Роман, который так и не окончен

"Вперед, вперед, вперед. Разорвать эту цепь. Мертвую, мертвую цепь. Дэви, вернись! Я разорву эту цепь, слышишь?! Дэви, разорву, разорву. Мертвую, мертвую, мертвую..."

Глава шестая

Когда он проснулся, солнце било ему прямо в глаза, и первое, что пришло ему в голову, было: "я разорву эту цепь!" он пососал эту фразу, повертел ее на кончике языка и, поняв, как много он хочет сделать приободрился. Не все еще потеряно, напротив - все еще впереди. Он бодро вскочил, потянулся и обозрел окружающее. Эта часть леса была ему незнакома. Вперемешку с огромными раскидистыми деревьями из земли вырастали металлические конструкции, которые, видимо, являлись плодом творчества садовника-металлурга. А прямо перед ним торчала изо мха изумрудная рука, показывающая кукиш небесам.

-- Вам не румпельно, мистер Мирпенраскель? вопросил сзади женский голос.

Уинки обернулся и оказался с глазу на глаз с миловидной черноволосой особой в черной рясе, неот'емлемой частью которой являлся сердцевидный вырез на животе. Особа очаровательно улыбалась и без всякой связи с предыдущим сообщила, что ее имя - Миранда. Польщенный этими знаками внимания, Уинк сорвал с головы свою верную шляпу и старательно обмахнул ею свои сапоги, а также все то, что находилось в радиусе двух метров вокруг, включая подол собеседницы.

-- К несчастью, я не имею чести быть господином Мирпенраскелем, - кончив подметать лес, сообщил Уинки. мое имя - Рип Ван Винкль.

-- Я счастлива, милорд Уинкль, - тихо сказала Миранда.

-- О, что вы, сударыня!

И только было шляпа Уинки приготовилась вновь слететь с насиженного места, как Миранда вдруг вскинула голову и закричала. Уинки обернулся. На поляну выбежал человек, затравленно посмотрел вглубь леса, простонал и кинулся в сторону. Бегущий за ним высокий юноша повторил было его движения, но споткнулся об одну из металлических конструкций и, взмахнув руками, упал на мох. А сзади происходило что-то непонятное. Деревья изгибались и корежились, словно плясали в горячем воздухе. Появлялись и растворялись между ними ослепительные розовые столбы. Раздавалось мощное гудение и жужжание. Где-то в глубине этого надвигающегося феномена вспыхивало изображение безумно-голубой руки. Резко и часто рука медленно сжималась. Не успев толком сообразить, Уинки одновременно услышал судорожный всхлип миранды, жужжание и крик упавшего:

-- Мы пропали!

Ноги сами бросили его вперед, и только после первого шага Уинки осознал, что происходило - все-таки полгода в Гершатцере не прошли даром. В мозгу, как отпечатанная, появилась первая строчка заклинания для груймлер-ббаша. Замерев в позе непреклонности, Уинки затянул монотонным речитативом древнекандхарские мантры, отгоняющие злых духов. Жужжание мгновенно усилилось, и между неподвижным Уинклем и столбами воздух покрылся сетью трещин. Со стороны могло показаться, что какой-то невидимый паук заткал пространство блестящей паутиной, в которой, как чудовищные мухи, бились материализованные слова. Изображение руки утонуло в черном облаке флаффы, чтобы появиться через миг уже во всех трех измерениях, направив угрожающие длинные пальцы на Уинкля. Столько ненависти было в каждом дюйме этого движения, что казалось невозможным устоять против такой всесметающей силы. Но Уинки уловил промелькнувшие в глубине ббаша цвета изумления, вопроса и испуга и улыбнулся уголком рта. Этот груймлер был еще слишком молод, чтобы устоять против шестисильных мантр мудрецов за. И в ответ он выстроил рядом с собой еще пять треугольников в форме торжества. Столбы загорелись еще ярче, и трава между Уинком и центром ббаша начала медленно расползаться в стороны, не устояв перед потоком энергии. Однако не успели еще треугольники победы растаять в воздухе, как что-то щелкнуло в глубине леса, и, раздвигая кустарник, на Уинка начала надвигаться серая стена трипплеров - людей без лица. Он выждал, когда они приблизятся достаточно близко, и растворил их движением руки. Кинув взгляд на синие пальцы ббаша, он неожиданно увидел их: новая волна трипплеров шла, сметая все на своем пути, а за их серыми бритыми головами полыхало лиловое свечение - груймлер готовил новое подкрепление. Тогда Уинки похолодел заклинаний против трипплеров не существовало. Эти речные призраки никогда никому не мешали, а только жили своей сырой непонятной жизнью. Гладь реки надежно скрывала их от всяческих конфликтов. Справиться с ними можно было только растворяя каждую их волну, но энергии уничтожения у Уинкля почти не было. Пора было готовиться к почетной кончине. Именно в этот момент, не предусмотренный рукописями за и древними манускриптами, ему в голову явилась идея. Он, не глядя, закинул руку за голову и сорвал яблоко с мысленного сверхдерева, подкинул его в руке и вложил в сердцевину радость, а снаружи окружил плоть яблока ореолом веселья. Потом откусил кусок ароматного хрустящего плода, зажег его улыбкой и кинул в сердце ббаша. Что-то захрипело там, трипплеры растаяли в воздухе, оставив после себя слабый аромат тины, а столбы вспыхнули и исчезли. Уинки опустился на колени и пробормотал себе благодарственный тхал. Хоть ему было и не впервой расправляться со злыми духами, все же это занятие было достаточно изнурительным. Один раз на вершине зеркального холма он на протяжении трех суток пытался усыпить каролину свыао, дерево-вампира, которое об'явило войну до последней капли крови маленькому племени поклонников великой ломовой железной дороги. "усыпить-то я его усыпил, но как я тогда проголодался", подумал он вслух, но сообразив, что думать вслух не к лицу молодому бродячему заклинателю злых духов, улыбнулся и легко поднялся с колен, опять готовый отразить любое нападение темных сил.

Прошло некоторое время. Миранда, Уинки и спасенные им Кло с Ивааном удалялись от металлической поляны, мирно беседуя. Иваан и кло оказались, как и Уинки, пришельцами в этом лесу. Заговорив о большом мире, они сразу отыскали общих знакомых и теперь дружно выясняли, когда, где и как они видели их в последний раз. Миранда же с естественным любопытством человека, никогда не заходившего далее, чем на пять миль от реки Оккервиль, слушала их разговор. Внезапно из близ стоящего дерева высунулась старушечья рука в черном рукаве и что было сил позвонила в обшарпанный колокол, который она (рука то бишь) удерживала на весу с видимым усилием. Покончив с этой трудоемкой процедурой, рука незамедлительно убралась обратно, а Миранда ойкнула и с извиняющимся видом остановилась.