Автограф тетр. 10
Как вакханка, склонясь над горячей землей,
Дышит полночь желаньем и негой любви,
Начало И ласкает, и жжет, и зовет за собой,
И дарит молодые лобзанья свои.
Старый замок, и сад, и на тихих водах
Грациозные тени скользящих челнов –
Всё залито вокруг в разноцветных огнях,
Всюду говор и смех и дыханье цветов.
В замке – настежь и окна, и двери… Гремит
Опьяняющий танец звучней и звучней,
И за парою новая пара скользит,
Исчезая в толпе разряженных гостей.
Другой автограф тетр. 10
Map. Ал. Рос
Шумен праздник; не счесть приглашенных гостей;
Море звуков и море огней…
Их цветною каймой, как гирляндой, обвит,
Пруд – и спит, и как будто не спит…
А из сада над замком и светлым прудом,
Замирая в затишье ночном,
Долетая до звезд и до горных громад,
Звуки флейт и литавров гремят…
Шумен праздник и весел, и только грустна
На пиру королева одна.
День прошел как в чаду, и во весь этот день
Оживленных торжеств без конца
Не сбегала с чела ее грустная тень,
Не сходило раздумье с лица.
И когда на охоте, за шумным столом,
Из блестящего круга гостей
Встал прекраснейший рыцарь и чашу с вином
Поднял в честь королевы своей,
И раздался в лесу вдохновенный привет,
Светлый гимн красоте и венцу, –
Королева едва улыбнулась в ответ,
Не промолвив ни слова певцу.
Но настала душистая ночь – и кругом,
По карнизам и в мраке аллей,
Вкруг фонтанов и ниш и над тихим прудом,
Засверкали мильоны огней…
Веют перья беретов, и шпоры звенят,
Зал плющом и цветами обвит,
И веселый гавот, оглашая весь сад,
Из готических окон звучит.
А над садом встает золотая лупа
Из-за граней далеких высот…
Ароматная ночь, как вакханка, пьяна,
Как лобзанья, ласкает и жжет!
Королева одна, королева грустит…
Высоко под цветною парчой
Поднимается грудь, и, как жемчуг, скользит
По ланитам слеза за слезой.
В душной нише окна полумрак голубой;
Сладко плачет в кустах соловей,
И как будто сквозь сон долетают порой
Звуки танца и шумных речей.
А назавтра опять тот же шум и огни,
Ложь восторгов и ложь серенад…
[Так бесследно промчатся все лучшие дни]
И потом не вернуть их назад!..
Сбросить прочь бы скорей этот пышный наряд,
Потушить бы огни – и одной,
Без докучливой свиты, уйти в этот сад,
Убежать в этот сумрак ночной…
А в саду чтоб прекрасный бы юноша ждал,
Чтоб навстречу он бросился к ней,
И лобзал, без конца и без счета лобзал
И уста бы и кольца кудрей…
Без конца бы лобзал, без конца бы любил,
Жег ответных объятий огнем, –
И чтоб молодость, полная страсти и сил,
В нем кипела б горячим ключом…
И сказать бы ему: «Целый день, дорогой,
От придворных лжецов и шутов
Я рвалась к тебе всей наболевшей душой,
Как на волю от тяжких оков.
О, ты знаешь, с каким бы блаженством всех их
Я б тебе одному предпочла, [32]
Но, раба твоя, я – королева для них,
И к тебе я уйти не могла…
Крепче, жарче целуй… Ночь не будет нас ждать,
Ночь весной так досадно быстра!
День не может с тобой королеву застать, –
Мы проститься должны до утра!»
Глухо стонет вьюга, стонет и рыдает,
И в окно стучит костлявою рукой…
Жгучий страх мне сердце детское сжимает:
«Мама, дорогая, сядь, побудь со мной!..»
И она прильнула нежно к изголовью,
Нежно лоб мой гладит, в очи мне глядит,
И под голос вьюги лаской и любовью,
Грустью и заботой речь ее звучит…
Как она прекрасна!.. В трепетном сияньи
Ночника она склонилась надо мной,
Словно белый ангел в белом одеяньи, –
Только не трепещут крылья за спиной!..
Что-то бесконечно кроткое сияет
В бесконечно милых, дорогих чертах,
И горит в улыбке, и в очах ласкает,
И звенит, чаруя, в одержанных речах…
Только отчего ж так грустны эти глазки?
Отчего дрожит и холодна рука?
Отчего в словах старинной этой сказки
Слышится такая правда и тоска?
«Мама, что с тобой?» Но мама заглушает
Мой вопрос тревожный ласкою своей…
И так близко-близко надо мной сияет,
И так чудно-нежен взор ее очей!..
Детский ум недолго мучится сомненьем,
Сказка расцветает, искрится, растет, –
И я всей душой и всем воображеньем
Унесен в тот мир, куда она зовет!..
Снова стонет вьюга, стонет и рыдает,
И в окно стучит костлявою рукой,
И ночник неверным светом озаряет
Бледный лик, склоненный нежно надо мной…
И звенит мне голос: «В долгой, в горькой жизни
Много встретит спящих твой усталый взгляд,
Не клейми ж их словом едкой укоризны,
Полюби их, милый, полюби, как брат!..
Позабыв себя и не боясь глумленья,
Протяни им руку и вперед зови, –
И блеснет во мгле им счастье обновленья,
И поймешь ты счастье братства и любви!..»