Карибы

Поначалу карибки поразились, как это столько странных фигурок появилось откуда ни возьмись, словно по волшебству, но любопытство и удивление быстро сменилось чем-то вроде почтительного восхищения при виде того, как двое взрослых мужчин, чьи жизни, без сомнения, находятся в серьезной опасности, на много часов застыли перед доской в клеточку, словно их души пребывают где-то далеко.

Чем они занимаются, и что всё это значит?

На сцену немедленно вышло прирожденное для каждого первобытного существа суеверие, примитивный разум карибок не мог вообразить, что такой сложный алтарь и множество крошечных идолов всего лишь заполняют досуг чужестранцев, способных отдавать этому занятию столько часов в подобных угрожающих обстоятельствах.

Самое большое впечатление необычное поведение чужаков произвело на сморщенного старика, хотя он и не желал этого признавать. Изучив внутренности тукана, он уже некоторое время назад пришел к выводу, что их маленькое племя ожидают ужасные беды. Впервые на его памяти воины не вернулись из похода, хотя прошло уже несколько месяцев, он начинал опасаться, что ужасный Ур-а-кан, не так давно опустошивший окрестности, мог застать их в открытом море.

Племя без мужчин — это не племя, это вообще ничто. Пока вырастут оставшиеся в деревне мальчики и смогут делать новых карибов, благодаря которым племя вновь станет непобедимым, пройдут годы. А что, если за это время соседи с юга проведают об их бедственном положении? Тогда они немедленно явятся, чтобы захватить овдовевших женщин и всех рабов, а местного колдуна пустят под нож и поставят на его место одного из своих.

Таким образом, будущее выглядело чудовищно неопределенным, а теперь к этому еще добавилось и присутствие волосатых незнакомцев, прибывших, похоже, издалека, вместе со своими многочисленными богами, рожденными из пустоты.

— Пойди к ним и спроси, что они делают, — приказал он рабыне, которая прожила среди карибов много лет и легко нашла общий язык с младшим из пленников. — Я должен это знать.

— Что я делаю? — рассеянно ответил Сьенфуэгос на вопрос гаитянки. — Пытаюсь помешать его ладье меня съесть. Но в сложившейся позиции это все равно, что просить о чуде.

Женщина мысленно перевела ответ; всю дорогу к большому дому она пыталась его осмыслить и, едва оказавшись лицом к лицу со старым колдуном, повторила со свойственной ей непосредственностью:

— Он просит совершить чудо, чтобы его не съели.

— Кого?

Женщина выглядела немного сбитой с толку, но потом сказала то, что представлялось ей самым логичным:

— Своих маленьких божков, наверное.

Несколько дней колдун в перьях неоднократно задавался вопросом, действительно ли крошечные фигурки, которые чужестранцы так почтительно двигают с одного края странного алтаря на другой, обладают магической силой творить чудеса. Эти сомнения продолжались до одного туманного утра, когда несколько встревоженных женщин из деревни разбудили его и попросили сходить с ними к утесам на южном берегу острова.

При виде открывшейся картины старик рухнул на колени.

С востока, из бесконечного океана, оттуда, где кончается мир, один за другим выплывали из тумана множество кораблей, каждый из которых намного превышал в размере самую большую хижину. Они скользили по воде, покачиваясь на крутых волнах, такие белые, что болели глаза, а по ветру развевались множество разноцветных флагов и вымпелов.

Вот оно, чудо!

Никто и никогда на протяжении веков в истории храбрых антильских карибов не слышал об огромных хижинах, скользящих по воде — с белоснежными крыльями, способными накрыть целый лес, и надменными знаменами, соперничающими в цвете с самыми яркими попугаями сельвы.

Что означает это наглое вторжение?

Откуда, если не с небес, спустилось это невиданное чудо?

Может, это повозки богов чужаков, что вызвали их своими молитвами? И теперь они явились, чтобы наказать тех, кто пытал их и собирался съесть?

Зловещие предсказания, гнездившиеся в потрохах тукана, к сожалению, сбывались, а исчезновение воинов явно стало результатом проклятия крохотных чужестранных идолов.

Женщины дрожали от ужаса.

