанной сумме двадцать тысяч ливров в придачу, оставив вам в собственность этот дом.

— Благодарю, я сдал его внаем сегодня утром на пять лет и взял плату вперед.

— Я с удовольствием прихожу к выводу, что вы знаток в делах, — сказал Марсиаль, смеясь, — это ручательство для меня, спрячьте все эти бумаги, теперь мы пойдем, когда вы хотите.

— Сейчас, если вы желаете.

— Хорошо, сейчас.

Они вышли. Уходя, молодой человек не мог удержаться от последнего вздоха, но он тотчас справился с собой и сказал твердым голосом своему спутнику:

— Пошли.

Было три часа пополудни, они вдвоем прошли через весь город, никого не встретив: стояла страшная жара, и улицы были пусты. Граф был переодет, так что не боялся быть узнанным своими друзьями. Они беспрепятственно дошли до гавани. В конце пристани на причале стояла маленькая лодка.

— Вот и лодка, — сказал матрос.

— В путь, — лаконично ответил молодой человек. Расстояние от Веракруса до острова Сакрифичиос, где обычно бросают якорь большие суда, находящие там надежное убежище, составляет одну милю. Когда море спокойно, эта прогулка восхитительна. Вскоре поднялся легкий ветерок, позволивший путешественникам поднять парус и плыть, не утомляя себя греблей.

По мере того как они приближались к острову, бригантина «Кайман» как будто поднималась из воды и наконец предстала во всех подробностях. Это было прекрасное судно, длинное, со стройными очертаниями, его высокий рангоут был отброшен назад, такелаж содержался с замечательным старанием. По середине корпуса, абсолютно черного, была проведена тонкая полоса, красная, как кровь. Пушечных портов не было видно, а следовательно, отсутствовали и пушки. На палубе никого не было.

Граф отметил про себя одно важное обстоятельство: были натянуты абордажные сети, конечно, из опасения внезапного нападения.

— Какое славное судно! — сказал он в ту минуту, когда лодка объезжала корабль.

— Да, — с удовольствием ответил матрос, — и быстроходное, ручаюсь вам.

— Так вы его знаете?

— Еще бы! Я два года служил на нем под начальством Монбара.

Через несколько минут Марсиаль и Агуир вышли на берег острова Сакрифичиоса. Едва они сделали несколько шагов, как заметили человека, подходившего к ним.

— Вот капитан «Каймана», — сказал моряк, — вы видите, что он явился на свидание вовремя.

— Да, вижу! — сказал молодой человек, подходя и с любопытством рассматривая его.

Так как этот человек должен играть важную роль в нашем рассказе, мы в нескольких словах набросаем его портрет. Этот человек был в полном смысле слова настоящий морской волк; действительно, он больше походил на тюленя, чем на человека. Хотя ему было по крайней мере лет пятьдесят, внешне он выглядел не старше сорока; он был низенького роста, но крепкий и сильный, загорелый цвет лица имел почти кирпичный оттенок, серые глаза были живыми и выразительными, физиономия, умная, хотя и суровая, дышала смелостью и спокойной неустрашимостью человека, привыкшего много лет бороться с опасностями, в каком бы виде они не являлись. На нем был камзол из толстого синего сукна, все швы которого были обшиты галунами того же цвета, только несколько светлее, концы галстука были украшены серебряными кистями, жилет, серый, затканный большими цветами, широкие коричневые панталоны с такими же галунами, как и камзол, шелковые чулки и башмаки с серебряными пряжками. Черная бархатная шапка со стеклянным образком Богоматери покрывала его голову. Широкий кожаный пояс стягивал его стан; за пояс были заткнуты два длинных пистолета. Таков был внешний вид этого человека, который, заметив приезжих, небрежно направился к ним, куря трубку с чубуком почти неприметным, который казался приклеен к его губам.

— А! Это ты, — весело сказал он матросу, — кого ты нам привез?

— Капитан Тихий Ветерок, — отвечал он, — я привез нового товарища, о котором говорил вам вчера.

— Ага! — сказал тот, бросив проницательный взгляд на молодого человека. — Малый стройный и, кажется, крепкий… Как тебя зовут, мой милый?

— Марсиаль, капитан, — ответил граф с почтительным поклоном.

— Хорошее имя, ей-Богу! Ты баск?

— Так точно, капитан.

— И тебя прибило к этому берегу?

— Да, капитан, вот уже два года лавирую я в этих водах и не могу дождаться попутного ветра, чтобы выбраться отсюда.

— Хорошо, хорошо, мы тебя выведем, будь спокоен. Агуир мне сказал, что ты хороший матрос.

— Вот уже семнадцать лет как я хожу в море, капитан, а мне еще нет и двадцати трех.

— Гм! Так ты должен знать свое дело, когда так… А ты знаешь, кто мы, не так ли?