Стихотворения. Поэмы. Проза
Стихотворения. Поэмы. Проза читать книгу онлайн
Яков Петрович Полонский (1819–1898) — замечательный лирик, обладающий в наивысшей степени тем, что Белинский в статье о нем назвал "чистым элементом поэзии". В его творчестве отразилась история всей русской классической поэзии XIX века: Полонский — младший современник Жуковского и старший современник Блока.
Яков Петрович Полонский — как бы живая история русской поэзии XIX века. Его творчество захватило своими краями всю классическую русскую поэзию: первые стихотворные опыты гимназиста Полонского заслужили одобрение Жуковского, и вместе с тем имя Полонского еще было живым поэтическим именем, когда начал писать Блок, для которого поэзия Полонского была «одним из основных литературных влияний». Среди поэтов конца века, с их духовным и стилевым разладом, Полонский занимает особое место — в его лирике воплотилось то лучшее, что дал поэзии XIX век: неразложимая цельность и глубина содержания, свобода и естественность выражения, благородство и прямодушие, твердая ясность идеала.
Хотя Полонский писал и поэмы, и рассказы, и воспоминания (особенно замечательны — о Тургеневе, с их подкупающим сочетанием простодушия и проницательности), все же он, конечно, прежде всего — лирический поэт, обладающий в наивысшей степени тем, что Белинский в статье о нем назвал «чистым элементом поэзии». Пожалуй, ни о ком другом этого нельзя сказать с такой определенностью, как о Полонском: никакая другая жизненная роль «не подходила» ему, кроме роли поэта.
В каком-то смысле Полонский был центром, точкой пересечения множества литературных, общественных, личных отношений своего времени. Место это принадлежит ему не по размаху и мощи поэтического гения, не по резкости и оригинальности общественной позиции, но по особой, одному Полонскому в такой мере свойственной поэтической отзывчивости, живого и как бы неизбежного отклика на все совершающееся вокруг него. Органическое, «стихийно певческое» начало в сочетании с постоянной готовностью души к отклику и создают в первую очередь своеобразие поэтической личности Полонского.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Для папской власти в Риме нет отпора,
И если вам подписан приговор,
Вас не спасут ни письма, ни патенты,
Ни консулы, ни даже президенты.
А умирать вам рано, я не дам
Вам умереть, per Bacco! Завтра ж вам
Другое мы отыщем помещенье,
Здесь и сестра моя не может жить".
— "Спасибо, друг… А впрочем за спасенье
Не следует людей благодарить".
37
"Тот и не человек, кто не спасает
Невинных, при возможности спасать".
Но вот Джузеппе спичку зажигает
И начинает угли разжигать.
Вот смуглое лицо его кудрями
Нависло над жаровней, и губами
Такой пускает ветер на огонь,
Что иокры брызжут; (c)от, разжав ладонь,
Бросает он в огонь смолы щепотку,
Чтоб разогнать тлетворный пар ночной.
Дым тянется в окошко за решетку
И тучу мошек тянет за собой.
38
Джузеппе (иначе Жозеф) был малый
Лет двадцати, народный тип вполне:
Глаза — два угля, лоб немного впалый,
Орлиный нос, который по длине
Лишь одному грузинскому уступит,
И волосы, каких никто не купит
Себе на плешь, — лес вьющихся вихров,
Или с отливом черных завитков.
Он сухощав был, строен, одевался
То как простой факин, то надевал
Штиблеты, то в пальто являлся
На Монте-Пинчио, то пропадал.
39
Кто он такой? Откуда этот малый?
Узнаем после, а теперь едва
Его я вижу: сгорбясь, как усталый,
Сидит он, опустилась голова.
Когда ж он дует, изредка бросая
В огонь пахучую смолу, большая
Тень от вихров его на потолке
Колеблется, а гость на тюфяке
В углу лежит, лицо плащом закрывши,
А ночь, с молвой о нем, плывет, плывет
И, может быть, вчера святым прослывши,
Он завтра чуть не чертом прослывет.
1
"Не бойся, милая! Никто не тронет,
Останься здесь". — "Тс! кто-то постучал".
— "Пускай стучат! нас дома никого нет…"
Так бормотал художник, он писал
Картину и сидел на табурете,
С кистями и с палитрой, в полусвете
Своей уединенной мастерской;
Лишь сверху от окошка голубой
Воздушный луч, спадая, отливался
Как золото на русых волосах
Хозяина, и молча он смеялся:
"Пускай стучат!"
— "Гей!" раздалось в сенях.
2
И вспыхнула в душе его досада,
И в этой безмятежной мастерской, -
Как будто с улицы или из сада,
В ее окно ворвался ветер злой
И закружил осенних листьев ворох -
Послышался внезапный, быстрый шорох:
Как серна, вдруг заслышавшая рог
Охотника, своих летучих ног
Скачок едва дает заметить глазу
И прячется в деревьях за горой,
Так юбку с платьем захвативши сразу
И распахнувши занавес рукой
3
И даже башмаков не подобравши,
За дверью скрылась девушка "Синьор!" -
Послышалось в сенях. — "Несносно!" — вставши
Сказал художник; но его укор
Уже смягчался новым выраженьем,
Внимательностью и недоуменьем,
"Джузеппе: это ты?"
