На Лявоновой рубахе вышиты голубки;
Я за то их вышивала, что целует в губки.
На Семеновой рубахе вышиты листочки;
Я за то их вышивала, что целует в щечки.
На Софроновой рубахе вышиты подковки;
Я за то их вышивала, что целует в бровки.
1915 или 1916
Ой, пошла наша Скирпуся на базар
Поглядеть, какой повывезли товар:
То ль ворона, то ль сова,
То ль Скирпусенька-вдова.
Продала она коня,
Сторговала селезня,
Селезнечка хохлатенького,
Молодого да ладненького.
От покупки от такой
Извелась она душой:
Селезнечек умывается,
Сам глядит да озирается,
Озирается на улочку,
Не приметит ли где уточку,
Селезнечек — Ивашечка,
Он целуется с Наташечкой.
1915 или 1916
Быстро шла я… И вспомнить-то жутко:
Жгли у ратуши ведьм городских.
«Глянь, Агата, — вдруг шепчет Марутка,—
Ты встречала красавцев таких?»
Рыцарь ехал задумчив, спокоен,
Золотой колыхался шелом, —
Как Георгий святой, славный воин,
Был он строен и ясен челом.
Не забыть мне той встречи мгновенной…
Ах, когда б еще раз повидать
И коня, и убор драгоценный —
Всю знакомую гордую стать!
День за днем я сижу у оконца,
Нить пряду, проклиная кудель,
И гудит, всё гудит веретенце,
Словно в поле далеком метель.
Ах, зачем, почему омрачила
Я свои молодые года:
Ах, зачем, почему не спросила,
Кто такой он и едет куда!
Лишь узнать бы — фигурку из воска
Милым именем я окрещу,
Выйду в поле и на перекрестке
Я заклятье свое нашепчу.
И сквозь посвист, сквозь бурю ночную,
Под напев придорожных ракит
Я так близко, так близко почую
Набегающий цокот копыт.
Пусть вовек не вернуть мне покоя,
Пусть спасенье свое погублю,
Только знаю — увижу его я
И окажу наконец, как люблю!
1915 или 1916
Когда полосу огневую
На западе солнце проводит,
Оставивши башню немую,
В свой сад королевна выходит.
Вот шмель прогудел бархатистый,
Вот — мушка, нежней изумруда.
Высоты лазорево-чисты…
Вдруг птичка спорхнула оттуда.
Спорхнула — и звонко запела,
Что есть и весна, и мечтанья,
И жизнь, и любовь без предела,
И первая боль расставанья.
Тоскливо глядит королевна,—
Проснулись мечты молодые…
Король озирается гневно,
И хмурит он брови седые.
1915 или 1916
Выхожу во двор пустой и сонный.
Грустно в нем, но радостно мне всё ж.
Как не счесть нам звезд в ночи бездонной,
В сердце светлых мыслей не сочтешь.
Много знал я горечи с тоскою,
Что щемила, мучила и жгла…
Всё прошло, всё утекло водою, —
Молодость осталась, не прошла!
1915 или 1916
Стужа, мрак… И опять я хвораю,
В сердце мыслей докучных угар.
Заварить бы горячего чаю,
Разогреть бы скорей самовар!
Запоет он и тонко и тихо,
Засияет внизу огоньком,
И развеется темное лихо
Над согретым моим уголком.
1915 или 1916
Вижу, пора позавидовать бедному Марку.
Юность плывет, и мечты без следа улетели.
Эх, да и кто ж надоумил суровую Парку
Нитку мне прясть из такой незавидной кудели?
Тихо гуденье и пенье ее веретенца,
Тянется, тянется длинная серая нитка,
Тянутся серые дни без просвета, без солнца.
Нет, не дождаться мне счастья, добра и прибытка!
Хоть бы не серую — черную ты выпрядала,
Пусть поднесла бы мне горя — да полную чарку;
Только и горя такого изведал я мало.
Вижу, пора позавидовать бедному Марку.
1915 или 1916
