Восемь

— Я так рад, что ты здесь, дорогая! — сказал Гарри, хватая меня за руку и таща за собой через вестибюль и сквозь тяжелые двойные двери в бар, где нас ждали Бланш и Ллуэллин.

— Дорогая, дорогая Кэт, — сказал Ллуэллин, поднимаясь со своего места и чмокая меня в щеку. — Бланш и я очень удивлены тому, что ты все же приехала, не правда ли, дорогуша?

Ллуэллин всегда называл Бланш «дорогуша» — так маленький лорд Фаунтлерой 2 называл свою мать.

— Честно, дорогая, — продолжил он, — отрывать тебя от компьютера все равно что оттаскивать Хитклифа 3 от смертного одра пресловутой Катерины. Клянусь, я часто недоумеваю, что бы вы с Гарри делали, если бы каждый день не погружались с головой в свой бизнес.

— Привет, дорогая, — проговорила Бланш, делая знак наклониться, чтобы она могла подставить мне свою прохладную фарфоровую щечку. — Ты выглядишь изумительно, как обычно. Садись. Скажи Гарри, что тебе налить.

— Я принесу ей яичный флип, — предложил Гарри. Он возвышался над нами, сияя, как сверкающая огнями рождественская елка. — У них тут готовят прекрасный флип. Ты попробуешь немного, а потом выберешь то, что захочешь.

И он начал пробираться сквозь толпу к бару. Голова Гарри гордо торчала над морем голов и плеч других посетителей.

— Гарри сказал, ты уезжаешь в Европу. Это правда? — спросил Ллуэллин.

Он склонился к Бланш и протянул ей бокал. По случаю праздника оба принарядились гак, чтобы соответствовать друг другу: она была в темно-зеленом вечернем платье, которое выгодно подчеркивало ее нежный цвет лица; он — в бархатном темно-зеленом смокинге и черном галстуке. Хотя обоим было за сорок, Ллуэллин и Бланш выглядели удивительно молодо. Однако за блеском золоченых фасадов прятались существа, похожие на декоративных собачек, ухоженных, но глупых и рожденных от близкородственного скрещивания.

— Не в Европу, — ответила я. — В Алжир. Это своего рода наказание. Алжир — это город в одноименном государстве.

— Я знаю, где это, — ответил Ллуэллин. Они с Бланш обменялись взглядами. — Но какое поразительное стечение обстоятельств, не правда ли, дорогуша?

— На твоем месте я бы не упоминала об этом при Гарри, — сказала Бланш, поигрывая двойной нитью прекрасно подобранных жемчужин. — Он испытывает к арабам какую-то непонятную враждебность. Ты бы послушала его, когда он начинает о них говорить.

— Радоваться тебе нечему, — добавил Ллуэллин. — Это отвратительное место. Нищета, грязь, тараканы. И кускус — ужасающая смесь вареных макарон и жирной баранины 4.

— Вы там были? — спросила я, наслаждаясь столь ободряющим описанием места моей предстоящей ссылки.

— Лично — нет, — ответил он. — Но я как раз искал человека, который съездит туда для меня. Ни слова, дорогуша, я верю, что наконец-то нашел его. Ты, наверное, знаешь, что мне время от времени приходится полагаться на финансовую поддержку Гарри…

Никто лучше меня не знал о масштабах его долгов Гарри. Даже если бы Ллуэллин сам не твердил об этом во всеуслышание, состояние его антикварного магазина на Мэдисон-авеню говорило само за себя. Его продавцы подскакивали к каждому входящему в двери покупателю, словно на распродаже подержанных машин. Самые успешные антиквары Нью-Йорка продают свой товар только по договоренности, а не выскакивая из засады.

— Но теперь, — говорил Ллуэллин, — я вышел на клиента, который собирает очень редкие вещи. Если я сумею найти и приобрести одну из тех, которые он ищет, это поможет мне получить пропуск к независимости.

— Вы имеете в виду, что вещь, которую он разыскивает, находится в Алжире? — спросила я, глядя на Бланш.

Она потягивала шампанское и, казалось, не прислушивалась к разговору.

— Если я и отправлюсь туда, то только через три месяца, когда будет готова моя виза, — объяснила я. — Кроме того, Ллуэллин, почему бы вам самому не съездить в Алжир?

