Принцесса из рода Борджиа

Потом он вновь присоединился к шевалье, сказав:

— Я приказал моим людям приготовить для нас один из таких хороших обедов, как вы любите; через полчаса мы сможем сесть за стол и, наконец, поговорим, Пардальян… у нас есть что сказать друг другу.

— Хм! Мы так же славно побеседуем и вне этих стен; что же касается обеда, то мы удовольствуемся кухней первого попавшегося кабачка. Я заметил одну вещь, ваша светлость: те, кому нужно скрываться, как нам, нигде не находятся в большей безопасности, чем под сводом небес или среди толпы зевак. Пойдемте же отсюда, так как вы уже одеты… и запаслись золотом, я надеюсь?

Вместо ответа Карл высыпал на стол две сотни двойных золотых дукатов, из которых он взял половину, в то время как Пардальян укладывал остальное в карманы своего кожаного пояса.

Выйдя из особняка, шевалье зашел в лавку на улице Мортелери, где торговали подержанной одеждой, и сделал там покупку — купил костюм, причем торговка уверяла его, что костюм был сшит для самого знаменитого Генриха де Гиза, который не захотел его носить потому, что счел слишком тяжелым.

— Я беру его, потому что я один из друзей этого великого человека, — сказал Пардальян.

Он дополнил свою экипировку хорошей кирасой из бычьей кожи и плащом. Затем они принялись искать достаточно уединенную таверну, чтобы чувствовать себя в безопасности.

— Теперь, когда я почти спокоен, — сказал Карл на ходу, — я хотел бы прежде всего, чтобы вы повторили мне те слова, что сказали, когда появились передо мной в камере, в которой, как я думал, я умру. Вы мне приказали молчать именем живой Виолетты.

И Карл остановился: в его глазах горело пламя надежды. Этот вопрос, очевидно, мучил его с того самого часа, когда они покинули Бастилию, но он едва осмелился его задать.

— Да, — с живостью ответил шевалье, — из всего того, что я слышал, следует, что Виолетта жива…

Юный герцог облегченно вздохнул.

— А что с ней стало? — вскричал он, полагая, быть может, что его всемогущий друг вот-вот отведет его за руку к невесте.

— Что с ней стало, — сказал Пардальян, — мы постараемся узнать сразу же после того, как вы мне расскажете, что случилось с вами. Но прежде скажите мне вот что: вы знаете господина де Моревера?

— Я видел его в Орлеане, когда там побывал герцог де Гиз.

— Хорошо! Так вот, если вы когда-либо вновь увидите этого человека, где бы это ни случилось, постарайтесь захватить его…

— Хороший удар кинжала или шпаги… Я знаю, Пардальян, что вы его ненавидите…

— Нет-нет, — сказал Пардальян, как-то странно улыбаясь, — не наносите ему удара… К тому же, я думаю, что Моревер огражден от любой опасности, ибо само Провидение скоро отдаст его мне… Нет, нужно… вернее, будет справедливо, если я смогу сказать ему пару слов прежде, чем он умрет. Как бы то ни было, если вы его увидите, хватайте его живьем и ведите ко мне. Если мы к тому времени не найдем ту, о которой вы тоскуете, Моревер даст нам ценнейшие показания. Мы должны отыскать Моревера!

Карл спрашивал себя, что же могло быть общего у Моревера и Виолетты. Пардальян видел его недоумение, однако поостерегся повторять герцогу рассказ негодяя о его женитьбе на маленькой певице.

— Но объясните же мне наконец, — вновь заговорил Карл, — каким образом, назначив мне встречу у церкви Сен-Поль…

— У церкви Сен-Поль?

— Да! Там вы должны были меня ждать с принцем Фарнезе и мэтром Клодом.

— Принц Фарнезе и мэтр Клод!.. О! — вскричал Пардальян, пораженный этими именами, которые ранее называл ему в камере Моревер.

— Да, — вновь заговорил Карл, — Фарнезе — отец Виолетты… а Клод — это тот самый таинственный незнакомец, которого она, кажется, любит и почитает…

— Так я должен был ждать вас у церкви Сен-Поль с Фарнезе и Клодом? И я вам там назначил встречу?

— Вы передали мне это через госпожу д'Обинье, которая пришла ко мне от вашего имени…

Тут Пардальян задумался над тем, что ему сказал Моревер: Фарнезе и Клод заточены во дворце на Ситэ, и им предстоит умереть от голода. Карл рассказал о визите красивой дамы и о том, что за ним последовало, вплоть до сцены, имевшей место ночью в церкви Сен-Поль.

