Граф Орлов, техасский рейнджер

Однако старик вдруг отвлекся от истории и принялся учить его обращению с динамитом. Это было универсальное средство для выполнения земляных работ.

— Если бы динамит изобрели немного раньше, мы бы проложили дорогу сами, без китайцев, и в десять раз быстрее, — заявил Фогель, ласково поглаживая лежащий на ладони промасленный цилиндр.

Этими цилиндрами можно было сравнять холмы — чем, собственно, и занимался отряд Фогеля в этой пустыне. В холмах сверлили дырки, закладывали туда динамит, поджигали пороховой шнур и прятались в укрытие. После взрыва в работу вступали лопаты и тачки, и скрип их колес разносился по прерии.

Правда, сейчас слишком много тачек стояли без дела. Народ разбегался из отряда, и Фогель не осуждал дезертиров. Уже второй месяц люди не видели живых денег. Раньше платили хорошо, каждую субботу из города привозили сундук с деньгами. Потом начались перебои, и с рабочими стали расплачиваться векселями. С одной стороны, это было вроде даже выгоднее, потому что на векселя товары продавали со скидкой. А с другой стороны, векселя принимали только в двух лавках и только в одном салуне, так что особо и не потратишься.

Фогель усматривал тут сговор банкиров и торговцев, и надеялся только на то, что трудовой народ рано или поздно сметет с лица земли эту накипь. А пока с лица земли медленно, но верно устранялись неровности рельефа. За деньги или за бумажки, но взрывники делали свое дело. Следом за взрывниками по плоскому пространству пойдут насыпщики, трамбовщики, укладчики, — и столбы взметнувшейся пыли на горизонте будут подсказывать им направление, если их компасы и буссоли заржавеют. А чтобы инструмент не ржавел, его надо — что? — правильно, промывать! И Фогель в очередной раз промыл свою глотку.

— Так вот, камрад, динамита бояться не надо, он тебе ничего плохого не сделает. Ты только дай ему работу, не позволяй сгореть впустую. Оставишь его лежать на земле — он только траву пригнет. А зароешь — вот тогда от взрыва польза будет. Все хорошее надо сначала зарыть в землю, чтобы получить плоды. Тебе какие плоды нужны?

— Площадку под дом ровняю.

— Под дом? Сколько тебе нужно? Десятка два?

— Хватит и дюжины, с запалами и шнуром, — сказал Орлов и быстро добавил: — И лошадь под седлом.

— Лошадь? Лошадь…. Будет тебе лошадь, — внезапно помрачнел Фогель. — У нас вчера охранник помер, вот его гнедую и возьмешь, никто не заметит.

— А что случилось?

— Сам виноват. Утром забыл сапог вытряхнуть, сунул ногу, а там скорпион. Маленький такой, желтый…

— Дюранго?

— Да, мексиканцы их так называют, хотя по мне все скорпионы одинаковы, что дюранго, что не дюранго. Одна зараза. Тридцать лет парню было. Не пил, не курил, вот и не справился с ядом. Меня вот никакая дрянь не кусает. Наверно, боится, что отравится.

— Я заплачу за лошадь, — сказал Орлов.

— Кому? Хозяину? — Старик махнул рукой. — Если и спросят, спишем на апачей.

— Сколько я должен за динамит?

— За какой динамит? За одну несчастную упаковку? Ты, камрад, совсем, я гляжу, окосел, — покачал головой Фогель. — Ну, пора закрывать бутылочку покрепче, пока тебя вконец не развезло.

Старик вдруг хлопнул себя по лбу и выскочил из палатки. Скоро послышались частые удары колокола. Выглянув наружу, Орлов увидел, как рабочие выходят из-под навеса, складывая свои миски в деревянное корыто. Обеденный перерыв кончился, об этом возвещал Фогель, дергая за веревку колокола. Рабочие, поправляя шляпы и натягивая рукавицы, нестройной цепочкой поднимались на холм вдоль протянутой веревки с красными флажками.

Когда капитан Орлов покидал лагерь взрывников, ведя в поводу чужого коня, солнце уже начинало клониться к западу, и тени кактусов становились все длиннее. Ему хотелось бы достичь крепости засветло, но он не торопил лошадей. В пустыне нельзя торопиться. Скачущий конь поднимает пыль, два коня поднимут вдвое больше пыли, и ее будет видно издалека, особенно здесь, в белых песках. Этот тончайший гипсовый песок взвивается к небу при малейшем движении. Столбы поднятой пыли издалека видны на фоне темно-коричневых гор, которые вертикальными мрачными стенами окружают холмистую равнину.

