Признайся, смерть, — и ты лишь тишина
и мрак?
ЮГ
Бескрайняя, жгучая, злая
тоска по всему, что есть.
*
Немая птаха,
пойманная смертью,
как смотришь на меня ты жалким оком
— чуть розоватым, тусклым угольком —
из-под совиных лап ее незримых,
как смотришь ты… да если бы я мог!
*
Я как бедный ребенок,
которого за руку водят
по ярмарке мира.
Глаза разбежались
и столько мне, грустные, дарят…
И горше всего, что уводят ни с чем!
*
Не забывай меня,
нечаянная радость!
Чему когда-то верилось — разбилось,
что долгожданным было — позабылось,
но ты, неверная, нечаянная радость,
не забывай меня!
Не позабудешь?
*
Я не я.
Это кто-то иной,
с кем иду и кого я не вижу
и порой почти различаю,
а порой совсем забываю.
Кто смолкает, когда суесловлю,
кто прощает, когда ненавижу,
кто ступает, когда оступаюсь,
и кто устоит, когда я упаду.
*
Я успокаивал долго
и убаюкал как мог,
а соловей за стеною
даже к утру не замолк.
И над постелью звенели,
тая, как вешние льды,
самые синие звезды,
все переливы воды.
«Слышишь?» — я спрашивал. «Слышу, —
голос, как дальний отлет,
сник и приблизился снова: —
Как хорошо он поет!»
Можно ли было иначе
слышать разбуженный сад,
если душа отлетала,
силясь вернуться назад,
если с последним усильем
стало светлей и больней
видеть последнюю правду
и потерять себя в ней?
Можно ли было иначе
там, на исходе своем,
слышать уже ниоткуда
слитно со всем бытием?
СМЕРТЬ
Остановились чаши на весах:
одна в земле,
другая в небесах.
*
Ты мертва,
почему же печаль, как живая,
из очей твоих смотрит, по-прежнему черных?
ТИХАЯ ДОЛИНА
Над темною правдой
могильного сна,
как серая роза,
растет тишина.
Для крови — обитель,
для веры — исход;
вошла она светом
в молчание вод.
И вечно живое
притихло в волне
с людским одиночеством
наедине.
УТРАТА
Бесконечна ночь утраты,
и темна стезя.
Умирающий уходит —
и вернуть нельзя.
Он все дальше от надежды
на пути своем.
Но несбыточней надежда
умереть вдвоем.
И не легче пригвожденным
к одному кресту.
Все равно уходит каждый
на свою звезду.
МОЯ БЕДНАЯ ТОСКА
То, что стелется, — туман,
а не река.
И волна его растает,
как тоска.
То, что реет, — это дым,
а не крыло.
Он редеет — и становится
светло.
То, что мучит, — не душа,
а только сон.
И все темное развеется,
как он.
ЭТА БЕЗБРЕЖНАЯ АТЛАНТИКА
Бездна одиночества одна.
И один идешь к ней издалека
одиноко, как одна волна
в одиноком море одинока.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПЛАТЕРО И Я
Перевод осуществлен по изданию: Juan Ramón Jiménez. Platero y yo / Ed. de Michael P. Predmore. Duodécima edicion. Madrid, Cátedra (Letras Hispánicas). 1989.
1. Была-а-а я графи-и-ине-е-ей… — начало детской хороводной песенки:
Была я графиней,
а стала вдовой.
Хочу я влюбиться,
не знаю, в кого.
2. …городская колокольня в ярких изразцах. Она выглядела вблизи, как Хиральда… — Колокольня церкви Санта-Мария-де-ла Гранада в Могере, действительно, выстроена по образцу знаменитой Хиральды — символа Севильи. См. примеч. № 59.
3. Венустианские сады — отсылка к творчеству итальянского художника Венусти Марчелло Мантуанца (1515–1576).