— Все не так просто, — сказал он. — У меня есть выход на одного тамошнего антиквара. Он знает, где находится эта вещь, но не владеет ею. Владелец — затворник. Может потребоваться небольшое усилие и некоторое время. Это было бы проще сделать тому, кто там живет.

— Почему ты не покажешь ей рисунок? — бесстрастным тоном спросила Бланш.

Ллуэллин взглянул на сестру, кивнул и достал из нагрудного кармана сложенную цветную фотографию, которая выглядела так, словно ее вырвали из какой-то книги. Ллуэллин разгладил фотографию на столе и положил ее передо мной.

Это был снимок крупной статуэтки, вырезанной то ли из дерева, то ли из слоновой кости. Статуэтка изображала черного слона с наездником. Наездник восседал в похожем на трон кресле, которое придерживали несколько фигурок пехотинцев, стоящих на спине слона. У ног слона располагались фигурки покрупней — конные всадники со средневековым оружием. Это была великолепная резная работа, очевидно очень старая. Я не была уверена, что означают эти фигурки, но при взгляде на снимок по спине у меня пробежал холодок. Я посмотрела в окно.

— Что ты об этом думаешь? — поинтересовался Ллуэллин. — Она замечательна, верно?

— Вы чувствуете, что на этом можно заработать? — спросила я.

Ллуэллин покачал головой. Бланш внимательно наблюдала за мной, словно пыталась прочитать мои мысли. Ллуэллин продолжал:

— Это арабская копия индийской статуэтки из слоновой кости. Подлинник находится в Национальной библиотеке в Париже. Ты сможешь взглянуть на него, когда будешь проездом в Европе. Я полагаю, индийская фигурка была скопирована с гораздо более древней, той, которая еще не найдена. Ее называют «Король Карл Великий».

— Разве Карл Великий ездил на слоне? Я думала, это был Ганнибал.

— Это не сам Карл Великий. Это король из набора шахмат, предположительно принадлежавших Карлу Великому. На фотографии — копия, сделанная с копии. Оригинал — легенда. Никто из тех, кого я знаю, никогда не видел его.

Мне стало интересно.

— Тогда откуда вы знаете, что он существует?

— Оригинал существует. Он описывается в «Легенде о короле Карле Великом». Мой клиент уже приобрел несколько фигур для своей коллекции и хочет приобрести все. Он готов заплатить огромные суммы денег за фигуры, но хочет сохранить инкогнито. Все это следует держать в секрете, дорогая. Я полагаю, оригиналы сделаны из двадцатичетырехкаратного золота и инкрустированы драгоценными камнями.

Я уставилась на Ллуэллина, засомневавшись, что верно поняла смысл его слов. Затем я осознала, на что он меня подбивает.

— Ллуэллин, существуют законы о вывозе золота и драгоценностей, не говоря уже о предметах исторической ценности. Вы что, сошли с ума или вам хочется, чтобы меня засадили в какую-нибудь арабскую тюрьму?

— Гарри возвращается, — спокойно сказала Бланш, вставая словно для того, чтобы размять ноги.

Ллуэллин торопливо сложил фотографию и убрал в карман.

— Ни слова об этом моему зятю, — прошептал он. — Мы обсудим все еще раз перед твоим отъездом. Если ты заинтересуешься, это может принести нам обоим деньги. Большие деньги.

Я кивнула и тоже встала, когда Гарри приблизился к нам. В руках у него был поднос с бокалами.

— О, а вот и Гарри с флипом на всех, — сказал Ллуэллин. — Как это любезно с его стороны. — Наклонившись ко мне, он прошептал: — Терпеть не могу флип. Помои для свиней, вот что это такое.

Он забрал у Гарри поднос и помог расставить бокалы.

— Дорогой, — сказала Бланш, глядя на свои наручные часики, украшенные драгоценными камнями. — Гарри вернулся, все мы здесь, почему бы тебе не пойти и не поискать предсказательницу? Уже без четверти двенадцать, а Кэт должна услышать свое предсказание до наступления Нового года.

Ллуэллин кивнул и ушел, явно испытывая облегчение оттого, что ему представился случай сбежать от ненавистного флипа. Гарри посмотрел ему вслед с подозрением.