Серые избы в окошке моем,
Грязные тучи над грязным жнивьем.
Мы вечерами,
Москву вспоминая,
Песни о ней
бесконечно поем —
Каждый со всеми
и все о своем.
Ночью — далекие залпы
орудий,
Днем — от дождя
озверевшие люди
В тысячу мокрых,
пудовых лопат
Землю долбят, позабыв
о простуде,
Липкую, грязную
глину долбят.
Значит, так надо. Чтоб в мире любили,
Чтобы рождались, работали, жили,
Чтобы стихи ошалело твердили,
Мяли бы травы и рвали цветы бы…
Чтобы ходили,
летали бы,
плыли
В небе, как птицы, и в море, как рыбы.
Значит, так надо.
Чтоб слезы и кровь,
Боль и усталость,
злость и любовь,
Пули и взрывы, и ливни, и ветер,
Мертвые люди,
оглохшие дети,
Рев и кипенье
огня и свинца,
Гибель и ужас,
и смерть без конца,
Муки —
которым сравнения нет,
Ярость —
которой не видывал свет…
Бой,
небывалый за тысячу лет,
Боль,
от которой не сгладится след.
Значит, так надо.
В далеком «потом»
Людям,
не знающим вида шинели,
Людям,
которым не слышать шрапнели,
Им,
над которыми бомбы не пели,
Снова и снова
пусть скажут о том,
Как уходили товарищи наши,
Взглядом последним
окинув свой дом.
В земли-погосты,
В земли-калеки…
Пусть мы пройдем их
опять и опять,
Чтобы понять
и запомнить навеки,
Чтоб никогда
уже не отдавать.
Значит, так надо.
Вернется пора:
Синие, в звоне
стекла-серебра,
Вновь над Москвой
поплывут вечера,
И от вечерней
багряной зари
И до рассветной
туманной зари
Снова над незатемненной столицей
Тысячью звезд взлетят фонари.
Пусть же тогда нам
другое приснится,
Пусть в эти дни
мы вернемся туда,
В испепеленные города,
Вспомним, как в дождь,
поднимаясь до света,
Рыли траншеи, окопы и рвы,
Строили доты, завалы, преграды
Возле Смоленска
и возле Москвы…
Возле Одессы и у Ленинграда.
Вспомним друзей,
что сейчас еще
с нами,
Завтра уйдут, а вернутся ль — как знать…
Тем, кто увидит
своими глазами
Нашей победы разверстое знамя,
Будет
о чем вспоминать.
Травы желты, и поля пусты,
Желтые листья летят с высоты,
Осень и дождь без конца и без края…
Где ты, что ты, моя дорогая?
Часто, скрываясь за облаками,
Чьи-то машины проходят над нами.
Медленный гул над землею плывет
И затихает,
к Москве улетает.
Кто мне ответит,
кто скажет, кто знает:
Что нас еще впереди
ожидает?
Нет никого,
кто бы знал
наперед,
Может быть, бомбой
шальной разворочен,
Жутко зияя оскалами стен,
Дом наш рассыплется,
слаб и непрочен…
Может быть… Много нас ждет перемен…
Что же… Когда-то, романтикой грезя,
Мы постоянство считали
грехом,
То, что казалось
кусочком поэзии,
Нынче явилось
в огне и железе,
Сделалось жизнью,
что было стихом.