Тебе ль понять мое мученье
И иссушить источник слез?
К чему мне дружбы утешенье?
Оно вечерний луч небес,
И благотворный и отрадный,
Когда он блещет, серебрит
Увековеченный гранит,
Но не согреет камень хладный.
Привыкши быть с моей тоской,
Я раздружился с упованьем;
Издавна цепью роковой
Ее жестокий жребий мой
Связал с моим существованьем;
Исчезну я, как призрак сна,
Как искра яркая на снеге,
Как в шуме бранном тишина,
Как одинокая волна,
Забыта бурею на бреге.
<1826>
Я всё люблю в тебе: и злак твоих полей,
И полдень пламенный, и в роскоши ночей
Певца весеннего на яблоне ветвистой,
И селы мирные в тени твоих садов,
И запах лип твоих, и дев, и воздух чистый,
И песни поселян на ниве золотистой,
И первую души моей любовь.
<1826>
Гонимый гневною судьбой,
Давно к страданьям осужденный,
Как я любил в стране чужой
Мечтать о родине священной!
Я вспоминать о вас любил,
Мои младенческие годы,
И юной страсти первый пыл,
И вьюга русской непогоды!
И я опять в стране отцов,
И обнял я рукою жадной
Домашних пестунов-богов;
Но неприветлив мрамор хладный,
И не приют родимый кров!
Простите ж, сладкие мечтанья
Души обманутой моей;
Как сын беды, как сын изгнанья,
По зыбкой влажности морей
Ветрилам легких кораблей
Препоручу мои желанья.
<1826>
Велико, друг, поэта назначенье,
Ему готов бессмертия венец,
Когда живое вдохновенье
Отчизне посвятит певец;
Когда его златые струны
О славе предков говорят;
Когда от них сердца кипят,
И битвой дышит ратник юный,
И мать на бой благословляет чад.
Души возвышенной порывы
Сильнее власти роковой.
Высоких дум хранитель молчаливый,
Он не поет пред мертвою толпой,
Но избранным приятна песнь Баяна,
Она живит любовь к стране родной,
И с ней выходит из тумана
Заря свободы золотой,
Боготворимой, величавой.
О, пой, мой бард, да с прежней славой
Нас познакомит голос твой,
Но не лелей сограждан слуха
Роскошной лютнею твоей:
Они и так рабы страстей,
Рабы вельмож, рабы царей,
В них нет славян возвышенного духа
И доблести нетрепетных мужей.
Они ползут к ступеням трона,
Им лесть ничтожная дана.
Рабов воздвигнуть ото сна
Труба Тиртеева нужна,
А не свирель Анакреона.
1827
Так, друг мой, так, бессмертен тот,
Кто богом обречен для славы,
Чей дух, как явор величавый,
Несокрушим от непогод.
Его удел, в разврате века,
Гоненье, ненависть, укор;
Но верь мне, вечно светел взор
С душой бесстрашной человека!
И в униженьи он велик:
Сократ в последнюю минуту
Душою твердой не поник
И выпил весело цикуту.
Ему ль пред смертью трепетать?
Он горд, он жалости не просит;
Великой истины печать
Он на челе высоком носит,
И славы грозные дела
В веках грядущих он читает,
И зависть, и ехидну зла
Ногой безвредно попирает.
<1828>
Склонялся день; один с своей тоскою,
С мечом зазубренным и лирой боевою,
Среди друзей, добычи метких стрел,
Печальный бард задумчиво сидел.
Его ланит не орошали слезы,
И персей вздох не волновал;
Но взор певца, как взор угрозы,
На трупах отдыхал.
Он пережил сынов своей отчизны,
И суждено певцу веселых дней
Свершить обряд печальной тризны
На трупах тлеющих друзей.
И он поет им песнь прощанья,
И тихий глас его уныл,
Как в полночь ветра завыванья
Среди чернеющих могил.
«Погибли вы, дружины славы,
Питомцы грозные побед!
Исчез ваш подвиг величавый,
Как легкий сокола полет,
Как в воздухе орлиный след;
Я помню вас в пирах веселых,
На поле чести помню вас:
Я гибель злым читал не раз
На челах мстительных и смелых;
Но вы погибли, ваш удел
В руках судьбы отяжелел!»
Так пел певец. В его душе лежала
Неодолимая тоска,
И на струнах его рука
Немела и дрожала;
И року буйственный укор
Изображал певца унылый взор.
Он вам завидовал, вам, падшие на брани!
Вам, мстители за край своих отцов!
За иго рабское, за дани —
Благодеянья пришлецов.
И взор его воспламененный
По хо́лмам дальным пробежал;
Он струнам арфы вдохновенной
Восторг душевный передал:
«Ко мне из мрачного Аида!
Нам вождь — и мщенье, и обида,
И стон друзей, и слезы жен,
И угнетенных слабый ропот,
И победивших наглый хохот,
И наших дев позорный плен.
Пусть бурной непогодой веет
Ваш дух во вражеских рядах;
Пусть бегство стыд напечатлеет
На их бесславных знаменах!
Тогда, певец побед и чести,
На их разбросанных костях
Прославлю дух правдивой мести;
Родится жизнь в моих струнах,
И голос барда, голос смелый,
Из края в край промчит молва,
И незабвенные слова
Услышат дальние пределы».
Потухнул день, замолк певец,
Восторженный великой думой;
Казалось, взор его угрюмый
Искал страдальческий венец;
Он вызывал погибших к битве новой,
Но вкруг него сон мертвый повевал,
И тщетно глас его суровый
О славе мертвым напевал [181].
<1828>