Том 1. Шпион, или Повесть о нейтральной территории

В 1841 году вышел из печати «Зверобой, или Первая тропа войны», последний по времени написания роман из серии о Кожаном Чулке. В нем Купер обращается к молодым годам Натти Бампо, описывает, как и в каких условиях оттачивалось его мастерство охотника и следопыта, устанавливались взгляды на жизнь. Уже в молодости Зверобою были чужды расовые предрассудки. «Я считаю краснокожих такими же людьми, как и мы с тобой, Непоседа,— объясняет свои взгляды товарищу Зверобой.— У них свои природные наклонности и своя религия, но в конце концов не в этом дело, и каждого надо судить по его поступкам, а не по цвету его кожи... Люди отличаются друг от друга цветом кожи, у них разные нравы и обычаи, но, в общем, природа у всех одинакова. У каждого человека есть душа».

Подобные заявления в год издания романа звучали в США достаточно смело. Американские граждане не признавали никаких прав ни за индейцами, ни за неграми. Поэтому слова Зверобоя, произнесенные за сто лет до издания романа — его действие происходит между 1740 и 1745 годами,— многим казались кощунственными. Вся история освоения новых земель колонистами была историей истребления индейцев. Говорить о том, что индейцы такие же люди, как и белые,— значило поставить под сомнение правомерность захвата новых территорий, правомерность расширения и укрепления Соединенных Штатов.

Но все описанное в романе относилось к далекому прошлому. Купер достаточно сильно обличал в других своих книгах современное положение дел в США, и этого ему простить не могли. Что же касалось высказываний Зверобоя, то их рассматривали как некие экстравагантные рассуждения любимого героя, и они никак не мешали популярности романа. Купер вновь был признан одним из лучших американских писателей, хотя, конечно же, его взгляды по вопросам общественной жизни США не принимались и осуждались.

«Зверобоем» Купер завершил пенталогию о Кожаном Чулке. Вряд ли случайно то, что последним романом из жизни Натти Бампо стал роман о днях его молодости, когда «были заселены только четыре графства колонии Нью-Йорк». «Зверобой», как и «Следопыт», отличается от трех первых романов серии тем, что в нем описано отношение Натти к женщине. Любовь красивой Джудит Хаттер к Зверобою остается безответной, его сердце принадлежит лесам, рекам и озерам, друзьям. Ему суждено будет изведать любовь. В «Следопыте» он полюбит Мэйбл Дунхем, но сам откажется от борьбы за нее, узнав, что она предпочитает Джаспера Уэстерна.

Лишив Кожаного Чулка счастья семьи и женской любви, писатель как бы подчеркивает самобытность и незаурядность этого образа, приподнимает его над окружающими людьми, придает особое значение его близости к силам природы. Кожаный Чулок проходит через все пять романов серии не отягченный думами о семье, готовый прийти в любую минуту на помощь другу, нежно заботящийся о товарище, смелый и мужественный, хладнокровный и невозмутимый. На первый взгляд, ни в одном из романов ему не принадлежит главная роль. Но он всегда в центре событий, он их движущая сила. Симпатии читателя всегда на его стороне. Его бескорыстие и правдивость вызывают восхищение. Человеческие жертвы Натти в сочетании с его сугубо американским жизненным опытом сделали из него героя, приключениями которого зачитываются вот уже полтораста лет читатели всех стран и континентов. Пенталогия о Кожаном Чулке — величайшее творение Купера — писателя, историка и социального критика.

Но, как отмечают американские литературоведы, рассерженные современники писателя больше интересовались его судебными тяжбами по поводу нанесенных ему оскорблений, чем непреходящими ценностями, выходившими из-под его пера. Поэтому даже лучшие творения писателя не оценивались по достоинству, а ставились в один ряд с десятками других книг, подавляющее число которых забывалось сразу же по прочтении.