Белые чудовища приближались.

Словно облака с небес затвердели и решили обхватить море.

И вдруг ко всеобщему изумлению раздался резкий звон колокола, и первый корабль выплюнул облако дыма, а вскоре послышался далекий раскат грома при совершенно чистом небе.

Две женщины ничком бросились наземь, посыпая волосы землей, а третья от страха и отчаяния даже обмочилась.

Несчастному колдуну пришлось опереться на ствол дерева, чтобы на рухнуть, полностью потеряв достоинство, и на мгновение он представил самого себя — обезглавленного и расчлененного, приготовленного в качестве обеда для тех, кого пригласили на пиршество боги из незнакомых земель.

Шестнадцать кораблей — вне всяких сомнений, самая мощная эскадра, когда-либо прежде бороздившая воды Атлантики, во главе с гордым адмиралом доном Христофором Колумбом, вице-королем Индий, по-прежнему уверенным, что он достиг берегов Катая и Сипанго — обошли остров, пройдя в двух милях от его южной оконечности, и продолжили свой путь в поисках берегов Гаити и оставленных там тридцати девяти человек.

На юте третьего корабля стояла Ингрид Грасс, виконтесса де Тегисе, и рассеянно рассматривала вершины, оставшиеся по правому борту, даже не подозревая, что именно там находится человек, ради которого она не колеблясь бросила свой дом, родину и состояние. Старый колдун со странной смесью облегчения и разочарования, убежденный в том, что чудом избежал смерти, но сожалея, что удивительное зрелище скрылось из вида на горизонте, не сводил глаз с кормы удаляющихся на запад кораблей и окончательно признал, что крошечные фигурки с доски в клетку творят чудеса.

— Не говорите пленным о том, что видели, — строго предупредил он женщин. — Обращайтесь с ними хорошо, но они не должны узнать, что боги отправились на их поиски. Сейчас они ушли, но могут вернуться.

Добравшись до деревни, он тут же отправил к пленным переводчицу-гаитянку, и та выпалила без лишних предисловий:

— Велено передать чужеземцам, что, если они отдадут нам свой алтарь и богов, то смогут свободно разгуливать, где пожелают, и мы даем слово, что никогда их не убьем.

Когда канарец перевел предложение старику Стружке, тот решил, что неправильно понял.

— Чего она хочет? — рассеянно переспросил он.

— Шахматы.

— Зачем?

— Чтобы научиться играть.

— Да ты бредишь! Ты понятия не имеешь, что сказала толстуха, и просто выдумываешь.

— Ничего я не выдумываю. Старый попугай в перьях хочет шахматы, и клянусь, что если взамен нам подарят жизнь, он их получит. Это так же верно, как то, что меня зовут Сьенфуэгос.

— Ну ладно. Могу сделать за три дня. Но на кой черт каннибалам понадобились шахматы?

— Может, чтобы съесть королеву.

— Да иди ты!

— Да куда уж дальше-то идти, старик. Мы и так в дерьме по самые уши. Но все изменится, хотя я и не понимаю причины, но не собираюсь усложнять себе жизнь, ее выясняя. Я уже начинаю верить, что наши молитвы услышаны, и, возможно, нам удастся отсюда выбраться. Так что кончай свои глупости и берись за дело!

Вскоре старый плотник доказал, что действительно знает свое ремесло. Получив инструменты, которые ему принесли с «Севили», он велел канарцу поискать в лесу нужную древесину, после чего с огромным воодушевлением принялся вырезать и шлифовать пешки, ладьи, слонов, коней, королей и ферзей, в точности по модели своих прекрасных шахмат.

Некоторые фигуры он оставил некрашеными, другие выкрасил в красный цвет соком семян некоего растения, в изобилии встречающегося на склонах гор, и уже через пять дней смог лично вручить набор шахмат престарелому колдуну в перьях, ожидавшему их с таким нетерпением.

Для колдуна доска была такой же святыней, как Святой Грааль для христиан или скрижали пророка Моисея для иудеев. С доской в руках он церемонно удалился в большую круглую хижину, где закрылся наглухо и запретил кому бы то ни было его беспокоить, что бы ни случилось.