— Отлично! — сказал внимательно слушавший Пардальян. — Теперь, ваша светлость, я скажу вам две вещи: первое — это то, что я не мог назначить вам какое-либо свидание с Фарнезе и мэтром Клодом, потому что я никогда не видел этого Клода, потому что я не встречался с принцем Фарнезе, Жаном де Кервилье после мимолетной беседы с ним в Монмартрском аббатстве и, наконец, потому, что через два часа после того, как мы с вами расстались, я был схвачен на постоялом дворе «У ворожеи».

— О! Меня провели! — вскричал Карл, вспыхнув. — Меня заманили в западню!

— Второе заключается в том, что дама в маске и переодетая дворянином, ваша прекрасная и досточтимая вестница, вовсе не носит уважаемое имя д'Обинье…

— А как же ее зовут? — спросил Карл с любопытством.

— Ее зовут Фауста! — спокойно ответил Пардальян.

— Фауста?

— Это имя вам ничего не говорит. Терпение! Вы не замедлите познакомиться с ней и по достоинству оценить сию необыкновенную особу.

— Но она все же из семейства д'Обинье?

— Нет, она из семейства Борджиа. Слышали ли вы что-нибудь о семействе Борджиа, монсеньор?

— Увы, Пардальян, не в моей ли собственной семье есть женщина еще более зловещая, чем знаменитая Лукреция. Или вы забыли, что мать Карла IX и Генриха III зовут Екатерина Медичи?

— Да, вы правы, великая Екатерина по своим злодействам вполне может соперничать с прославленной итальянкой, и, что касается меня, то я имел возможность восхищаться ее мрачным гением, находясь совсем рядом. Я даже скажу, что, начиная с позапрошлой ночи, когда ко мне зашел поболтать один старый знакомый, мое восхищение Екатериной стало столь сильным, что я не буду знать покоя до тех пор, пока не доберусь до этой прославленной государыни…

— Что же вы узнали? Что она вам сделала? — проговорил, запинаясь, дрожащий Карл.

— Что она мне сделала?.. Но речь сейчас не о ней. Я хочу вам сказать, что Екатерина Медичи — хотя и прилежная, но всего лишь ученица в сравнении с представительницей рода Борджиа. Опасайтесь Фаусты, ваша светлость! Я еще не вижу цель, которую пытается достичь сия дама, хотя и разгадал частично ее намерения. Однако я очень хорошо понимаю сейчас то, что казалось мне загадкой еще несколько дней назад… Многое проясняется в мертвящем свете этого имени: и похищение Виолетты Бельгодером, и то, что Виолетту потащили на казнь как еретичку, под именем одной из девиц Фурко — да, теперь мне все понятно! Это дело рук Фаусты!

— О! В таком случае — горе этой женщине! — твердо сказал герцог Ангулемский. — Пардальян, надо найти эту тигрицу, и я задушу ее собственными руками.

— Терпение! Вы ее увидите и, быть может, гораздо раньше, чем думаете! Берегитесь! По тому визиту, что она вам нанесла, по той ловушке, которую она вам устроила и в которую вы попались с закрытыми глазами, вы должны понять, с какой силой столкнулись.

— Пускай я даже погибну! — заявил бесстрашно юноша.

— А, черт побери, все было бы слишком просто, если бы речь шла только о том, чтобы умереть. Нет, речь не идет о смерти: речь идет о том, чтобы жить и вернуть жизнь той, кого вы любите…

— Да-да!..

— А для этого, я вам уже говорил, достаточно схватить господина Моревера…

— О, Пардальян! Я теряю разум, когда сталкиваюсь с этими тайнами. При чем здесь Моревер?

Пардальян бросил на своего спутника взгляд, полный сострадания.

«Бедный мальчик! — подумал он. — Что бы ты сказал, если бы узнал, что твоя невеста стала супругой Моревера!..»

— Я говорю, — громко сказал он, — что надо захватить Моревера, потому что Фауста использует его в своих зловещих планах. От него мы узнаем многое. Когда Моревер будет в нашей власти, Фауста лишится одного из своих опасных подручных.

— Почему вы не нападете прямо на ее дом? Пардальян, вы что, не видите, что я вне себя?!