Юношеское увлечение Купера морской стихией не проходило с годами. Жизнь на берегу большого озера, частые посещения портового города Нью-Йорка, встречи со старыми знакомыми-моряками возвращали его мысли к морю, кораблям, бесстрашным и мужественным покорителям морских просторов. Один за другим выходят в свет его морские романы: «Мерседес из Кастилии» (1840) — о первом путешествии Колумба к берегам Америки; «Два адмирала» (1842) — этюды из истории морской войны между Англией и Францией в середине XVIII века; «Блуждающий огонь» (1842) — увлекательная история о французском корсаре и английском фрегате; «Нед Майерз, или Жизнь простого моряка» (1843) — романизированная история жизни бывшего сослуживца писателя; «На суше и на море» (1844) — приключения на море двух бежавших из дому юных американцев.

Со страниц этих книг перед читателями предстают смелые герои, в них развертываются напряженные события, занимательность действия сочетается с рассуждениями на социальные и религиозные темы, а место действия переносится со Средиземного моря к берегам Южной Америки, от берегов Мадагаскара к побережью Китая. Морские романы Купера, как и его «Жизнеописания выдающихся моряков Америки» (1846), были предметом жарких споров в нью-йоркских гостиных. Одни утверждали, что Купер ничего не смыслит в морском деле и его описания моря и кораблей «достойны смеха».

Другие были обижены, что их предки-моряки не попали в «Жизнеописания», и поэтому всячески поносили работу писателя, а заодно и все его морские романы.

Возвышенно-романтическое описание Купером жизни на море уже не вызывало восторга читателей, преобладал критический настрой к порядкам на корабле, в центре внимания общественности теперь был не блестящий офицер — искатель приключений, а простой моряк, жизнь которого на корабле отличалась изнурительным трудом, серым однообразием, жестоким подавлением индивидуальности. Купер улавливал эти настроения общественности, и не случайно его биографическое повествование о Неде Майерзе имело подзаголовок, сходный с названием нашумевшей в те годы книги Ричарда Генри Даны «Два года простым моряком». Однако в описании моря и моряков Купер оставался прежде всего романтиком, и элементы реализма в его морских романах не получили достаточного развития.

Существовала еще одна сфера, которая, наряду с морской стихией, привлекала в эти годы пристальное внимание писателя. Общественно-политическая и экономическая жизнь страны казалась Куперу не менее увлекательной сферой деятельности человека, чем море. Жизнь в США в этот период была насыщена важными экономическими и социальными событиями. Восстание негров-рабов в штате Виргиния под руководством Ната Тернера (1831) дало новый стимул молодому движению аболиционистов, выступавших за немедленную отмену рабства. Затяжной экономический кризис (1837) затронул все сферы — финансы, промышленность, сельское хозяйство. Массовое движение фермеров-арендаторов привело к принятию закона о праве «первой заимки» (1841), предоставившего арендаторам преимущественное право приобретения обрабатываемых ими земель по зафиксированной государством минимальной цене.

Стремление Купера к объективному изображению американской действительности привело к тому, что он начал писать произведения на злободневные темы современной американской жизни. В 1843 году он издает повесть под неожиданным и вызывающим названием «Автобиография носового платка». Ее героиня — обедневшая французская аристократка зарабатывает на жизнь шитьем дамских кружевных носовых платков. Купер показывает закулисную сторону деятельности коммерсантов, рассказывает, как носовой платок, за шитье которого героиня получает гроши, постепенно возрастает в цене и в конечном итоге продается в Нью-Йорке по баснословной цене в 100 долларов. «Процесс превращения человеческого труда в прибыльный продукт показан Купером с такой же жестокой беспристрастностью, как и Марксом»,— говорил об этой повести писателя американский литературовед Дж. Гроссман [30].

Разоблачая в повести проделки коммерсантов, Купер вместе с тем приоткрывает завесу и над нравами, царившими среди богатых американцев. Особое неудовольствие нью-йоркского «света» вызвало изображение молодых людей, жаждущих жениться «на деньгах». Во времена Купера о таких вещах не принято было говорить вслух, и изображение в повести этих хорошо знакомых всем «ловцов богатства» требовало от писателя известной смелости.