— "Я, я, синьор!"
— "И ты один?" — "Один". — "С которых пор
Тебя не видно, голова лихая?
Войди". И гость, входя, как бы вздохнул -
То был не вздох: порог переступая,
Он только носом воздух потянул.
4
Уединенья пестрый беспорядок,
Пюпитр, картину, свежесть помазка
На подмалевке, колыханье складок
На занавеске, кончик башмака, -
Все оглядел он быстрыми глазами.
"Ты не один?" — спросил он и бровями
Пошевелил; потом прищурил глаз
И засмеялся. — "Да, на этот раз
Ты догадался. С лишком три недели,
Пока ты пропадал, существовать
Игнацио не мог без Грациелли
И если ты не знаешь, должен знать,
5
"Что в душном Риме мне она нужнее,
Чем свежий воздух. Да, твоя сестра
Здесь, у меня". Джузеппе стал мрачнее
На полминуты. — "Этого добра
Не жаль, синьор. Не до нее… — сказал он
И оглянулся. — Тайна! — продолжал он,
Понизив голос, и как дикий зверь
Прошелся по ковру, косясь на дверь.
"Подслушает проклятая девчонка", -
Подумал он, — у ней претонкий слух.
К тому же знаю, кто хохочет звонко,
Тот и болтлив". — "Ну, русский! Ты мне друг.
6
Не измени нам, сделай одолженье!
Поберегись проклятого ножа;
Он на друзей не променяет мщенья,
Большой секрет".
И губы приложа
К его щеке, таинственно и с жаром,
Джузеппе стал шептаться с ним. Недаром
Художник притаил дыханье, — он
Заметно бледен был и удивлен.
Подумав, он ответил: — "Из одежды
Моей возьми что хочешь… Наряди
Его как знаешь… Не теряй надежды
И верь мне. Только… сам ты посуди,
7
Годится ли такое помещенье?"
— "Его, синьор, я знаю… место есть…
И знаешь ли, на случай посещенья…
Там у тебя с террасы перелезть
На низенький забор у палисада
Одна минута, и притом не надо
Большой привычки прыгать".
— "А куда
Дней через пять его ты денешь?" — "Да,
Да, да, синьор, дня три или четыре,
И братья, что в горах, ему такой
Найдут приют, что лучше в целом мире
Он не найдет. Сестра! Идем домой!"
8
— "Постой, Джузеппе, caro mio {*}, лучше
{* дорогой мой (ит.).}
Возьми, вот, деньги, только не брани
Твоей сестры". — "За что? Э, э! Иллючи,
Я рад. Тяжелые настали дни…
Ты скуди ей даешь: она сбирает
Себе приданое — кто ей мешает?
Но я зашел за ней", — и кулаком
Он постучался в дверь: — "Сестра! Идем!"
Дверь скрипнула, и, очи опустивши
И белой ткани узел головной
На темени красиво прикрепивши.
Явилась Грациелля. Боже мой!
9
Какие силы творческие были
Так стройно подняты из недр земных,
Чтоб сотворить все то, что сотворили
Они из этой римлянки! Каких
Античных статуй торс припоминала
Сама природа в дни, когда слагала
Такие формы, а ее чело
Кудрями убирала? Что могло
Зажечь такое звездное мерцанье
В ее как ночь темнеющих глазах!
Улыбки детской алое сиянье
Кто мог разлить так ярко на щеках!
10
Загар ее лица был нежной тенью;
То был не тот коричневый загар,
Который так мирится с южной ленью.
Иль с лицами транстеверинок, в жар
Идущих в город, рядом с женихами,
Да с братьями, на рынок с овощами,
Иль в студии художников — сбирать
Себе приданое, а после отдыхать
На "Trinita del monte", поджидая
"Ave Maria". Нет, она была
Так хороша, что и ее морская,
Быть может, зыбь из пены родила.
11
А сколько было жизни в ней! Смущенье
Переходило в смелость. Громкий смех
В нахмуренную бровь. Повиновенье
В грозу в глазах и в слезы. Не у всех
Художников случаются такие
Натурщицы. Художники иные
Таких красавиц даже и во сне
Не видели; зато к кому оне
Попали в студию, тот чуть ли не потерян,
По крайней мере, если сердце в нем
Не дремлет, он не может быть уверен,
Добром ли это кончится иль злом.
12
"Иди, иди!" — сказал ей брат, толкая
В плечо: — "Adieu, Signor!" Но рассердясь
На брата, Грациелля молодая
Вдруг вспыхнула. Из потемневших глаз
Сверкнули молнии.
— "Да погоди же.
Не торопи! Ты пропадал, и ты же
Меня домой торопишь, сатана!"
Нетерпеливо топнула она,
Из рук его рукав освобождая.
— "Дай мне проститься прежде чем ушла".
И ласково, от гнева простывая,
Она артисту руку подала.