Как во славном было городе, во Питере,
Как на славной было улице Суворовской,
Против дому ли того да против Смольного
Как стояла там персона благородная,
Благородная Персона да дородная.
Как прегорько та персона убивалася,
Убивалась, говорила таковы слова:
«Ах, и было ж мною попито-поедено,
На пуховых на перинах да полежано!
Ох, житье мое ты барское, привольное,
Навсегда, мое житье, ты миновалося.
Все богачества мои да все владения,
Нажитые, родовые все и женины,
По рукам пойдут мужицким, по мозолистым,
Беднотою неумытого поделятся.
Ох ты, горюшко мое, ты, горе горькое,
И с чего ты, злое горе, приключилося,
Лиходеем на меня каким ты наслано?
Уж вы, белые палаты, зданье Смольное,
Будь ты, Смольное, навеки трижды проклято!
Чтоб ты в землю без остатку провалилося!
Что пригрело ты смутьяна неуемного,
Главаря всей чернокостной буйной сволочи,
Батраков ли всех лихого обольстителя,
Всей ли жизни моей барской погубителя,
Верховода ли Совета окаянного,
Что Рабочего Совета да Солдатского!
Как пойду я помолюся всем святителям:
Милюкову – Сладкопевцу Дарданельскому,
Церетели и Авксентьеву – угодничкам,
Пред иконою святою, пред Калединской,
Пред Корниловской иконой чудотворною
Я зажгу по две свечи, свечи пудовые:
«Вы, отцы мои, святители-угоднички,
Уж вы сжальтеся над нашей барской участью,
Отведите от нас беды величайшие:
Одолела голытьба нас бесталанная!»
Помолюся – будет чудо – глас услышится:
«Все пойдет по-стародавнему, попрежнему:
Не владеть крестьянам пахотью помещичьей,
Не видать голодной рвани вольной волюшки,
Не бывать вовеки царствию батрацкому!»