Суд герцога

Она сидела, сама скромность, сложив руки и опустив глаза, и слушала это безумное бормотание. Когда же он замолчал, она ничего не ответила по простой причине: не знала, что и сказать.

— Прошу простить меня, что явился к вам в ратных доспехах. Не в таком наряде хотел я предстать перед вами. Но сегодня я уезжаю с поручением герцога. И если бы не страстное желание еще раз увидеть вашу несравненную красоту, услышать ваш мелодичный голосок, меня давно не было бы в Лояно, как требовал того мой господин, герцог. Мадонна, надеюсь вы отпустите мне грех неповиновения приказу?

Стоящий на одном колене, он выглядел таким робким, он, прошедший пламень стольких сражений, готовый повиноваться мизинцу этого белокурого создания, олицетворявшего для него всю земную красоту.

Апатично глянула она на него, хотя посмотреть было на что: молодой, сильный мужчина с волевым лицом, горящими черными глазами. Но Кассандра хорошо усвоила уроки Тито, чтобы внезапно перемениться в своем отношении к кавалеру. Кроме того, происхождения он был низкого, так что его комплименты должно было

воспринимать как оскорбления. Братья заверили ее в этом, а наша красивая дурочка не имела своего мнения, во всем полагаясь на Тито и Джироламо.

— Вы мне нравитесь и таким, — ответила она, и Ферранте покраснел от удовольствия. — Что же касается вашего долга… ну, если вы задержитесь на час?

Его лицо затуманилось. Она не понимала, сколь важен час в порученном ему деле.

— Задержусь на час… — эхом отозвался он, но тут же страсть возобладала над чувством ответственности. — Что есть час? Как могу я его лишиться? Да в него можно вместить все радости Эдема и муки ада. Неужели я смогу провести с вами целый час, главный мой час, ибо вся моя остальная жизнь — пролог и эпилог к этим блаженным мгновениям.

— О, мессер, — тень от ее длинных ресниц легла на белоснежные щечки, и она повторила:

— О, мессер!

Даже круглый дурак, послушав ее, понял бы, что у нее не все в порядке с головой, но капитан, ослепленный любовью, впал в экстаз.

— Меня зовут Ферранте, — промямлил он. — Не затруднит ли вас… сможете ли вы назвать меня по имени, Кассандра?

Она одарила его взглядом, вновь опустила глаза.

— Ферранте!

Тут его опалило огнем, ибо он никак не ожидал, что имя его может звучать столь мелодично. Он протянул дрожащую руку, чтобы коснуться одной из рук Кассандры, безвольно лежавших у нее на коленях.

— Дайте мне вашу руку, нежный ангел, — взмолился он.

— Но… зачем? Разве вам мало двух ваших сильных рук?

— Ну что вы все смеетесь надо мной? — вскричал Ферранте. — Будьте же милосердны!

Она засмеялась глупым, дребезжащим смехом, но в ушах влюбленного он звучал перезвоном серебряных колокольцев. А глаза его наслаждались несравненной красотой лица Кассандры. Дыхание Ферранте участилось, истома разлилась по венам. А потом Кассандра предложила ему сесть рядом, и он повиновался незамедлительно.

В тот теплый, насыщенный ароматами сада вечер душа Ферранте обрела покой. Он примирился со всеми людьми, возлюбил ближнего своего. И сказал ей об этом, о любви к ней, изменившей всю его жизнь, отвратившей от грубости и жестокости, с которыми он свыкся, возродившей в ней нежность и смирение. И, как свойственно влюбленным, он пересыпал свой монолог цветастыми оборотами и сравнениями, которые Кассандра нашла занудными и даже глупыми.

Но мысли эти она оставила при себе и лишь покорно слушала, изредка отвечая на вопросы так, как ее научили, фальшью, показывающей, что и она разделяет его страсть.

Вот так и прошел час, вобравший, как Ферранте сказал ранее, всю его жизнь. Для него — в любовном пылу, мгновенно, для нее — невыносимо медленно. Тени сгустились, померк багрянец заката, деревья и кусты вырисовывались черными пятнами. Во дворце зажглись окна, на другой стороне пруда заквакала лягушка.

Ферранте поднялся, вспомнив о поручении Борджа, пытаясь стряхнуть с себя чары Кассандры.

— Вы покидаете меня? — томно спросила она.

— К сожалению, мадонна, я должен уехать, из-за чего безмерно страдаю.

