Порт-Артур. Том 2

– Чего вы, Вильгельм Карлович, так расстроились? Бог не без милости, не так страшен Того, как его представляют! Конечно, без потерь дело не обойдется, ибо уклониться от боя мы не сможем. Но все же некоторым судам удастся прорваться во Владивосток, – уговаривал он Витгефта.

Адмирал в ответ только печально отмахивался.

– Что ни говорите, Николай Александрович, но завтрашний выход, по-моему, сплошная авантюра, которая заранее обречена на неуспех. Быть может, покойный Степан Осипович Макаров и смог бы выполнить поставленную нам задачу, но я не флотоводец и с ней не справлюсь, – тихим, слабым голосом возражал он Матусевичу.

Прибывающие на «Цесаревич» для получения последних распоряжений командиры судов получали подробную инструкцию, как им действовать в бою, после чего Витгефт, переходя на интимный тон, спрашивал каждого из них, надеются ли они на победу. Почти все командиры отвечали стереотипно:

– Как воля божья… Поможет Никола-угодник – одолеем японца, а не поможет – сумеем умереть с честью.

Всех командиров Витте на прощание целовал и отечески благословлял на ратный подвиг. Младшие флагманы были настроены различно. Князь Ухтомский откровенно заявлял, что он смотрит на выход не как на прорыв, а просто как на очередное боевое столкновение с японцами.

Зато командир отряда крейсеров Рейценштейн, только что произведенный в контр-адмиралы, бросил кратко:

– Я с крейсерами сюда не вернусь. Буду ли во Владивостоке, на дне ли моря или в нейтральном порту – не знаю, но твердо уверен, что артурских луж, по недоразумению именуемых Западным и Восточным бассейнами, я больше не увижу.

Витгефт горячо поблагодарил его за мужество и тут же разрешил ему в трудную минуту со своим отрядом действовать по способности.

Отпустив около полуночи свой штаб на отдых, адмирал вызвал с «Пересвета» своего сына.

Молодой офицер явился к отцу, преисполненный боевого задора. Он ни минуты не сомневался в победе и мечтал уже о бомбардировке японских островов. Настроение отца его обескуражило.

– Как же ты, папа, поведешь завтра эскадру в бой, если сам не веришь в победу? – изумился он.

– На эскадре всего несколько человек надеются на успех, остальные же лишь выполняют царское повеление, – устало заметил отец.

Старый адмирал ласково смотрел на сына, так напоминавшего своей наружностью покойную жену. Те же карие живые глаза, яркие пухлые губы и женственно-мягкий овал лица.

Адмирал припоминал долгую супружескую жизнь и вдруг неожиданно перевел разговор на семью. Подробно рассказал сыну о своем сватовстве к его матери, о появлении на свет Васи, вспоминал его детство. Затем перешел к наставлениям. Это было давно продуманное им до деталей духовное завещание.

– Почему, папа, ты говоришь так, как будто уверен в своей скорой смерти? – пытался было перебить мичман.

– Я и вызвал тебя так поздно, чтобы попрощаться. Все в руках божьих, но у меня предчувствие, что я погибну в завтрашнем бою.

Незаметно за разговорами пролетела ночь, и, благословив сына образком, Витгефт простился с ним и долго смотрел ему вслед, пока шлюпка не исчезла в предрассветном тумане…

Как только корабли начали выходить на рейд, адмирал поднялся на мостик и больше уже не сходил с него. Он безучастно следил, как медленно выходила на внешний рейд эскадра, предоставив всем распоряжаться Матусевичу.

Матусевич, прекрасно выспавшийся, был в приподнятом настроении, суетился, тормошил своих подчиненных, «фитилил» замешкавшихся командиров и весело напевал любимую арию из «Прекрасной Елены». Весь штаб постепенно начал обращаться к нему за всеми распоряжениями, а Витгефт лишь одобрительно кивал головой на все указания Матусевича.

Когда эскадра тронулась за тральщиками, Витгефт сел в принесенное для него на мостик мягкое кресло и стал молчаливо разглядывать в бинокль горизонт и идущую за «Цесаревичем» эскадру. Он подолгу останавливал свой взгляд на шедшем четвертым от головы «Пересвете», как бы надеясь увидеть на нем своего сына.