Он держался низин, стараясь без нужды не подниматься на склоны холмов. Глаза его непрестанно оглядывали пустыню. Скользнув по зубчатому горизонту, взгляд снова возвращался к песку, отмечая каждый след. Но пока встречались только цепочки параллельных отпечатков с полоской между ними — следы ящериц. Вот одна ящерица замерла в тени валуна, провожая одинокого путника немигающим взглядом. Величиной с кошку, черная, с розовыми пятнами на чешуе. Это гила, ядовитая ящерица. Она опаснее гремучей змеи, потому что ее яд действует моментально. Сама неповоротливая гила на людей не нападает, но, бывает, человек тревожит ее, пробираясь через кустарник, где она прячется от зноя. И тогда ящерица впивается в тело случайной жертвы и виснет на нем, а яд с корней зубов стекает в рану. Не успеешь ни отсосать из ранки, ни прижечь порохом. Останавливается сердце — и всё.

Аппалуза замедлила шаг и неприязненно покосилась на ящерицу, которая, по ее мнению, расположилась слишком близко от них. Гнедая сзади тоже заартачилась, и Орлов принялся выговаривать гиле:

— Ну, чего уставилась? Давно людей не видела? Чего остановилась? Шла по своим делам — ну и иди себе дальше. А мы по своим пойдем.

Гила презрительно отвернулась и уползла за валун, тяжело виляя толстым коротким хвостом.

В низкорослом кустарнике с диковинными крючковатыми шипами желтели душистые цветы. Вокруг них жужжали пчелы, и Орлов остановился на минуту, наслаждаясь удивительным запахом «кошачьего когтя».

Солнце все еще стояло высоко, оно нагревало плечи и спину, но в отдаленных коричневых каньонах все выше поднимались, заливая их, синие густые тени. Скоро солнце перестанет припекать, над зубчатым хребтом раскинется багровый закат, и тогда придется плотнее укутаться в пончо, потому что к ночи на пустыню опустится холод.

Он подумал, что забирать ротмистра из тюрьмы лучше всего под утро. Конечно, ночью легче оторваться от погони. Никто и не решится отправляться в погоню по ночной пустыне. Но Орлов плохо знал эту местность, не был уверен во второй лошади и боялся потерять время. Если же все провернуть под утро, то в рассветных сумерках можно будет легко найти дорогу, а к вечеру уже выйти на лагерь взрывников, которые своей работой издалека подскажут верное направление.

Вот так, все очень просто. А теперь посмотрим на этот побег с точки зрения охранников. Что они предпримут в первую очередь? Отправят группу преследования, которая обнаружит следы двух лошадей и пустится в погоню. Что еще они сделают? Пошлют телеграммы по всем соседним округам. Чтобы телеграфист записал телеграмму и доставил в полицейский участок, нужно не так много времени. Скажем, через два часа все будут готовы перехватить беглецов.

«Ну и пусть перехватывают. Не будем им мешать, — решил Орлов. — Но только пусть они занимаются всем этим без меня. Нет у меня ни малейшего желания скакать по пескам и отстреливаться. И тем более не хочется нарваться на засаду, въезжая в Сан-Антонио. Мы всё сделаем по-своему».

Расписав таким образом свой завтрашний день, он окончательно успокоился и не стал подгонять лошадей. Он даже останавливался иногда, поднимаясь к вершине холма. Как только его голова оказывалась над гребнем, он застывал и медленно обводил пустыню взглядом, надеясь, что издалека его голову не отличишь от камня. При этом он медленно втягивал ноздрями воздух, а потом с силой выдыхал, чтобы снова осторожно, закрыв глаза, вдохнуть запах пустыни.

Если бы он почуял, что воздух пахнет поднятой пылью, он бы тут же остановился и постарался спрятаться. Кто бы сейчас ни двигался в пустыне, индеец, бандит или рейнджер — все они одинаково опасны. Даже если шальная пуля и пролетит мимо него, то наверняка попадет в динамит. Он предусмотрительно погрузил опасную упаковку на другую лошадь, но все-таки это была целая упаковка, дюжина зарядов. Да еще изрядный моток порохового шнура. Если все это рванет, взрыв получится весьма впечатляющим.