Лютер

Со вздохом свернул он бесполезную карту, сунул ее под рясу и доверился собственному чувству пространства. Брат Иоганн наверняка пустится на поиски, если ко времени общей молитвы Мартин не вернется в монастырь.

В узких, вонючих переулках, отходящих от больших площадей, теснились необозримые толпы, лошади, паланкины, повозки. Вопили, перекрикивая друг друга, торговцы свечным товаром, вином, шерстью. Цирюльники брили клиентов прямо на улице. Нотариусы и бедные поэты с грифельными досками в руках предлагали прохожим свои услуги. Перед порталом церкви Сан-Себастьяно вокруг горящего костра толпились продавцы священных сувениров. Всех, кто пытался проскочить мимо них, они неминуемо останавливали и совали под нос кто медальоны с изображением святых, кто флакончики со слезами Иисуса или маленькие деревянные шкатулки. Бородатый старик с набрякшими мешками под глазами, расставив ноги, преградил путь Мартину. Голову его прикрывал грязный капюшон из мешковины, из-под которого выбивались спутанные седые волосы, и пряди их напоминали шевелящихся змей. Морщинистые щеки старика были похожи на две половинки печеного яблока. От него исходил кислый запах дешевого вина.

— Большой выбор святых, fratello mio! — закричал старик, обнажив остатки гнилых зубов. — Не желаете ли чуда, дорогой брат? Купите святого себе на радость — да и для защиты. Вот, смотрите, это — святая Одилия. Она исцеляет слепых!

Мартин смущенно помотал головой. Жестяные святые должны были творить чудеса, но для обездоленного старика, который их продавал, они явно никаких чудес совершить не смогли. Мартин попытался ускорить шаг и спастись от назойливого люда, что грелся у костра, но от торговца было так просто не избавиться.

— Я вижу, что на глаза вы пока не жалуетесь. А вот будь вы в моем возрасте, вы бы не стали столь легкомысленно отмахиваться от помощи святой Одилии!

— Может быть, и так. А сейчас отпустите меня, прошу…

— А с ногами у вас как? — перебил Мартина торговец, указав на запыленные сандалии молодого монаха. — Монах нищенствующего ордена наверняка частенько стирает ноги в кровь! В таком случае святой Криспиан — это то, что вам нужно! И ноги у вас будут как новенькие. Хоть на всех свадьбах подряд пляшите… Ох, я и забыл, уж простите бедного старого человека! Я забыл, что ведь танцевать-то вам запрещено!

— Я обязательно посоветую купить ваши медальоны моему собрату по ордену, когда мы соберемся в обратный путь, на родину, — уже с угрозой в голосе сказал Мартин, ибо, честно говоря, болтовня старика ему порядком поднадоела. Как вообще смели эти оборванцы заниматься своим подозрительным ремеслом прямо перед собором Сан-Себастьяно?!

Двое молодых священников, не обращая ни на что внимания, спустились вниз по лестнице и исчезли за дверью, обрамленной вьющимися розами. Похоже, торговая суета перед порталом церкви волновала их столь же мало, как кардиналов — натиск паломников, рвущихся к реликварию со святыми мощами в Сан-Джованни.

«Даже священники в это не вмешиваются», — с удивлением подумал Мартин. У него мелькнула было мысль, не делят ли они с торговцами барыши, но тут вдруг пронзительный звук охотничьего рожка заставил его вздрогнуть. Все вокруг пришло в смятение. Торговцы поспешно убирали свой товар. Две женщины с котомками на плечах побежали вверх по лестнице. Огонь тут же погасили. Мартин почувствовал, как рука старика железной клешней сжала ему плечо и потянула вниз, к земле.

— Вместе на колени встанем, брат, — прокряхтел старик, задыхаясь.

Шнурок, на которую нанизаны были жестяные медальоны, он засунул куда-то под свою рваную одежку и бросился прямо в грязь — только брызги полетели. С опаской поглядывал он из-под своего островерхого капюшона на конную процессию, впереди которой бежали с трубами два герольда. Четверо всадников на угольно-черных лошадях — казалось, только самой бледной смерти и скакать на них, — сопровождали убранный красным шелком паланкин.

