Как голубь из редеющего мрака
Взмывает ввысь, приветствуя восход,
Стремя к заре восторженный полет,
Так взмыл твой дух над сиротливой ракой —
К мирам любви превыше зодиака,
Где славу и сияющий почет
Сонм ангелов на праведников льет
По милости Божественного Знака.
Там в единении с бессмертным хором
Восторженной хвалой ты чтишь Творца —
Иль к звездам устремляешься дозором
По слову Всемогущего Отца.
Удел твой видя просветленным взором,
Зачем нам скорбью омрачать сердца?
О Чаттертон! Удел печален твой:
Сын горести, несчастьями вскормленный,
Как скоро взор твой, гением зажженный,
Застлала смерть суровой пеленой;
Как скоро голос, пламенно живой,
Умолк, в прощальной песне растворенный:
Сменила ночь рассвет, едва рожденный,
Увял цветок, застигнутый зимой.
Но нет! Отныне от земного плена
Тревог и тягот ты освобожден;
Причастный звездам, гимн твой вдохновенно
С гармонией небес соединен;
Оплаканный, ты памятью священной
От низкого гоненья огражден.
За слово правды, для властей нелестной,
Был честный Хант посажен под замок.
Что из того? — раз он душою мог
Парить, как жаворонок поднебесный.
Знай, баловень судьбы: твой ключ железный
Поэта взаперти не устерег;
Нет, путь его был волен и высок,
Завиден жребий узника чудесный.
В сад Спенсера летал он; с высоты
Очами Мильтона глядел, крылатый,
На сонмы звезд; и собственной мечты
Творил страну; он, славою богатый,
Все будет жить, — когда истлеешь ты
Со всей своею шайкою проклятой.
Когда пред одиноким очагом
Мне сердце омрачает размышленье,
«Глаза души» не грезят дивным сном
И жизни пустошь не сулит цветенья, —
Надежда! Сладостный бальзам пролей,
Лучащимся крылом меня овей!
Когда блуждаю в чаще, где луна
Не льет сквозь мглу ветвей отрадный свет,
И Горесть, Вдохновению страшна,
Пугает Радость, хмурясь ей вослед, —
С лучом луны мрак леса освети
И Радость от Унынья защити!
Отчаянием — отпрыском своим —
Грозит ли сердцу Разочарованье,
Повиснув черной тучею над ним
И жертву обрекая на закланье, —
Явись, Надежда светлая, и прочь
Гони его, как утро гонит ночь!
Когда со страхом жду я от судьбы
О тех, кто дорог, горестных вестей,
К тебе я возношу свои мольбы:
Зловещий призрак блеском глаз рассей —
Сиянием небесным осени,
Своим крылом спасительным взмахни!
Не даст благословенья отчий дом,
Иль в сердце девы не найду ответа, —
Дай веру, что в безмолвии ночном
Вотще не растворится вздох сонета.
Надежда! Сладостный бальзам пролей,
Лучащимся крылом меня овей!
Да не увижу, как в дали времен
Померкнет честь отчизны дорогой;
Да озарит свобода Альбион —
Не отсвет слабый, не фантом пустой!
Взор ослепляя неземным челом,
Спасительным укрой меня крылом!
Пусть Вольность, зажигавшая сердца,
Великая в неброском облаченье,
Пред недостойным пурпуром дворца
Главою не поникнет в униженье.
Надежда ясная, покинь эфир
И светом радужным наполни мир!
Как та звезда, что над скопленьем туч
Возносится с победным торжеством,
На лик небес пролив слепящий луч,
Так ты, Надежда, в сумраке ночном
На сердце радостный бальзам пролей,
Лучащимся крылом меня овей!
Пусть я не сопутствую вам и не знаю
Диковинных троп, куда след ваш проник,
Не слышу, как речи звучат, восславляя
Им дружески внемлющий Цинтии лик.
Но сердцем отзывчивым с вами брожу я
Над кручей, низвергшей хрустальный поток,
Смотрю, как он хлещет, как буйствуют струи,
Как свеж под их брызгами дикий цветок.
Что ж медлить в пути, не пройдя половины?
Что сталось? Вам снятся блаженные сны?
О нет, — вы услышали плач соловьиный,
Взывающий к сильфам при блеске луны.
А утром, едва лишь цветы оросились,
Вам взморье предстало, к прогулке маня,
И словно я вижу, как вы наклонились
И бережно подняли дар для меня.
Когда б херувим на серебряных крыльях
Камею принес, украшавшую рай,
И сквозь его смех — торжества и всесилья —
Мне весть подала сладкогласная Тай, —
Не дал бы тот миг мне полнее блаженства,
О милые нимфы, чем ваш талисман, —
Из раковин донных само совершенство
К прекрасным ногам положил океан.
Воистину светел восторг обладанья
(Счастливец, к кому снизойти он готов!) —
Не быть обойденным толикой вниманья
Высоких, изящных и чистых умов.