При появлении на горизонте отряда японских броненосцев адмирал отпустил в Артур тральщики и приказал «Новику» стать на свое место. Но когда «Цесаревич» вследствие порчи машины выкатился из строя, Витгефт сразу вышел из своей апатии и в резких выражениях начал выговаривать командиру броненосца капитану первого ранга Иванову. Изумленный непривычным тоном адмирала, командир попытался было возражать, но Витгефт приказал ему замолчать и озаботиться немедленным исправлением машины.

Чины адмиральского штаба с удивлением посматривали на своего всегда кроткого и спокойного адмирала. Матусевич даже перестал напевать и одобрительно заметил:

– Хотя и не стоит сердиться из-за пустяков, но все же это лучше, чем сидеть в мрачном раздумье. Вот увидите, Вильгельм Карлович, мы сегодня побьем японцев, – подбадривал он командующего.

– Тьфу, тьфу, не сглазьте, Николай Александрович, – суеверно сплюнул через плечо адмирал.

Настроение адмирала не могло не отразиться на чинах его штаба, а через них и на всех офицерах броненосцев. Даже легкомысленная молодежь приуныла и мрачно поглядывала на идущий напересечку курса русской эскадры броненосный отряд адмирала Того. Ясно видимые японские корабли шли, как на параде. Точно соблюдая дистанцию и строго следуя в струе мателота, чуть поблескивая на солнце стальными дулами орудий, японцы быстро приближались.

Командир носовой двенадцатидюймовой башни мичман Сполатбог, сидя в своем грибе над башней, наблюдал в щель за приближением японцев и удивлялся, что так долго адмирал не отдает приказа об открытии огня. Правда, уже оба орудийных комендора-хозяина возились около своих пушек и проверяли действия всех механизмов.

– Смотри, Гаркуша, не осрамись сегодня, – говорил комендор, первого орудия, обращаясь к соседу. – Проверь как следует действие подъемных механизмов, чтобы в самый главный момент не заело.

– Небось, Федя, все будет в исправности, если только японец не повредит.

– Алексей Васильевич! – окликнул Сполатбога подошедший к башне старший артиллерист броненосца лейтенант Ненюков. – Помни, огонь открывать только тогда, когда противник будет ясно виден, и зря снарядов не бросать.

– Есть, есть. Как там Виля, все еще в похоронном настроении?

– Малость оживился и даже зафитилил Иванову, но в общем он больше думает о том, как бы уклониться от боя, чем как его выиграть.

– А Матусевнч?

– Напевает шансонетку, рассказывает похабные анекдоты и на адмиральском мостике чувствует себя, как морском собрании. Если бы не он, дело было бы окончательный гроб. Что твои, Гаркуша и Котин, чувствуют себя орлами?

– Так точно, вашбродь. Хоть сейчас готовы самого Тогу подстрелить, – ответил Гаркуша.

В это время пробили боевую тревогу, башня наполнилась матросами. Загрохотали лебедки подачи, медленно заворочались дула орудий. Сполатбог спустился вниз и сам проверил исправность орудий.

– Не суетись, работай без толкотни, смотри, чтобы все было в исправности, – предупреждал он.

С моря донесся тяжелый звук выстрела из крупного орудия, и вскоре справа по носу взметнулся столб воды.

– Началось… Господи, благослови, – сразу посерьезнели матросы.

Сполатбог поднялся на свое место.

За первым выстрелом последовали другие. Бой начался.

– Убрать прислугу мелкой артиллерии и всех свободных вниз, – распорядился Витте. – Открыть огонь по головному кораблю противника.

Сигнальщики бросились набирать нужные флаги. Матусевич внимательно разглядывал японцев.

– Четыре броненосца и два броненосных крейсера, – проговорил он. – Всего двадцать семь крупных и около пятидесяти шестидюймовых орудий против двадцати трех крупных и тридцати средних с нашей стороны. Превосходство не так уж велико.

Витгефт в ответ только тяжело вздохнул

– Все-то вы, Николай Александрович, видите в розовом свете.

– Зато вы, Вильгельм Карлович, уж очень мрачно смотрите на все.

Разорвавшийся у носа корабля японский снаряд осыпал стоящих на мостике градом осколков. Ранило двух сигнальщиков. Появились носилки. Витгефт продолжал равнодушно сидеть в своем кресле, как будто ничего не случилось. Зато Матусевич сразу заволновался.