Несколько конных стражников в пестрых штанах и сияющих латах выскочили из каменных ворот и помчались вперед с пиками наперевес. С яростью пронзали они все, что встречалось им на пути. Срывали медную посуду и масляные лампы, висевшие на крюках по стенам домов; сосуды с вином и глиняные емкости с пшеницей разбивали вдребезги об острые булыжники мостовой. Всадников сопровождала свора разъяренных серых псов. Женщины, подхватив юбки, с воплями убегали, стараясь поскорее укрыться за стенами домов.

— Давай же, поскорее, чучело гороховое! — прошипел старик Мартину. — Ты встанешь на колени или нет?! — Он резко дернул Мартина за широкий рукав. — О святой Иероним! Да ведь это же Его Святейшество Папа Римский!

Слова эти поразили Мартина в самое сердце. Как! Папа едет по городу! Он успел еще рухнуть на колени и, следуя примеру торговцев, согнуть спину и уткнуться лицом в грязь, когда мимо, едва не задев его, промчались всадники с собаками. Несколько псов оторвались от стаи и накинулись на куски сала, сброшенные всадниками с прилавка одного из торговцев. Краем глаза Мартин наблюдал, как стройные черные жеребцы пересекают площадь Сан-Себастьяно. К их седлам были приторочены связки куропаток и диких гусей. Компания с Папой во главе, скорей всего, развлекалась охотой в пойме Тибра.

Мартин обратил внимание на бородатого человека, который ехал на некотором расстоянии от всех. Всадник был сложения воистину богатырского. На плечах у него была меховая накидка, которая волнами спускалась вниз, скрывая круп лошади, а грудь защищал золотой панцирь. Когда лошадь подскакивала на неровном булыжнике мостовой, его широкие плечи распрямлялись всякий раз словно сами собой. Ничто, даже уличная грязь, брызги которой веером летели из-под копыт на головы коленопреклоненных людей, не могло омрачить царственного взора великана. Его глаза, свободные от каких бы то ни было проявлений чувств, были неподвижно устремлены на трепетное пламя факела в руках у рыцаря, который зычным голосом отдавал охране команды очистить дорогу к площади.

Папа Юлий II — наместник Бога на земле.

Когда цокот копыт по мостовой стих, Мартин поднялся. Голова у него гудела, словно в ней поселился целый рой шершней. Но к этому гудению добавились еще и внешние звуки. Отовсюду раздавались вопли и стоны. Не в силах справиться с нахлынувшими чувствами, он ринулся на угол улицы, чтобы еще раз посмотреть вслед удаляющимся всадникам, но смог увидеть лишь облако пыли, за которым скрылись и всадники, и паланкин. Какие-то дети появились из темного провала распахнутой двери, возле которой громоздилась поленница дров. Как вороны, запрыгали они по слякотному переулку и, перешептываясь, принялись копаться палочками в топкой грязи.

— Да-да, брат, ты не ошибаешься, они конский навоз собирают, — услышал Мартин у себя за спиной голос старика-торговца. — Ведь там могут оказаться и конские яблоки, которые обронила лошадь самого Папы!

Мартин невольно оглянулся и увидел неподвижную, согбенную фигуру старика в рваной одежке. Старик поразительно быстро оправился от испуга. Другие торговцы потеряли в грязи под копытами папской свиты почти весь свой товар, а он ловким движением вытащил из-за пазухи свои жестяные побрякушки, чуть ли не с любовью дыхнул на них и стал натирать краем засаленного рукава. Потом достал из кармана маленькую баночку и призывно потряс ею.

— Вы бледны как мел друг мой, — сказал он ухмыляясь. — Ну вот, а ведь мало кто знает, что пудра святого Козьмы исцеляет от любого испуга. По сравнению с нею щепа от стрел, поразивших святого Себастьяна, — сущий пустяк.

Капли пота выступили у Мартина на лбу. С отвращением оттолкнул он торговца и ринулся вниз по улице — подол его рясы развевался на ветру.

Едва Мартин переступил порог трапезной своих римских братьев-августинцев, к нему заспешил брат Иоганн. В руках у него была пожелтевшие, свернутые в трубочку и перевязанные шнуром бумаги.

— Только что был посыльный, брат Мартинус, — задыхаясь, прошептал он. — Оставил тебе вот это послание. Правда, замечательно? Это наверняка ответ Его Святейшества Папы на письмо главного викария!