— Но вы ведь только что пришли, — запротестовала она, и его вновь бросило в жар.

Он взял ее руку и остался, чтобы вновь признаться ей в любви. Потом, однако, попросил разрешения откланяться. Но ее маленькие пальчики обхватили его ладонь. В сумраке надвигающейся ночи он видел бледный овал поднятого к нему лица, ее голосок долетал до его ушей, насыщенный ночными ароматами. И, отвечая на ее просьбу задержаться еще, Ферранте, склонившись к ней, прошептал: "Любимая моя. Сегодня я должен скакать в Имолу по государственному делу. Но вернувшись, я пойду к вашим братьям, чтобы умолить отдать мне хранящееся у них сокровище.

Кассандра вздохнула.

— И когда вы вернетесь?

— Через три дня, если ничего не случится. Для меня это целая вечность, но, надеюсь, терпение мое будет вознаграждено!

— Я не отпущу вас без прощального кубка. Пусть он будет залогом того, что вы вернетесь ко мне. Пойдемте! — и она увлекла Ферранте к дому.

Через стеклянные двери, открывающиеся на террасу, Кассандра ввела его в просторный зал, и в свете золотого канделябра его глаза вновь впитывали ее красоту.

Кассандра хлопнула в ладоши, появился паж, она приказала принести вина.

Ожидая, они стояли друг против друга, и внезапно на девушку нахлынула печаль. Все-таки пылкость Ферранте не могла не пробудить в ней ответное чувство. И, возможно, если он дал Кассандре время на размышление, ей бы не достало смелости совершить то, что от нее требовал Тито. Но страсть, которую так долго сдерживал Ферранте, прорвалась наружу, обрекая его на погибель.

Он заключил Кассандру в объятия, с силой прижал к себе, ища губами ее губ. Она попыталась отпрянуть, и на мгновение взгляд его поймал ее бледное личико. И увиденное остановило Ферранте. Ибо на лице Кассандры отражались страх и отвращение. Пристыженный, он отпустил ее, отпрянул назад. И тут, ибо Ферранте не страдал отсутствием проницательности, в душу его впервые закралось сомнение: с чего это невинная девушка столь странно отреагировала на его объятия, если чуть раньше она же позволяла ему немалые вольности.

Но тут вошел паж с серебряным подносом, на котором стоял золотой кувшин и две опалесцирующие, на тонкой ножке чаши венецианского стекла. Кассандра шагнула к пажу. Разлила вино.

Наблюдая за ней печальным взором, Ферранте отметил смертную бледность ее лица, дрожь в руке. Неужели все это — последствия объятия, подумал он.

Вернулась она к нему уже улыбаясь, с чашей в каждой руке. С поклоном он взял предложенную ему чашу. Лицо ее оставалось таким же бледным.

— Пусть Бог сопровождает вас в вашей поездке, — и она подняла чашу.

— Пусть Бог поможет мне поскорее вернуться, — ответил он и залпом осушил половину своей.

Крепкое вино обожгло горло, разгорячило кровь.

И подействовало куда как быстро. После первого же глотка ему подумалось, что не стоит так уж спешить с отъездом. Лошадь надежно привязана у ворот, пара лишних минут в обществе Кассандры ему не повредят. А в Имолу он еще успеет. Безмятежный оптимизм окутал его, словно плащом. Расслабленно опустился он в кресло. Навалилась истома. День-то выдался жарким.

— Вам нехорошо, — озабоченно воскликнула Кассандра, и искренность ее голоса подсказала ему, что проявленная им грубость прощена и забыта.

Ферранте хохотнул.

— Да… наверное…

— Выпейте вина. Оно освежит вас.

Механически он повиновался, допил то, что оставалось в чаше. Вновь ожгло горло, воспламенило кровь. Он попытался подняться, внезапно его охватила тревога. Но колени подогнулись, и он вновь рухнул в кресло. Комната поплыла перед глазами, красный туман заполнил ее. И тут сквозь него проступило лицо Кассандры де Дженелески, уже не невинно-детское, очаровательное личико, в которое он влюбился, но глуповатое и злобное, вызывающее омерзение. Ибо в момент помутнения сознания открылись глаза его души. Уже не на шутку встревоженный, он собрался с силами, чтобы преодолеть охватившую его апатию. На мгновение ему это удалось, и тут истина открылась ему. Он тяжело поднялся, глаза его сверкнули, лицо исказилось гневом.